К глубочайшему сожалению низовых работников морга, родственники усопшей решили сэкономить на похоронных тратах и обряжать Рылееву в последний путь, явились сами. В лице двух пожилых тёток, которые и подняли хай из-за, в общем-то, незначительной по меркам главной утраты, ерунды. Если бы не это досадное обстоятельство, то, много уже чего повидавшие санитары сей скорбной обители, случившемуся, конечно бы, удивились. Но потом бы без лишнего шума одели бы покойницу. На том бы всё, и закончилось. Отнесла бы родня помершую Рылееву на погост и без дополнительных переживаний, там закопала бы. Но случилось так, как случилось. И теперь возмущенная, и растерянная родня оскопленного тела гражданки Рылеевой требовала объяснений и отмщения. А объяснений не было. Ни у работников морга, ни у за всё и всегда виноватой милиции.
— Ладно, чего сидеть-то, поехали на место! — хмурый подполковник поднялся с места, а за ним повставали и все присутствующие, — Кто от тебя сегодня дежурит? — обратился он к начальнику следствия.
— Пичкарёв сегодня на сутках, — быстро ответил Данилин, — Но, насколько я знаю, он сейчас на выезде, товарищ подполковник! Час назад кражу заявили из «Плодовощторга».
— А мы, майор, тогда Корнеева на этот выезд возьмём! — коротко взглянув на Захарченко, выдал руководящее решение начальник райотдела. — Пошли, Корнеев! — он хлопнул меня по плечу, — Из райкома уже звонили, потребовали, чтобы я лично и с лучшими специалистами выехал. Так, что ты не подведи меня, Корнеев!
— Товарищ полковник, Василий Петрович! — скорчил я болезненную гримасу, — Ну причем тут следствие?! — я обернулся за поддержкой к Данилину, — Здесь же нет состава преступления! Если бы захоронение порушили, тогда да, а про труп в УК ничего нет!
Мой начальник Данилин на помощь мне не пришел. Он безучастно разминал сигарету и смотрел в сторону.
— Ты, что, глухой, лейтенант?! — повысил голос начальник РОВД, — Сказано же тебе, что из райкома звонили! И потребовали привлечь к раскрытию этого безобразия самых лучших специалистов. Вот я тебя и привлекаю. Цени! И спускайся вниз, со мной, в моей машине поедешь!
— Что думаешь, лейтенант? Какие у тебя мысли насчет надругательства над трупом гражданки Рылеевой? — не оборачиваясь с переднего сиденья, начал пытать меня Дергачев, как только мы тронулись в его «Волге» от райотдела.
— Нет у меня никаких мыслей по этому поводу, Василий Петрович! — не стал я врать подполковнику, — У меня только одна мысль была, отпроситься у вас на три дня. Через неделю. Очень надо, товарищ полковник! Очень! Я потом отработаю!
— А ты поймай мне этого п#здореза и дам я тебе эти три отгула! И даже не три, а все четыре дам! — не поленился обернуться ко мне Дергачев. — И даже можешь их потом не отрабатывать!
— Да как же я его поймаю, товарищ полковник?! — в охватившей меня панике заскулил я, — Да еще за неделю! — совсем уже скорое сопровождение Левенштейнов в Шереметьево повисло на волоске.
— А уж это тебе виднее, Корнеев, — пожал широкими плечами райотдельский начальник, — Тут я тебе не указчик, ты у нас лицо процессуально-независимое! Как хочешь, так и ищи! Главное, чтобы в своих поисках ты не выходил за рамки действующего советского законодательства!
Сидевший рядом со мной на заднем сиденье его зам по опер Захарченко ухмылялся чему-то своему и смотрел в окно.
Двое сыскарей под водительством Тютюнника к судмедэкспертизе на его «Москвиче» подъехали почти одновременно с нами. Когда Дергачев прямо у машины объявил, что с этой минуты группой руковожу я, Тютюнник возмущенно задышал и засверкал глазами. Но сразу сдулся, едва подполковник Дергачев внимательно на него посмотрел.
Понять возмущение капитана было можно. Он начальник отделения уголовного розыска, а это не хухры-мухры! И опять же, капитан. А я простой лейтенант и даже не старший следователь, и уж, тем более, не начальник следственного отделения. Были бы мы еще в составе следственно-оперативной группы, но и это сейчас не так обстоит. Совсем не так.
— Руководи, Корнеев! — повысив голос, приказал Дергачев и еще раз оглядел Тютюнника с его операми. — И пошли уже, ждут нас там! — и первым шагнул к еще дореволюционному одноэтажному зданию, в котором располагалось Бюро.
В здание мы вошли со двора, ворота в который не закрывались ни днём, ни ночью. Потому что именно в эти ворота круглосуточно везли со всего полуторамиллионного областного города все криминальные трупы. И не криминальные везли тоже. За исключением тех, которые стали трупами на больничных койках или на которых участковый врач выписал справку по причине наличия хронической болезни. Или тех, что старше семидесяти пяти и не имеют признаков насильственной смерти.
В нос сразу шибануло горьким смрадом трупохранилища, морозильные камеры которого работают с нередкими отключениями и перебоями. Отважный политический майор Мухортов, который после звонка из райкома КПСС счел необходимым лично поехать с нами, сначала взбледнул, потом позеленел ликом и метнулся назад во двор. Оттуда, куда он рванул, послышались характерные звуки. Завтрак из Мухортова бескомпромиссно рвался на волю.
Пройдя по коридору мимо открытых дверей, за которыми на оцинкованных столах лежали трупы разной степени растерзанности и разложения, мы свернули в кабинет начальника. Там вместе с ним находилась прекраснейшая Алла Викторовна Стрельникова, задумчиво пьющая кофе и два сидящих в углу субъекта, одетые в условно белые халаты. Лица этих двух несли на себе печать похмельных мук и полнейшую независимость от совести и интеллекта. Санитары морга, мать их за ногу! Каста избранных.
Начальник Бюро СМЭ имел очень специфичную фамилию. Абсолютно несочетаемую с его большим висящим над нижней половиной лица носом, толстыми губами и черными маслинами глаз. Всё остальное, кроме фамилии «Иванов», с его внешностью сочеталось идеально. Соломон Израилевич Иванов поднялся из-за стола и всем вошедшим, включая и меня, пожал руки. Хорошо пожал, с чувством.
После нескольких фраз, повторивших уже известную мне фабулу, было принято решение посетить прозекторскую и находящуюся там дважды посмертно препарированную Рылееву. Начальствующий люд двинулся на выход, а я задержался. И двое санитаров, по моей воле задержались тоже. Дергачева я успокоил, сказав, что приду к ним минут через пять-семь.
Санитары Сева и Валентин были откровенны и таить ничего не пытались. Резонно заявив мне, что данное происшествие им не выгодно не только из-за репутационных издержек, но и по материальным соображениям. С их слов, теперь, пока поднявшаяся волна всеобщего недоумения и возмущенности не утихнет, ни о каком левом заработке они не смогут помышлять недели три, а то и весь месяц. По причине неизбежного усиления режима и повышенного к ним внимания со стороны администрации. А это ни много не мало, но недополученная выгода от пятидесяти до ста рублей в день! Похоже, действительно, если кому и нужен был случившийся кунштюк, то не этим двум служителям данной трупарни.
— Убираетесь в зале, где покромсали покойницу, вы? — спросил я моргенштернов.
— Мы! — в унисон промычали труженики мертвецкой и даже кивнули синхронно.
— Утром, как пришли, ничего необычного вокруг этой тётки не заметили? Свечек прогоревших или пятен воска? Может рисунки какие вокруг неё или на стенах были? Либо прямо на её теле?
Мужики клялись и божились, что ничего такого не было. Не найдя ни малейшего повода усмотреть в произошедшем безобразии происки сатанистов, я направился к поруганному праху мадам Рылеевой.
В прозекторской она была одна. Несчастная лежала на оцинкованном столе-корыте. Почти от самого горла и до паха тянулся грубо сработанный шов. Впрочем, так и должно было быть, это работа эксперта. А вот ниже начинались несоответствия. Вернее, несоответствие было одно. Вместо того, что обычно находится у женщин между ног, зияла большая и неаккуратная рана-прореха. Н-да…
— Ну? — придвинулся ко мне Захарченко, — Что думаешь?
— Думаю, товарищ капитан, что нет у нас никаких оснований работать по этому происшествию! — честно ответил я, — Если только факультативно и в свободное от службы время. Так ведь и это тоже будет незаконно. И потому абсолютно неэффективно. Ни дело возбудить, ни обвинение предъявить, ни в розыск подать! Ничего мы по этому происшествию не можем. Даже, если найду я этого гада, я его даже в РОВД за руку привести права не имею!
— Что предлагаешь? — похоже, что Захарченко и сам терзался теми же сомнениями и вопросами.
— Нам помощь товарища Иванова нужна, иначе ничего не получится! — посмотрел я в сторону стоящего неподалеку Соломона Израилевича.
— Чего от него надо? — это уже спросил слушавший наш разговор Дергачев. — Говори, лейтенант!
— Надо, чтобы он сейчас еще раз повнимательнее осмотрел свой кабинет. И когда он обнаружит пропажу какой-нибудь ценной безделушки, я сразу же вынесу постановление о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного статьёй сто сорок четыре УК РСФСР. И тогда весь процессуальный инструментарий будет к нашим услугам. Пусть он обнаружит пропажу хотя бы в пределах десяти рублей.
— Я понял тебя! Ты подожди, Корнеев, сейчас этот самый русский из Ивановых обнаружит пропажу! Он у меня, всё, что надо, обнаружит! — подполковник решительно шагнул к Соломону Израилевичу.
Через пятнадцать минут я уже имел на руках заявление от гражданина Иванова С.И. о краже у него авторучки «Паркер» с золотым пером. Еще пятнадцать минут мне понадобилось, чтобы убедить заявителя отдать мне на хранение эту, украденную у него, авторучку. Общими усилиями удалось сломать Соломона и вырвать у него самописку. И то, только после того, как я написал ему расписку. До чего же мелочны становятся эти Ивановы, когда дело касается золотых побрякушек. Н-да…
Дальше дело пошло веселее. Я прямо в соломоновом кабинете вынес постановление, а Дергачев лично отзвонился в РОВД, чтобы бегом прислали эксперта-криминалиста. Быстро произведя осмотр места преступления, признав и допросив гражданина Иванова в качестве потерпевшего, я успел втиснуться в