— Напиши мне бумажку, что ты вчера нашла свои туфли дома и, что их никто не крал, а? — с доверительной непосредственностью попросил я ее и, подойдя к приставному столу, сел напротив.
— Ты, что, Корнеев, совсем охерел?! — щеки Софьи Львовны покраснели, а глаза ее недобро засверкали, — Вы и так мне уже два месяца нервы треплете! Да хрен с ними, с этими туфлями! Но ведь вы, мало того, что работать не хотите, вы же еще нагло хамите людям, за счет которых зарплату и штаны получаете! Вот тебе, а не бумажку! — княгиня Софья моментально превратилась в базарную торговку с Привоза, выбросив в мою сторону композицию из пальцев в виде простого пролетарского кукиша.
Ситуация частично прояснялась, но многое для меня по-прежнему все еще было непонятным.
Я укоризненно покачал головой и, потянувшись через стол, забрал у нее минералку.
— Нехорошо, Соня! Не по-товарищески поступаешь! — я отпил прямо из горлышка холодной бутылки глоток колючего нарзана, — А ведь я хотел помочь тебе с твоей обувкой.
Софья Львовна убрала фигу и задумалась, недоверчиво прищурившись.
— Как это помочь? Ты же только что совсем другое говорил. Чтобы я тебе написала, будто нашла их дома! И что их никто у меня не крал! — мадам Мордвинцева немного охолонула и смотрела на меня, пусть с недоумением, но уже без особой злости.
— Гарантировать не стану, что верну тебе твои лыжи, но вот найти их похитителя я могу попытаться. Думаю, что дней за десять я управлюсь.
Отмахнувшись от заглянувшего в дверь представительного мужика в заграничных дымчатых очках, Софья резко встала и опять направилась к холодильнику за следующей бутылкой. Ей бы моделью в Доме моды работать с такой-то статью, невольно подумал я. А меня бы в тот Дом костюмером к ней или личным лифтёром. Интересно, какого размера у нее лифчик? Вернувшись на место, Софья Львовна опять наполнила свой стакан. Ополовиненную тару с остатками нарзана она предусмотрительно убрала подальше от меня, за стоявшую по ее левую руку электрическую печатную машинку.
— Ну, — глаза ее сузились, — Говори, как жулика искать будешь? А я подумаю, может, и напишу тебе твою бумажку, — уже вполне спокойно и по-деловому продолжила она, пристально выглядывая в моих глазах намерение ее обдурить.
— Потом расскажу. Да ты не бойся, я за свою жизнь еще ни одной девушки не обманул, найду я твоего обидчика! — как можно увереннее выдал я вексель.
— Твоя задача, душа моя, дня через три еще одну пару засветить перед твоим коллективом. Ты же понимаешь, что это кто-то из своих тебя разул? — в ответ она согласно кивнула.
В моей битой голове уже сложилась немудреное оперативно-техническое мероприятие. Надо было только додумать детали и организовать реквизит.
— И имей в виду, новая пара туфель должна быть круче украденной! Поняла?
— Поняла. Есть у меня такие, я их на день рождения здесь надевала, все видели, — движимая жаждой отмщения, вдова азартно включилась в процесс розыска.
— Ты мне обязательно коробку от них завтра принеси! Сохранилась коробка?
— Сохранилась. И коробка, и чек. — Мордвинцева постепенно выходила из режима круговой обороны и уже не смотрела на меня как на беглого висельника.
Глава 11
В Волжский я возвращаться не стал, а поехал на встречу с Блондином. Именно такой рабочий псевдоним выбрал себе Чирок. Это при том, что блондином он не был совсем, даже с большой натяжкой. Может быть, он им и станет, потом, когда седина с его висков покроет всю голову, но пока что он был уверенным брюнетом. Ну да бог с ним, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось. Главное, что Юрий Николаевич что-то там нарыл в своих мясокомбинатовских палестинах и через Еникеева меня об этом уведомил.
Трамвай переехал мост, потом через железнодорожные пути и на следующей остановке я вышел. Еникеевская «буханка», как и договаривались, стояла через дорогу за детским садом. Помощник и информатор сидели внутри, и оба нещадно дымили. Лезть в газовую камеру системы УАЗ не хотелось.
— Толик, ты бы пожалел мое здоровье и покурил бы на улице! — выпроводил я Еникеева наружу после того, как поздоровался с обоими за руку.
— Как твое здоровье, Юра? — поинтересовался я, оглядывая немного ожившего после нашей крайней встречи Чирка.
— Пойдет! — отмахнулся Блондин и, криво ухмыльнувшись, продолжил — Получается, что мы с тобой, Егорыч, оба от бандитского беспредела пострадали? — окинул он взглядом мою, пока еще некондиционную прическу.
Обращаясь ко мне по отчеству, Чирок поступал мудро. Получалось вроде бы уважительно и без панибратства. Но вместе с тем и как бы по-свойски. Это самая оптимальная форма общения между агентом и куратором. Именно в таком формате я и общался с большей частью своего негласного аппарата в своей прошлой оперской жизни. С агентурой, завербованной из рафинированной интеллигенции и чиновничества, все было несколько иначе, но тоже без особых изысков. Приходилось держать на связи и совсем откровенных мерзавцев. Но там и общение было другим, и рычаги для воздействия на тех каналий также использовались соответствующие. Кесарю кесарево, а слесарю слесарево.
— Не переживай, Юра, твоих обидчиков я накажу. Пройдет чуток времени, поутихнет шумиха и я их всех закрою. Надолго закрою. Ты мне про моих подскажи, узнал что-нибудь? — перешел я от лирики к конкретным вопросам.
Черняев щелчком отправил бычок в сдвинутую боковую форточку и тут же прикурил следующую сигарету. Было заметно, что он изрядно волнуется.
— Ты дня за три до того, как тебя покалечили, в гараже комбинатовском был? — Блондин не отводя взгляда, напряженно ждал моего ответа.
— Не помню, Юра, — решил я не мудрить перед агентом, — Пока не помню.
— Был! И машиной ты там одной интересовался. А машина та не простая и человек на ней работает тоже не простой. С ним сам Сергей Викторович за руку здоровается. Когда никто не видит, — после запинки уточнил он.
— Какой Сергей Викторович? Муха?! — опешил я, припоминая директора мясокомбината Муху Сергея Викторовича, депутата областного Совета.
— Он самый, — вспомнивший про свою сигарету Чирок глубоко затянулся. — Человечек тот — Гарифулин Дамир, они с Мухой еще с простых работяг в забойном цеху начинали. Коровам глотки резали. Потом Дамир на десятку сел по мокрому, а Сергей Викторович, наоборот, он удачно женился. А как женился, так сразу же учиться поступил заочно. Теща у него тогда как раз начальником весовой на приемке скота работала. Знаменитая была женщина!
Черняев с самым неподдельным уважением покачал своей покоцанной головой.
— И должность у нее была золотая! За смену на пару процентов вес скотины при приемке занизит и уже полторы своей годовой зарплаты почитай заработала. Колхозники и пикнуть не смели, потому как с весовой спорить им себе дороже. Машины могут простоять за воротами сутки, а то и все двое. Причина всегда найдется. А скотина без питья в кузове беснуется. Ревет от тесноты и голода. Да еще и серет им в кузов, те же проценты в весе теряя.
По виду Блондина было непонятно, осуждает он мухинскую тещу или завистливо ею восхищается. По всему выходило, что имел место второй вариант.
— Что, и сейчас на комбинате весовая также работает? — заинтересовался я.
— Не, уже не так же. Сейчас, при Сергее Викторовиче, берут больше. Меньше трех процентов при приемке с колхозанов не снимают. Бывает, что и больше.
— Юра, ты же не просто так про этого Дамира начал? — прервал я паузу в столь занимательном рассказе моего информатора, — Он как-то связан с моими проблемами? — я машинально потрогал свою «модельную» стрижку.
— Сам решай, но мне один верный человек сказал, что он с Хасанычем левые дела имеет. Очень большие дела! А то, что он каждый день к нему в магазин два рейса делает, я и сам раньше знал. И, что дружба у Хасаныча и Дамира еще с лагеря тянется, тоже знал. Они там на строгом вместе срок отбывали.
Я с тоской посмотрел, как Блондин разминает очередную сигарету, но проявлять свое неудовольствие не стал, он и без того заметно нервничал, выдавая добытую информацию. И тут надо было признать, что основания для переживаний у него были. В эти минуты Чирок самым настоящим образом рисковал своей головой.
— Помнишь, ты меня спрашивал, чем ты мне помочь можешь? — разглядывая что-то в боковом окне, спросил он. — Просьба у меня есть. Серьезная просьба.
— Помню. И если это в моих силах, то обязательно помогу. Я же тебе сказал, что за того мокрушника, которого ты опознал, я тебе крепко должен.
— Егорыч, помоги мне на мясокомбинат вернуться? — Черняев с надеждой повернулся в мою сторону. — Экспедитором там или еще кем. Помоги?
Чего-то подобного я от Юры ожидал. Просьба его логична и, как бы это сказать, вполне законна. По чину просьба. Информация, которую он мне слил, того стоила. Но вот как выполнить эту его просьбу, я пока еще не представлял. Уж больно мелкая у меня должность, а, следовательно, и административный ресурс мой слабоват, чтобы выполнить ее правильно. Этот мой изъян можно было компенсировать только реализацией хорошо продуманного оперативного мероприятия. Да вот беда, в нынешней своей ипостаси я без году неделя. Не секу пока что я поляну. Однако Блондину следовало бы потрафить, так как лучший агент, это тот агент, который работает не из-под палки, а за идею или за личный интерес.
Но помогать Черняеву следовало с большой осторожностью. Не будь моего прошлого опыта, я бы сейчас, не мудрствуя, нашел бы компромат на какого-нибудь комбинатовского кадровика и принудил бы его трудоустроить своего «шурика». На том бы все и закончилось. И для Юры, и для меня. Плохо бы закончилось. Сиженный и жесткий криминалитет, да еще в связке с вороватыми белыми воротничками, невооруженным взглядом узрят в такой кадровой подвижке внедрение стукача. И напридумывают себе того, чего в моей голове пока еще нет и в помине. Но как только они авансом напридумывают о помыслах моих коварных, так тут же и напугаются. И испуг тот будет жутким, с тяжелым трупным смрадом от расстрельной стенки. А с такого испугу эта публика может много чего наворотить. Особенно по старым дрожжам. Я опять потрогал голову…