— Ага, ну вот и наш орденоносец явился! — в ответ на моё уставное приветствие, с неискренней улыбкой изобразил свою радость Алексей Константинович. — Да ты проходи, Корнеев, проходи, чего встал⁈
Глава 14
Странное по формулировке приглашение отделенного командира было высказано без какой-либо интимности. Ничуть не таясь и в полный голос. И хер бы с ним, но подпирающий со спины народ к такому информационному выверту со стороны начальства готов не был. В затылок мне послышались стихийные и потому искренние вздохи, выдохи, и прочие восклицания. Неконтролируемые и, как мне показалось, не все они были позитивного свойства. А еще мне очень захотелось понять, что же такое побудило Алексея Константиновича прилюдно продекларировать данную эскападу. Ну не мог же он всё это просто так выдумать в своей начальственной и потому до бескрайности умной голове. Да еще без посыла вышестоящих бояр от МВД и родной партии! Откуда бы ему знать без веяний сверху про мои дерзновенные амбиции относительно ордена? Которые я без стеснения и в форме ультиматума озвучил угнетающей верхушке областной парторганизации.
Однако, разум контуженного ветерана подковёрных игр в моём спинном мозгу включился вовремя! И на спонтанно проявленную Данилиным провокацию я ничем не отреагировал. Во всяком случае, зримо.
А тем временем, ропот и брожение из-за спины нарастали всё сильнее, и явственней.
Я принципиально не обращал внимания на зудящую эрекцию личного состава. Равно как и на пока еще непонятый мною взгляд главного из всех присутствующих здесь майоров. Вместо этого я с невозмутимой смиренностью проследовал к своему стулу. На котором разместился с видом задумавшегося глубоко порядочного человека. Которого пока еще пускают не только в приличные дома, но и в некоторые начальственные кабинеты.
И да, меня несколько удивило еще одно обстоятельство. А именно то, что доселе строгий Данилин, прежде не терпевший пустословия подчинённых в своём кабинете, сейчас молчал. Ныне он своего внимания на праздный бубнёж следаков почему-то не обращал.
— Изволь объясниться, Корнеев, к какому такому подвигу ты вдруг причастным оказался? — прекратив нервно тискать пальцами «родопину», начал её прикуривать майор. — Это с какого вдруг перепугу мне из области на тебя пальцем указали? И велели, чтобы я инициативу проявил по представлению тебя к ордену? Это как понимать, лейтенант⁈ Не к «Отличнику советской милиции», а к ордену, блядь!! — сорвался Данилин на фальцет, не выдержав казуса космического масштаба в священном ритуале раздачи слонов.
Я снова, и теперь уже почти привычно, удивился несвойственной Алексею Константиновичу необычайности. И это, еще мягко говоря! Ранее все вопросы деликатного характера он неизменно задавал без свидетелей. Во всяком случае, так у него было со мной. Всегда так было! А тут он вдруг настолько распоясался, что наплевал на основополагающие принципы окормления служивой паствы. И похуистично забил на всё. На все писанные и не писанные правила для любого милицейского начальника. В том числе забил и на проявленную им сверхпубличность текущего момента. В результате без малого пятнадцать любопытных рыл следственной масти алчно жаждали новой крамолы и иных непотребных зрелищ. И затаив дыхание впитывали происходящее, не пропуская мимо ушей ни одного грана скандалёзной инфы.
Ситуация усложнялась тем, что все находящиеся в помещении были профессионалами. И потому процессуально независимый народ на вопиющую промашку Акеллы отреагировал моментально и единообразно. Он, этот во многом искушенный народ, мигом заткнулся и, дико выпучив зерцала, погрузился в арктическое безмолвие. Ранее такой стерильной тишины в этом кабинете я не наблюдал ни разу. Я даже услышал волнительное поскрипывание перегруженного стула под толстой и, безусловно, заслуженной жопой старшего следователя Шичко. Которую мне совсем недавно так и не удалось сфаловать на халявный сочинский песок ведомственного санатория. Или же я опять что-то путаю?‥
— Чего молчишь, лейтенант, я вопрос тебе задал! — одной затяжкой втянув в себя половину болгарской сигареты, продолжил дознание Данилин, — Я тебя об одном только прошу, ты дурака, пожалуйста, сейчас не включай и на секретность не ссылайся! Давай, смелее Корнеев! Ты не стесняйся, ты валяй, хвались своими заслугами! А мы тут все за тебя дружно порадуемся. Всем нашим подразделением! Ведь порадуемся же, товарищи офицеры?
С суетным блеском в глазах Алексей Константинович оглядел присутствующих в кабинете подчинённых. Которые, в свою очередь, по примеру начальства так же еще больше возбудились и заёрзали мозолистыми седалищами по казённой мебели. Относительно спокойной оставалась только Лида. Она время от времени оборачивалась и окидывала меня печальными взглядами. Как я понял, кем-то пущенная сплетня о моём скором отбытии в белокаменную, крепко засела занозой в её истерзанной душе.
— Так точно, товарищ майор! — решив придерживаться приобретённых в армии рефлексов, дисциплинированно поднялся я с места, — Высшим, но мудрым руководством нашей Родины принято принципиальное и окончательное решение о моём награждении. Сам точно не знаю, но как мне сказали, награждать будут по итогам моей службы в Октябрьском РОВД! А если сказать еще точнее, то за безупречную работу во вверенном лично вам следственном отделении! — стремясь придерживаться стиля незабвенного Юдки Берковича Левитана или, по меньшей мере, Игоря Кириллова, с достоинством отчеканил я.
Коллеги окончательно перестали придерживаться служебной дисциплины и даже какой-то самой примитивной этики. Они загомонили, уже ничуть не сдерживаясь. А самые темпераментные из них повскакивали с мест. И подались с дальней периферии кабинета ближе к солирующим в этом акте исполнителям. То есть, ко мне и к товарищу майору Данилину.
— Чего-о-о⁈ — поперхнувшись вонючим болгарским дымом, закашлялся следственный начальник, — Ты чего несёшь, Корнеев⁈ Ты издеваешься? Какие на хер итоги⁈ Нам всем еще целый квартал до конца года пахать и показатели из глубочайшей жопы вытягивать! — надсадно отбухав прокуренными лёгкими и вытерев кулаком выступившие от натуги слёзы, оскорблёно взвился наш шеф, — И вообще! Ты же у нас в Октябрьском без году неделя служишь! За что тебя-то награждать⁈ — никак не желал униматься принципиальный по части вручения орденов майор.
— А ну, сюда всем внимание! Кто-нибудь здесь понимает, что происходит? Есть у кого-то информация по Корнееву? Лидия Андреевна, вы что скажете⁈ — обратился за помощью к Зуевой и к залу начальник следствия.
Лида, как ванька-встанька подскочила со своего стула и замотала головой, категорически отрицая, что она обладает какими-то интересующими майора знаниями.
А Данилин, так ничего и не прочитав на моём каменном лице, тоже нервно вспрыгнул на ноги. И навис над своим столом, буравя капитана Зуеву горящими глазами. Нездоровый чахоточный румянец, играющий на его щеках, добра никому не сулил. Он не предвещал ничего хорошего для любого, кто попытается утаить хотя бы крупицу важнейших сведений. И еще товарищ майор почему-то решил, что Лида может быть в курсе относительно изменений в моей героической судьбе. Впрочем, могло быть и так, что его внештатные информаторы тупо переусердствовали. Что его стукачи просто переоценили степень допуска Лидии Андреевны к моим личным секретам.
С сомнением поковыряв глазами съёжившуюся под его взглядом замшу, Алексей Константинович махнул на неё рукой, позволяя ей опуститься на стул. Но Зуева предпочла остаться в стойке «смирно». Чтобы хотя бы этим доказать возбуждённому руководству свою лояльность. И готовность в дальнейшем честно служить ему лично. А заодно и Родине.
Товарищ майор, не торопясь, по-удавьи обвёл каждого следака пристальным взором. Но никто из них не оправдал его надежд. Кто-то, не напрягаясь с креативом, взял и малодушно опустил глаза в пол. А кто-то, тоже особо не мудрствуя и не стесняясь моего присутствия, просто помотал головой. Тем самым давая понять, что и рад бы заложить любимому начальнику борзого выскочку, да господь не сподобил. Не наделил необходимыми знаниями и актуальной компрой на нестандартного летёху.
— Слушай, Корнеев, — стараясь сдерживать свои эмоции и сжимая кулаки до белых костяшек, снова обратился ко мне майор, — Я же просил тебя! Я тебя как человека просил! Ну не еби ты мне мозги! Говори, сука, что опять вокруг тебя происходит? Чего ты опять натворил⁈ Или, может, ты их стесняешься? — Данилин, даже не утрудившись обвести взглядом принадлежащий ему личный состав отделения, вяло, если не сказать пренебрежительно, шевельнул пальцами, — Так это ты напрасно! Потому как данная информация это, как говорится, секрет полишинеля! Всего на несколько дней этот твой секрет тайной будет! Не бывает чудес, всё равно протечет из кадров! Или мы ещё раньше из политотдела всё про тебя узнаем. Тем более, что скрывать никто и ничего не будет! Не для того тебя награждают, лейтенант Корнеев, чтобы прятать это событие от гарнизона области! — ни на миг не отводя от меня пытливых глаз, на одном дыхании выпалил Алексей Константинович.
Что ни говори, а он прав! И по-хорошему, надо было бы сейчас потрафить дорогому товарищу майору и хоть что-то ему слить. Но что я мог ему рассказать, если у меня самого не имелось какого-то ясного понимания о происходящих эволюциях? А кроме того, давным-давно и гвоздями-двухсотками было вбито в мой мозг, что уж лучше промолчать о себе, чем сболтнуть что-то лишнее. Слишком часто я сожалел, особенно по молодости, когда что-то сказал сверх минимального минимума. И напротив, за всю свою богатую на события жизнь я почти ни разу не пожалел о том, что промолчал, когда язык рвался на свободу.
— Поверьте, товарищ майор, если по правде, то сам толком ничего об этом не знаю! — почти не лукавя, упёрся я наичестнейшим взглядом в растерянные и одновременно с этим, злые глаза отца-командира, — Так-то мне по совокупности моих заслуг планировали орден Ленина вручить! И понятное дело, в комплекте с соответствующей медалью. Но, ей богу, Алексей Константинович, я в категорической форме от Золотой Звезды отказался! Считаю, что это было бы слишком уж нескромно! Как-то не по-комсомольски и не по совести! Слишком уж я молод и не время еще! Да и не космонавт я. И под танк вражеский, слава богу, ни разу не бросался. Вот, если бы года через два, может быть… — неуверенно пожал я плечами, продолжая удерживать взгляд майора Данилина на себе и осторожно косясь на окаменевшего бордовым гранитом Талгата Расуловича. Лицо майора Ахмедханова насытилось колором кирпичного оттенка и утратило какую-ибо пластичность.