Прокололась она в самом конце. Все-таки женщины, они существа более тонкой душевной организации, нежели примитивные и заскорузлые мужики. Вопрос о возлюбленном она задала как бы вскользь и именно в тот момент, когда все мое внимание было занято подписанием ее бумажек. И спросила она не напрямую, а косвенно. Нет, эта чернильница точно дурой не была.
— Говорят, у вас там в следствии кто-то вчера упал и ему даже скорую вызывали? — непринужденно поинтересовалась Эльвира, поочередно подсовывая мне собственноручно исписанные бланки.
— Да, было такое, — тоже без особых эмоций ответил я, тщательно ознакамливаясь с ее писаниной, — Два сотрудника бабу не поделили, — взялся я за следующий лист.
— Какую еще бабу?! — вскинулась мадам Клюйко, — Ты путаешь чего-то! Я слышала, что вчера у вас заместитель Данилина случайно травмировался! — она уже не скрывала своего интереса.
— Да ничего я не путаю, сам все видел и сам все слышал! — я тоже добавил громкости в голос, — Конечно, не мужское это дело чужие сплетни повторять, но наши женщины Талгата Расуловича жуткой кобелирующей личностью считают! Говорят, что ни одной юбки не пропускает. Вот и вчера, прямо на оперативке из-за бабы подрался, — я сокрушенно покачал головой и осуждающе добавил, — У нас в Советском такого оголтелого распутства никогда не было!
Эльвира Юрьевна поджала губы в нитку и резко поднялась со стула. Потом быстро прошлась до двери и обратно. Налила в чайную чашку какой-то минеральной воды из «чебурашки» и двумя глотками выпила.
— Ну чего ты копаешься, как неграмотный! Везде расписался? — прошипела она мне, — Все, иди, мне работать надо!
Я послушно встал и направился к выходу. А по пути попытался вспомнить, как часто у меня складывались добрые отношения с прокурорскими. И скорее всего, вспомнил далеко не все, потому что загнутых пальцев хватило на одной руке.
Выпроводив наглого лейтенанта, старший следователь Клюйко несколько минут маршировала от сейфа к двери и обратно. Потом еще раз налила себе воды. Выпила. Делать ничего не хотелось, рабочие мысли в голове не задерживались. Набрав по внутреннему аппарату три цифры, Эльвира быстро переговорила с подругой. Потом она достала из тумбочки банку с растворимым кофе и пошла в соседний кабинет.
Они пили уже по второй чашке. Света привычно кляла судьбу, а Эльвира все никак не могла осмыслить и принять недавно услышанное. Чтобы как-то отвлечься, она попыталась включиться в монолог приятельницы.
— Ну как, испытала новый метод предохранения? — спросила она, поставив на стол чашку.
— Проверила! — скривилась подруга, — Уж лучше бы я еще раз на аборт сходила! Ты не представляешь, какой вчера ужас был! — Светлана даже отложила в сторону конфету, которую она только что намеревалась надкусить.
— Что такое?! — оживилась Эльвира в надежде на то, что своим повествованием подружка хоть как-то отвлечет ее от тягостных мыслей, — Рассказывай давай!
— Да что рассказывать! Вчера, по пути домой зашла и купила эту «Флорену». — Света взялась бодяжить себе уже третью чашку, — Спать легли, ну я и того… присунула себе этого крема, как тот гаденыш научил.
— И?! — уже всерьез проявляя любопытство, подстегнула ее Клюйко, — Что дальше-то было?
— Да все хорошо сначала было. И смазка хорошая и Толик доволен, что без резинки. Сама тоже не боюсь залететь и даже удовольствие получаю… — подруга снова умолкла и потянулась за следующей конфетой.
— Света, блин! Не отвлекайся! Рассказывай, что не так? Что потом было? — Эльвира даже забыла про предателя Талгата.
— А потом началось! Пена клубами поперла! Я-то быстро все поняла, но сразу сказать постеснялась. А Толик увлекся, — подруга вновь замолкла, видимо по новой переживая свой недавний постельный катаклизм, — Короче, когда пены по грудь стало, Анатолий даже кончать не стал. Вскочил и побежал свет включать, — Светлана не жуя проглотила конфету и нервно рассмеялась.
— А когда свет включил и увидел сколько пены и откуда вся она лезет, кричать начал. Как женщины кричат, когда схватки. Мне даже сначала показалось, что он умом тронулся. Он потом так и спал до утра отдельно. На полу.
— Я бы на его месте точно умом тронулась! — согласилась впечатленная рассказом подруги Эльвира Юрьевна, — Свет, значит, ты считаешь, что этот пацан вчера так над нами поиздевался?
Собеседница не стала сразу отвечать, она задумчиво позвякивала ложкой по блюдцу. Как-то неуверенно пожав плечами, Светлана вздохнула.
— Может и поиздевался, — еще раз вздохнула она, — Но он ведь вчера говорил, что туда всего с две горошины этого крема совать нужно, — она снова неуверенно замолчала.
— Ну! — придвинулась к ней Эльвира, — А ты сколько напихала?
— Больше, — созналась жертва эксперимента, — Раза в три больше. Или в четыре. Уж больно на аборт мне опять не хотелось!
Подруги какое-то время молча прихлебывали из своих чашек, думая каждая о своем.
— Эль, а может правда говорят, что все бабы дуры? — вполне серьезно взглянула в глаза подруги младший советник юстиции Светлана.
— Может, и дуры, — равнодушно пожала та плечами, — Но только не потому, что дуры, а потому, что бабы! — совсем уж с какой-то изощренной логикой завершила она свою мысль.
— А все мужики тогда, точно, козлы! — решительно припечатала Света, окончательно выйдя из своей задумчивости.
— И вот с этим твоим утверждением, подруга, я согласна без каких-либо оговорок! Козлы! Абсолютно все! Без исключения! — вспомнила Эльвира кобелирующую личность по имени Талгат и по фамилии Ахмедханов. Которому она совсем недавно так верила, так верила… — Свет, а пошли ко мне, у меня там в сейфе хороший коньяк есть!
На праздничную встречу однокашников я пошел. Рассудив, что вживаться в новую действительность все равно надо. Понимая кроме того, что не приди Магомет к горе по доброй воле, она сама, рано или поздно, к нему припрется. И не факт, что в самый удобный момент. Приодевшись и сдуру накрутив на шею ранее ненадеванный мохеровый шарф, я, как и договаривались, поехал в общагу к Тимченко. Еще по пути к остановке я проклял нынешнюю моду и ее дефицитный атрибут в виде щекочущего шею и подбородок мохера.
Загрузившись алкашкой и двумя поставленными друг на друга коробками с тортами, мы вышли на улицу. На остановку я идти отказался категорически. Слушать возражения экономного Павлика я не стал, а сразу принялся ловить такси. С таксомотором нам не повезло, зато попался частник на «жигулях». До Седьмой просеки было не так уж и далеко, в обычный день нас отвезли бы туда рубля за два. Но сегодня был праздник и мы с бомбилой сошлись на трояке.
Павлик не соврал, когда мы свернули с проспекта в сторону Волги и проехали через массив, то нужная нам дача оказалась метров через триста после конечной автобусной остановки. Седьмой просекой прозывалось место между Волгой и практически центром города. Здесь располагались пара пансионатов, дачи и частные дома. Дачи здесь были не совсем простые и в большинстве своем они принадлежали достойным людям. Тем, которые сумели достояться за ними в нужном месте и к нужным людям. Или просто получили за заслуги перед отечеством.
Домик стоял среди сосен. Пазьма[1] и грядок на участке не наблюдалось. Да и домиком капитальное строение с мансардой я назвал исключительно из зависти. Это был дом. Хотя и считался дачей. На окнах я заметил ОВОшные датчики сигнализации.
Судя по тому, с каким воодушевлением нас встретили, никто факультативно спиртным не озаботился, весь стратегический запас привезли мы с Пашей. Радостно здороваясь с присутствующими и обнимаясь с теми, кто лез обниматься, я старательно запоминал имена и прозвища. Из полутора десятков присутствующих, девиц здесь было больше половины. Или группа состояла преимущественно из прекрасной половины человечества, или парни разъехались по городам и весям необъятной родины.
От Павлика я знал, что гостим мы сегодня у моей бывшей пассии Аньки Злочевской. Он же мне и рассказал, что в армию и на заочное я загремел из-за нее. И про прочие ее измывательства надо мной тоже поведал. Мне даже вспомнилась драка почти трехлетней давности с Мишкой Гольдштейном и его друзьями. Челюсть у Михаила, наверное, давно уже срослась. А вот прежние чувства к этой благоухающей польскими духами мамзели, ко мне не вернулись. Даже не попытались вернуться. Хотя внешностью Злочевская была в моем вкусе.
Получилось так, что мое место оказалось между хозяйкой и строгой очкастой барышней. Той самой, с которой Лена Самарина, собиралась идти в Советский РОВД меня вылавливать. Полянцева Светлана. Все пять лет университета она была старостой. Даже, если бы мне не сказал об этом Тимченко, то после первого же взгляда на нее, я бы догадался сам. Серьезностью веяло не только от ее комсомольского значка и прически «аля Фурцева». Даже улыбкой она по-прежнему умела прервать пошловато-двусмысленные разговоры за столом.
Поскольку парням не терпелось побыстрее выпить, а барышням перейти к танцам, торжественной частью к всеобщей радости решили пренебречь. Быстренько поздравив защитников Родины, которых было здесь не много, а, если точнее, то всего один, девушки начали хвалиться своими кулинарными способностями. За мной ухаживать никто не кинулся. Наверное, потому, что как единственный за этим столом отбывший воинскую повинность, я считался уже использованным в плане предохранения от супостата. Или мне просто не повезло с соседками.
— Скучал? — наклонилась ко мне Злочевская, наматывая на палец прядь своих длинных волос.
— Очень! — придвинул я к себе корытце со «Столичным» салатом, — Бывало, как только выпадет свободная минутка, так сразу и взгрустну! — не стал я разочаровывать свою бывшую зазнобу. — А, случалось, что и плакал.
— А ты изменился! — неодобрительно сообщила мне свое мнение Анюта, — и отпила из своего фужера, — Между прочим, ты сам во всем виноват! — обличила она меня.