Сезон медосбора уже завершился, но погода сегодня была не мокрая и солнечная. И это хорошо. Потому что пернатые насекомые должны быть добрее. Грабить пчел мы не собираемся, но они этого не знают и потому всё равно будут обороняться. И это плохо.
— Кто из вас курит, коллеги? — обернулся я к кировским охранителям социалистической собственности, подозревая, что бабка после провала с моим оскоплением, махрой делиться со мной не захочет.
— Ну я курю! — ответил всё еще робеющий капитан Антонов, — И я! — вторил ему лейтенант Самохвалов, наверное, из скромности оставаясь от меня в отдалении.
— Тогда ближе подходите, чего, как неродные? Пошли к ульям! — выдал я им команду, надеясь, что пчелы свою атаку начнут с ОБХСС, — Понятых тоже прошу подойти ближе к ульям!
Всё-таки хорошо, что осень и уже прохладно. Пчел у летка было не много и выглядели они не шибко активными.
Пространство ульев не такое уж и большое, много там не спрячешь. Если только не вытащить из них рамки. Но, если пчелы снуют туда-сюда, то ульи не пустые. Я решил осторожно обойти всю пасеку.
— К ульям пока близко не подходите, где стоите, там и стойте! — распорядился я и пошел на разведку, натягивая на голову сетчатый колпак. Поколебавшись, надел и перчатки.
Теперь, когда полностью обогнул сарай, я видел все пять пчелиных домиков, вразнобой стоявших между деревьями. Начать я решил с дальнего, опасливо рассуждая, что если подвергнусь нападению злобных тварей, то бежать вглубь непролазного сада будет глупо.
Подойдя к крайнему улику, я пригляделся к летку, через который сновали пчелы. И увидел какие-то непонятные белёсые стружки-опилки. Своим цветом эта труха напоминала воск, но воском она не была. Слишком уж молочно-белая и местами прозрачная. Рискнув и сняв правую перчатку, я взял субстанцию в щепоть и помял пальцами. Это точно был не воск!
— Понятые! Ко мне! — стараясь не борщить и не вибрировать голосом, скомандовал я парням Гриненко, — Быстро, но не бегом и без резких движений!
— Сигареты им и спички отдайте! — велел я кировским бэхам.
«Колбасники» правильно поняв, что, если они зажлобятся с куревом, то подходить к ульям придётся им самим. Поэтому скупердяйничать не стали и пачки с табачными изделиями безропотно отдали нашим штатным понятым.
Сетка цыганской маски, как всё, что хранилось в сарае, также была в пыли и паутине. Но приглядевшись повнимательней к тому, что держал между пальцев, я начал что-то понимать. Пчелы, они почти как и осы. Кусачие, как собаки. Не в том смысле, что жалят бедолаг жопой. Помимо привычного террора они способны, как мыши, прогрызть зубами что угодно. Или не зубами. В этом конкретном случае, они в труху перемололи полиэтилен. Которого в улье быть не должно. Прогрызли какую-то упаковку и, будучи чистоплотными домовладельцами, произведённые опилки вытолкали наружу.
— Закуривайте! — шепотом приказал я подобравшимся к улью понятым, — Быстро, пока нас пчелы жрать не стали! Закуривайте и дымите в эту дырку! — осторожно указал я на леток, — А потом сверху в улей, когда я крышку сниму! — поторопил я парней, вознамерившихся мне возразить, что они не такие и вообще-то они спортсмены.
Решившись, я приподнял крышку улья, а затем и фанерку, прикрывающую вертикально стоящие рамки.
Рамки с ползающими по ним пчелами были на месте. За исключением крайних двух. Вместо них, на свободном от пчел и мёда месте располагались две плоские жестяные коробки. Вертикально и в лохмотьях от поточенного полиэтилена, в который они были изначально обёрнуты.
— Дымите, уёб#ки! — повысил я голос на спортсменов, увидев, как возбудились летающие звери.
До понятых всё же дошло, что я не шучу, а пчелы и вовсе настроены серьёзно. Они перестали жеманиться и задымили, мало чем уступая пчеловодческим дымарям.
Вытащив жестянки, я поспешил вернуть крышку улья на место. Потом, не удержавшись, стряхнул с коробок лоскуты упаковки и прочитал то, что было написано сверху. Затем открыл крышку одной и вместо халвы, увидел грязный пластилин. Который вдобавок ко всему еще и омерзительно вонял шмалью.
Глава 8
Во всех остальных пчелиных домах обнаружилось то же самое. В каждом из четырёх ульев так же отсутствовало по паре рамок. В пространстве, освобождённом от полезного для человеческого здоровья продукта, было спрятано по две совершенно одинаковых жестянки с псевдохалвой. Точнее, с дурью, если называть нехорошие вещи своими именами. Не шибко сладкой и совсем не полезной для здоровья лиц, склонных к её потреблению.
Нынешних цен на данный наркотический и зловонный деликатес я не знал даже приблизительно. Однако, изощренность хранения и продуманность упаковки, а также количество самого дурмана, наводили на определённые размышления. Например, что в игре, на которую потрачено столько свечей и креатива, ставки должны быть высоки.
Как не осторожничали мы с понятыми в изъятии из ульев отравы, но избежать пчелиных укусов не удалось. Сам-то я, благодаря цыганскому антипчелиному ОЗК уберёгся, а вот обоим понятым досталось. Летающие пособники наркобарона Иоску возбудились настолько, что в помощь спортсменам мне пришлось мобилизовать обоих «колбасников». Теперь не в себя курили уже четверо.
Поначалу бэхи решили было отказаться от участия в обеспечении следствия дымовой защитой и даже громко возмутились. Но я быстро привёл их в чувство. Пообещав, что если они продолжат упорствовать и саботировать мои указания, то я буду вынужден поднять данный вопрос на самом высоком уровне. Официально и непременно письменно. И не столько о сегодняшнем обыске, сколько о предыдущем. При котором они, как теперь мне обоснованно представляется, умышленно «не заметили» конских залежей наркоты. Я торжественно пообещал капитану Антонову и лейтенанту Самохвалову, что потребую провести служебную проверку. Которая, уверен, вскорости примет статус уголовного дела. Проверки на предмет того, сколько им было заплачено цыганской наркомафией за то, что при прошлом обыске они так легкомысленно прошмыгнули мимо ульев.
— Ты сам-то как думаешь, капитан, при наличии московской бригады в городе, удастся вам соскочить с показательных репрессий? — грозно прищурился я за пыльным забралом, — Тут уже вы обычной дисциплинаркой с последующим увольнением в народное хозяйство не отделаетесь! Сегодня и завтра вы еще погуляете на свободе, а уже к обеду понедельника вам с цыганами очные ставки проводить будут. И заметь, не местные прокурорские, а московские! А они, если вцепятся вам в холку, то хер уже из СИЗО вас выпустят! Им, капитан, тоже результаты своему московскому начальству выдавать надо!
После такого моего заявления кировчане сдулись и, не возразив мне больше ни словом, ни жестом, покорно закурили. А потом с обреченными лицами, словно в урановую шахту, шагнули ближе к понятым и пчелам.
С трофеями отступали мы организованно к сараю, где за закрытыми створками ворот прятались бабка преступного торговца труселями и наркотой Иоски, его пассивный отец Михай и наш эксперт-товаровед Баранова.
— Все в сарай! — выдал я команду четверым курильщикам и Стасу, — Продолжайте дымить, только халупу эту не спалите! И ворота быстрей закрывайте!
Меня уже всерьёз беспокоило, что запаса спасительной махры может не хватить.
Мы с Гриненко ретировались в авангарде колонны, держа перед собой, как стопки кирпичей жестяные коробки с отбитой у пчел «халвой». Каждая из которых весила не меньше килограмма. В моё время гнусный аморал и любитель чужих женщин гарантированно присел бы на ПЖ за такое количество наркоты. Но пока в этом мире всё по-другому и больше пятилетки по совокупности грехов Иоску не получит. По нынешнему уголовному законодательству за манипуляции с запрещенными веществами дают детские сроки. Сто рублей штрафа или год лагеря. Поэтому похотливый спекулянт отхватит не больше пятёрки. Потому что отрава пойдёт всего лишь прицепом к бизнесу на женских тряпках и к боеприпасам. Советский и самый гуманный в мире суд даже не будет складывать сроки, он применит принцип поглощения более тяжелой санкцией менее суровую. И в результате такой благостной арифметики, бабские труселя легко поглотят в свои недра все десять кило наркоты. Или восемь. Часть шмали я всё же решил утаить. Не корысти ради, а токмо для оперативных нужд.
— Минут десять подождать придётся! — поочерёдно поглядывая на стасовских понятых и на бэхов, я старался не улыбаться, — Пусть пчелы успокоятся, тогда уже и в дом пойдём!
Все четверо заядлых курильщиков, Стас и понятые в еще большей степени, выглядели сейчас беглыми принцами-консортами из Монгольской народной республики. Там, где еще час назад у правоохранителей и их пособников были нормальные человеческие глаза, сейчас виднелись только узкие щелки. Через которые все пятеро смотрели на меня без дружеского расположения. Слегка раздавшиеся в стороны щеки превратили славянские овалы лиц в круглые блиноподобные морды, не побоюсь этого слова. Отчего все пятеро луноликих специалистов по пчелиному шмону еще больше стали походить на внебрачных сынов Сухэ Батора. Сильно подверженных постыдному пороку в виде табакокурения. Слишком уж провоняли они смрадом табачного перегара.
Поначалу и на правах руководителя я хотел было отдать участникам мероприятия новое распоряжение, но посмотрел на убогих и сдержался. Поэтому не стал дразнить копченых гусей указаниями и тару для цыганской «халвы» решил поискать самостоятельно.
Дважды обойдя сарай, я не нашел ничего подходящего. Пришлось довольствоваться дерюжным мешком, наполовину заполненным каким-то ветхим тряпьём. Без сожаления и под гневный ропот пыхающей дымом бабки я вывалил тряпки прямо на земляной пол. После чего загрузил в освободившийся мешок банки с дурью.
— Посмотри, как там? — подтолкнул я Михая к выходу, — Если еще роятся, то заводи свою дымную шарманку! — указал я на профессиональный пчеловодческий дымарь. — Только не говори, что не умеешь им пользоваться! Будешь дурковать, твоя бабка тебе не поможет и я тебя с собой заберу! Ты у меня на пятнадцать суток сядешь!