ва находится в двух шагах от него, в телетайпной конуре. Где принимает ориентировки, в режиме реального времени поступающие в Советский из областного УВД.
На уровне условных рефлексов павловской собаки зная всю специфику работы райотдельской ОДЧ, я не стал наглеть и долго занимать телефон дежурки. Лишь попросил Аркадьича придержать Нагаева и по возможности никуда не отправлять его из РОВД в ближайшие полчаса. Клятвенно заверив капитана, что буду в Советском не позже, чем через двадцать минут.
— Подожди меня здесь, я быстро! — попросил я Стаса, когда мы с ним остановились неподалёку от здания моего бывшего райотдела.
Опер Гриненко, будучи настоящим профессионалом, очень хорошо понимал, что не все разговоры между сослуживцами могут быть публичными, поэтому не обиделся и кивнул в ответ. Откинувшись на спинку сиденья, он смежил веки, а его одутловатое лицо мигом изобразило высшую степень неотвратимого дремотного блаженства.
Вову я вывел на улицу. Разговаривать в стенах раймилиции, где мимо нас непрестанно туда-сюда сновали граждане и сотрудники, я не решился.
Без суетливой спешки и с изложением всех знаковых деталей, я обрисовал Нагаеву сложившуюся ситуацию. Сделал я это, больше надеясь не на его милицейскую, а на восточную сметливость. Грамотный татарско-оперской креатив мне бы сейчас уж точно не помешал. Однако, надеждам, питавшим наивного, но многократно контуженного юношу, оправдаться было не суждено. Во всяком случае, сегодня. Генерировать для меня прорывные идеи мой друг Вова расположен не был.
— Говори, что надо делать, а я помогу! — без колебаний выдал мне друг свою готовность влезть в мою очередную авантюру. — Ты только подробно всё объясни, чтобы мне понятно было. А уж я тебя не подведу, в этом можешь не сомневаться! И это, Серёг, если очень сильно надо, то может, еще Михалыча привлечь? Я на все сто уверен, что он тоже тебе в помощи не откажет! Хочешь, я его позову?
Я задумался. В словах Нагаева определённо был резон. При имеющемся непростом раскладе, третий и особенно такой третий, как многоопытный майор Локтионов, нам лишним никак не будет. Равно, как еще и четвёртый, и пятый, и даже восьмой. Если бы такие имелись в наличии. Те трое армейских головорезов, по своей кошачьей манере перемещаться в пространстве и по уверенному отсутствию лишних телодвижений, настораживали меня необыкновенно. Они, быть может и не намеренно, но ясно и каждую секунду, пока находились в поле моего зрения, давали повод задуматься. О том, например, что, не трое-четверо, а взвод патрульно-постовой службы, случись что, преградой для них не будет. Именно эта, вовремя пришедшая в голову мысль, меня и остановила. Поборов соблазн прислушаться к рекомендации Нагаева и рекрутировать Михалыча для непростой, и уже послезавтрашней среды, я отрицательно помотал головой.
— Нет, Вова, воевать с советской армией мы будем сугубо по-суворовски! — осознанно отверг я заманчивое предложение друга, — Не числом, а токмо непревзойдённым мастерством и умением. То бишь, действовать мы станем втихаря и с беспредельно подлым коварством!
Невооруженным глазом было видно, что Нагаев ничего из сказанного мной не понял. Но оспаривать моё, полное откровенного цинизма решение, он тоже не стал. Видимо, когда-то давным-давно однажды уже уверовав в мой непогрешимый оперативный гений, он и в этот раз решил полностью довериться мне. Я подумал, что на этот счет рефлексировать нет никакого смысла и продолжил.
— Слушай, дружище, меня в этой вашей аптеке уже порядком подзабыли, — по привычке перестраховываясь на ровном месте, указал я подбородком на угловое здание с зелёным крестом и с тонкими неоновыми трубками на вывеске, — Ты, Вов, будь другом, сходи, купи у них для меня раствор клофелина? Это капли такие, их нормальные люди для глаз обычно используют. Ну и вроде бы еще от давления, если я не ошибаюсь… Так-то, если что, они ни разу не дефицит и просто лежат на витрине. И стоят они копейки, на них даже рецепт не нужен. А на сдачу ты дочке от меня шоколадку потом купишь!
Сунув Нагаеву в руку истрёпанную зелёную трёшницу, я подтолкнул его в сторону входа в полуподвальную угловую аптеку. Её четыре больших окна очень уж удачно выходили сразу на две улицы. И как я помнил из прошлой своей беспокойной жизни, этой особенностью часто пользовались разведчики из «седьмого цеха». Как ментовского, так и комитетского. По очень похожим внутренним инструкциям милицейских и гэбэшных топтунов, дабы не расшифроваться, им категорически было запрещено заходить в любые официальные здания МВД и КГБ. Потому, при наружном наблюдении за своими объектами из числа попавших в разработку ментов, сотрудников гэбни или иных категорий граждан, они использовали торговый зал этой аптеки.
Нагаев окинул меня ироничным взглядом, потом насмешливо хмыкнул и ни слова не говоря, шагнул в указанном мной направлении. Что послужило поводом для его веселья, я так и не понял. И выяснять это тоже не стал. Но вряд ли Вова догадался об истинных причинах, вдруг побудивших меня обзавестись жидким клофелином. Не те нынче времена и потому данный препарат пока еще применяется только по прямому своему назначению. То есть, исключительно для поправки здоровья граждан. Это потом, уже в махровые девяностые случится дикий рост использования этого, вроде бы безобидного на первый взгляд лекарства. Причем в самых неправедных целях. В целях, очень далёких от советских принципов повального гуманизма и жесточайшего человеколюбия.
Спрятав в карман брюк принесённую Нагаевым упаковку, я еще раз и вкратце проговорил ему свои мысли. Убедившись, что мой друган всё понял и осознал, я пожал ему на прощанье руку.
— Мы с тобой завтра еще раз всё это проговорим. Более подробно! — пообещал я Вове, разжимая свою пятерню, — Завтра ближе к вечеру я заеду к тебе на опорный и мы обсудим каждую мелочь! Но ты тоже не расслабляйся и голову поломай на эту тему! Поверь мне, друг Вова, это дело очень серьёзное, а потому любые, даже самые незначительные детали нами должны быть учтены! Они, эти вояки, не простые армейские «сапоги»!
Нагаев в ответ на мои слова с готовностью покивал головой. И как мне показалось, сделал он это с легкомысленной торопливостью. Без должного понимания всей сложности ситуации. На секунду я даже пожалел о том, что моему другу не довелось, как мне вчера, лицезреть хладный труп майора Никитина. Со всеми сопутствующими атрибутами интенсивной терапии в отношении оного. С потёками крови на щеках и с грязной бельевой верёвкой, которой он был крепко привязан к стулу. А еще без ушей и с неестественно вывернутыми наизнанку фалангами пальцев на руках.
Я без юношеского оптимизма вздохнул и, оставив психологическую накачку друга на завтра, зашагал к машине с мирно дремлющим в ней Гриненко. Время, пусть и не критично, но всё же поджимало. И нам пора уже было ехать к гости к цыганам.
Мне и в этом случае хотелось подстраховаться, предъявив обвинение ромалам не завтрашним, а именно сегодняшним днём. Может, я и дуркую, но на мой предвзятый взгляд, слишком уж нестандартные сложились отношения у зубчаниновского табора с ментами и прокуратурой Кировского района. Видит бог, не хочется мне в это верить, но сейчас я вполне допускал, что завтрашним ранним утром всех четырёх моих подследственных могут нагнать из чулана. Потом, конечно, передо мной извинятся и разведут руками. Как всегда сославшись на несогласованность следствия и УИТУ, в чьё ведомство входит СИЗО УР 42/1. Но мне от того легче не будет. Меня же еще и виноватым в этом досадном недоразумении постараются выставить. Нет уж, ребята, срок содержания под стражей черножопого квартета истекает завтрашним числом. Уверен, что ночью, сразу же после ноля часов цыган отпустить не посмеют. Слишком уж вызывающим это будет выглядеть. Особенно с учетом того, что арестовали их в тринадцать часов дня.
Но, как говорят в юго-восточной Удмуртии, в этой жизни возможно всё. Стало быть, обвинение я предъявлю цыганам сегодня! Да, непременно сегодняшним числом предъявлю! И Кировского прокурора завтра я встречу у двери в его кабинет. Прям утром и встречу. Как только он на службу в своё присутственное место явится, так я уже буду у его порога дожидаться! С четырьмя комплектами постановлений в руках. На полноценный арест всех трусельных бизнесменов. Так что, ребята-кировчане, хер вы у меня на цыганские темы пошуткуете! Шутить я и сам умею… Н-да…
На предъявление обвинений, как я ни старался оптимизировать этот процесс, у меня всё равно ушло более двух часов. Да, если бы я «крестил» своих цыган всех сразу и единым гуртом, то потратил бы не более сорока минут. Но оптимизировать процесс не получилось. Пришлось Романенко и Радченко выдёргивать по одному. У Нику были ко мне слезливые вопросы по форс-мажору относительно несостоявшегося визита Розы. Которую третьего дня я опрометчиво обещнулся доставить ему сегодня на свиданку. Пришлось успокаивать парня и заверять его, что все наши прежние договорённости остаются в силе.
— Завтра, как договаривались, обязательно привезу её сюда на полчаса! — твёрдо пообещал я Нике тридцатиминутное рандеву с его искромётной супругой, — Ты, главное, будь на месте и никуда не уходи! — строго предупредил я романтичного таборянина, — Пока еще не знаю, в котором часу, но точно обещаю, что завтра она здесь будет!
Из-за сердечных переживаний тонкого армейского юмора цыган в моих словах не уловил. Предвкушая своё завтрашнее свидание с красавицей Розой, он так интенсивно затряс своей кудлатой головой, что я всерьёз забеспокоился, что вместе с перхотью из неё разлетятся остатки его мозгов. Я даже испугался, что вот-вот услышу хруст его шейных позвонков и плохо умытая голова цыгана укатится по полу под казематную лавку.
Постановление, в котором я определил его новый статус, как обвиняемого, он подмахнул не читая и не глядя в него. Настаивать на его обязательном ознакомлении с судьбоносным документом я не стал. Во-первых, ради экономии времени. А, во-вторых, вынося данное постановление, я всё сделал по-честному. Без каких-либо подвохов и в строгом соответствии с ныне действующим УПК РСФСР.