Дабы хоть как-то отвести подозрения от радистки Кэт, то есть, от агента Розы, я решил начать шмон не с цыганского жилища, а с пчелиного. Если бог не отвернётся от нас со Стасом и сподобит на обнаружение хоть чего-то противозаконного в ульях, то небеспочвенные подозрения соплеменников против красотки существенно размоются. Эмоциональная горячка после обыска и последующего оформления находок пройдёт и табор непременно задумается. А семейство Романенок в эти раздумья не преминет плеснуть керосину, обязательно вспомнив, что аккурат перед ментами в их доме появлялась Роза. Поэтому нужен хороший отвод. Чем больше будет обнаружено криминального дерьма в разных углах цыганского подворья, тем неоднозначней будет выглядеть в целом всё событие. И без никому ненужных впоследствии инсинуаций.
Весь мой прежний опыт подсказывал, что в таком случае процесс превратится в привычную для цыган рутину противостояния с ментами. И все последующие криминальные находки моими подопытными будут восприняты легче и поняты гораздо проще. И уже не так недвусмысленно будут указывать на причастность к ним Розы. Пусть уж лучше Иоску злобится и плющит своё немытое жало на обманутого им мужа. Чем на столь редкое исключение из классического цыганского этноса. Исключение, чрезвычайно приятное глазу не только своей стройной фигурой, но и высокодуховной сисястостью. А также ангельским ликом. Впрочем, как православный комсомолец, я убеждён, что цыганского рая существовать не может по определению. Потому как племя это, несомненно, вышло из ада.
— Сарай пошли смотреть! — потребовал я после того, как обстоятельно представился и предъявил сначала маме Злате, а потом папе Михаю своё удостоверение, и постановление на обыск.
К изучению данного процессуального документа цыганское семейство отнеслось со всей чавэлской дотошностью. Сначала, шевеля губами и кидая на меня подозрительные взгляды, они прочитали весь текст, включая и мелкий типографский. Потом не пожалели времени на тщательный осмотр размашистой подписи прокурора Кировского района и синего оттиска его бройлерной по размеру печати.
Не найдя подвохов в документе, мать его за ногу Иоску, бумагу мне вернула и отдала своему подкаблучному супругу команду проводить меня к сараю.
— И следи там за ними, чтобы чего не спёрли! — обращаясь к мужу, не удержалась мама Злата от колкости, почему-то глядя именно на меня. — А я с детьми в дом пойду! Холодно на улице, еще простудятся, чего доброго.
Понятно, что пошла она не детей от мнимого холода спасать, а делать экспресс-ревизию и перепрятывать запрещенные к обороту на территории РСФСР предметы. Но в данную минуту меня это волновало меньше всего. Так и так на полноценный, и качественный обыск у меня нет сейчас ни времени, ни достаточных для этого ресурсов. Как технических, так и людских. Мне бы найти, то, что сам положил, а чужим добром можно и пренебречь. Мы люди честные и не жадные, а потому чужого преступного барахла нам не надо. Нам своё бы забрать и подобру-поздорову с ним уйти. Ну, если только попадутся те вещества, которые у иоскиных пчел на ответхранении лежат… Они-то мне пригодятся, вот их-то я обязательно и со всем тщанием поищу! Даже рискуя быть покусанным не только пчелами, но и пропитанной никотином старухой. Хорошо бы инфа о наркоте в ульях не была замешана только лишь на воспалённой фантазии обманутого соседом Николая Радченко. Воистину, любовь и голод правят миром! Н-да…
Зайдя вместе со Стасом и понятыми в просторный дощатый сарай, я огляделся по сторонам. Ничего особенного, а уж тем более, привлекающего милицейское внимание, в нём, на первый и на все последующие взгляды, не хранилось. Вилы, грабли, лопаты и прочий хлам, который хозяевам жалко или лень вынести на помойку.
— Вон, смотри! — толкнул меня локтем в бок Гриненко, — Надо взять, пригодится!
Я проследил за его взглядом и увидел висящую на стене, похожую на инцефалитку, сетчатую маску. Подойдя ближе, там же на полке обнаружил дымарь и пару заношенных перчаток из потрескавшегося кожзама. Такая находка не могла не порадовать. Что такое злые пчелы мне хорошо известно. Был у меня дальний родственник в прошлой жизни и в деревне Колтубанка, у которого я каждый год покупал настоящий мёд. Не тот, который пчелы переработали из разведённого в воде сахара, а тот, что они принесли с полей и лесов. По моей просьбе родич несколько раз при мне доставал из уликов рамки. Мне тогда хотелось привезти домой мёда не только в банках, но и в сотах. Хорошо помню, что в паре случаев он это делал голыми руками без перчаток. Но каждый раз в маске. И, что характерно, пчелы почему-то не кусали его незащищенные кисти рук. И дымарём он пользовался не всегда, иногда его пчелам хватало дыма от нескольких сигаретных затяжек хозяина.
Приличия ради я прошел по внутреннему периметру плохо освещенного сарая. Пыльные и затянутые паутиной окна света почти не давали и потому проводить какие-то серьёзные изыскания смысла я не видел. Оглядевшись напоследок, я прихватил сетку и перчатки. И держа их в руках, вышел из дровяника наружу.
— Зачем взял? — забеспокоился гадский папа Михай, — Не озоруй, верни на место, сын вернётся, ругаться будет!
Говорить ему, что моими молитвами его сын вернётся в этот сарай совсем нескоро, я не стал. Ни к чему расстраивать мужика раньше времени. Нам в его присутствии предстоит ульи потрошить, а потом еще и дом шмонать. И хрен его знает, что хуже, потревоженные пчелы или расстроенные цыгане…
— Обязательно верну, только чуть позже! — успокоил я радеющего за семейное имущество мужика, разглядывая антипчелиный инвентарь. — Не волнуйся ты так, Михай, не будет твой сын ругаться, я с ним договорюсь!
Дымарём пользоваться я не умел и чем заряжать его, тоже не знал. В то, что отец сучьего потроха Иоску, а тем более, злобно дымящая бабка, станут помогать в моих поисках, я не верил. Потому и драконить их до финала нашего богоугодного мероприятия по официальному изъятию боеприпасов, а, если повезёт, то и наркоты, желания у меня не было.
Бабка, накурившись своей ядовитой махры, смотрела на меня с еще большим неодобрением. Но, слава богу, пока молчала. Странно, обычно женщины ко мне относятся более благосклонно. Видимо, не той системы у неё табачок…
— Слушай, Михай, вчера я с твоим сыном разговаривал, — издалека начал я, подождав, пока родитель моего клиента выйдет из лабаза, — Так вот, твой Иоску сказал, что ты большой специалист и в пчелах хорошо понимаешь, это так? — осторожно попытался я привлечь папеньку к разоблачению его злодейского сынишки.
Мужик, несмотря на свою природную хитрость, явно был ума не великого. Радостно заулыбавшись моему комплименту, он самодовольно кивнул головой и уже хотел что-то ответить. Но вздорная старуха его опередила.
— Ничего он в пчелах не понимает! — резко и без особого почтения ткнула она своим чубуком в спину Михая, — Пчелами Иоску занимался! Приходи на следующей неделе, когда он из тюрьмы вернётся!
От осознания того, что сеанса апитоксинотерапии мне сегодня не избежать, стало грустно. И я не удержался, чтобы частью этой грусти не поделиться с насквозь прокопченной старой кочерыжкой.
— Не вернётся твой Иоску на следующей неделе! — хмуро из-за понимания, что без агрессии цыганских пчел уже не обойтись, ответил я хрычовке, — Он и через год не вернётся, если вы с органами следствия себя так вести будете!
Остатки человеческого обличья мигом слетели с бабкиной образины и мне стало как-то не по себе. Теперь на меня злобно таращилась старая ведьма из фильма «Вий».
— А я тебе тогда на спину плюну и у тебя твой хер никогда уже не встанет! — словно подколодная змеюка зашипела в ответ на мои слова бабка.
Рядом стоявший Стас неожиданно и громко икнул. А кировские опера подались от меня, как от прокаженного. Проворно отскочив шага на два вглубь пыльного сарая. Понятые спортсмены и даже товаровед Барабанова, которой стояк уж точно был без надобности, не так явно, но тоже запаниковали. И только несвятой отец Михай остался безучастным, как сфинкс, стерегущий кирпичную пирамиду.
Бабка была настолько убедительна в своей угрозе, что и у меня от такого её обещания по спине волной, и стуча копытами прокатилось стадо ледяных мурашей. Сначала вниз к седалищу, а потом обратно к затылку. Видать их гулкий топот меня и вернул в оптимизм, и в здравое сознание. Уже в следующую секунду мне стало весело, как это бывает у заядлого говнокура, изрядно пыхнувшего анашой. Потом и душа обрела необычайную лёгкость. А параллельно еще включился трезвый разум циничного безбожника-атеиста, пережившего не только МММ, но и Чумака с Кашпировским. И от всего этого мне стало еще веселее.
— Бабуль, а ты не обманешь? Ты правду говоришь, что хер никогда больше не встанет? — сдерживая приступ неудержимого веселья, шагнул я к цыганской рептилии так стремительно, что сморщенное рыло её перекосилось и она испуганно шарахнулась назад, — Если не врёшь, то очень тебя прошу, обязательно плюнь! Ей богу, заманался я уже с этими бабами, никакого продыху от них нет! Это ничего, что свисток навсегда повиснет, зато, потом как гора с плеч и уже никаких забот! Эх, спасибо тебе, добрая старая женщина, наконец-то я для себя поживу!
Я демонстративно повернулся к древней аферистке спиной и, махнул рукой, разрешая вершить непотребное святотатство.
— Плюй! — скомандовал я злобной кочерге через плечо, — Не жалей слюны, старая, круши либидо комсомольца!
Позади ничего не происходило, лишь звенела мертвенная тишина. Которую с размеренностью блокадного метронома, раз в полторы секунды своим иканием прерывал старший лейтенант Гриненко.
А впереди и чуть вправо, среди плодовых деревьев неухоженного сада стояли улья. Нику давеча говорил, что их должно быть не менее пяти, но отсюда я видел только три штуки.
— Ну чего, никак? — обернулся я на стоящую истуканом бабку кобелирующего спекулянта Иоску, — Так и знал, что верить бабам нельзя! Особенно цыганским. Пойдёмте, товарищи, нам еще следственные действия производить надо! Проснись, Станислав! — уже персонально обратился я к оперу, поторопив его тычком в бок.