— Пичкарёв с тобой поедет! — наконец-то выдал не самое лучшее решение мой руководитель, — Чего ты кривишься, Корнеев? Не нравится тебе Пичкарёв, так езжайте вдвоём!
— Он дохлый, Алексей Константинович! — попытался я аргументированно оспорить решение шефа, относительно мерзкого стукача Пичкарёва, — И язва у него! А ну, как скрючится где по дороге?
— Нет у меня никого другого для тебя, Корнеев! Знаю, что не дружишь ты Пичкарёвым. Однако, он на этой неделе два арестантских дела в суд направил, а все остальные его жулики под подпиской гуляют. Так что, только он. Всё, Пичкарёв и точка! Хотя, погоди, Корнеев! — Данилин ехидно ощерился, — Есть у меня еще один кандидат тебе в попутчики! Ахмедханов. У него всего четыре дела пока и они не арестантские, так что, выбор у тебя есть! Кого возьмёшь?
Вот же гад! Но, похоже, и впрямь у шефа выбор невелик. Вроде и есть более полутора десятка личного состава в подразделении, а на хер, то есть, в Саратов, послать некого. Только я, да этот утырок Пичкарёв на то оказались годны. С Ахмедхановым-то я уж точно, никуда не поеду. Этот меня, если не искусает где-нибудь по пути, так соплями непременно измажет. Он меня и без того сразу невзлюбил, как я в следствии Октябрьского появился, а тут еще с Эльвирой всё так неоднозначно получилось. Н-да… Нет, не поеду я с Ахмедхвновым в Саратов! Пусть уж лучше мерзотный Пичкарёв рядом будет.
— Вот и я также думаю! — поддакнул начальник, когда я озвучил свои предпочтения относительно попутчика, — С Пичкарёвым у вас обоих хотя-бы есть шанс вернуться живыми и здоровыми, а вот с Ахмедхановым, не факт! — Данилин уже откровенно надо мной потешался.
Перед тем, как идти оформлять командировку и получать оружие, я двинулся к Захарченко, надеясь, что он уже у себя в кабинете. Повезло, зам по опер был на месте и один.
— Что, Корнеев, пришел Гриненко или Гусарова выпрашивать? — сразу раскусил меня матёрый мент, — Другие мои опера тебе не годны?
— Да что вы такое говорите, Виталий Николаевич! — почти искренне возмутился я, — Просто со Стасом и Борисом мы уже сработались, а это сами знаете, в сыскной работе дорогого стоит! Да и по Судаку они очень грамотно сработали, вот пусть кто-то из них и закончит розыск, а не кто-то! Вы же будете их поощрять за это дело? — закинул я удочку относительно пряников для боевых товарищей.
— Посмотрим насчет поощрений, — уклонился от прямого обещания Захарченко, — Гриненко с тобой поедет, ему капитана в июне получать! — пояснил он своё решение.
Что ж, повезло операм Октябрьского угла с замом по оперативной работе. И, как специалист он на зависть другим, и, как отец-командир по-настоящему хорош!
От главного опера РОВД я направился к оперу рядовому. Пересказав наш разговор с Захарченко Стасу и Боре, я протянул первому четвертак.
— Я с делами еще часа три-четыре мудохаться буду, а ты зайди в магазин, корма нам в дорогу возьми, — пояснил я свою инвестицию, — Только спиртного не бери, третьим с нами Пичкарёв поедет, он обязательно вложит потом, что мы при оружии водку пили.
Услышав, кто едет с нами третьим, Гриненко посмурнел лицом и даже чертыхнулся. Но четвертак заботливо прикарманил.
— А его жена отпустит? — без признаков улыбки на лице задал непонятный вопрос Борис, — Она у него женщина серьёзная, может и не разрешить ему!
Минут десять два милиционера рассказывали мне о том, насколько сурова супруга Павла Виленовича Пичкарёва. Описывая её крупные стати и недюжинную физическую силу, которую, с их слов наш коллега откровенно побаивался. Гриненко на полном серьезе утверждал, что вскормленная на деревенских харчах Татьяна Пичкарёва самым натуральным образом периодически лупцует своего суженного. Иногда даже за совсем незначительную провинность.
— Я полтора года с ними в одной малосемейке живу! — без малейшей веселости в голосе сообщил, видя мое неверие Стас, — Служебная двушка у нас на две семьи. В одной комнате мы с моей Натальей и сыном, а в другой они. Ты можешь не верить, но п#здит Танька Палика, как собаку. Как по мне, так совсем ни за что!
— А кем она работает, эта Танька? — заинтересовался я профессией решительной и столь скорой на расправу женщины. Наверное, тоже в МВД?
— Почему в МВД?! — удивился Стас, — Воспитательницей она в детском саду работает! — без особых эмоций ответил мне товарищ.
Видимо, за полтора года Станислав настолько свыкся с высокими отношениями, царящими в семье Пичкарёвых, что выходящими из ряда вон, он их не считал. Но меня такая ситуация покоробила.
Переживать за Пичкарёва и размышлять о его садюге-жене времени у меня не было. Хрен бы с ними обоими, детсадовских детей вот только было жалко.
После оперов я пошел за командировочным удостоверением, в которое мне с карточки-заместителя вписали номер табельного ствола. Потом двинул в оружейку получать этот самый ствол. Решив все лежащие на поверхности оргвопросы по командировке, я опять превратился в галерного раба. Сроки шли, а дел поднакопилось. Слабым утешением мне служили тягостные воспоминания о двух с половиной днях, проведённых в подвале архива УВД. В моём кабинете с большим и светлым окном работалось намного веселее.
Домой я попал уже поздно. Поел, помылся и обрядившись в цивильное, поехал на вокзал. У касс встретился с жертвой матриархата. Пичкарёв уже держал в руке три купейных билета. Почти такой же, как у меня портфель он зажал на полу форменными хромовыми ботинками. Всё прочее одеяние на нем, как и на мне, тоже было гражданским. Ровно то, в чем он ежедневно ходил на работу. Минут через пять появился и Гриненко. С авоськой в руке и спортивной сумкой через плечо.
Нам повезло, что командировка выпала не на лето. Вагон был полупустой. Удалось договориться с проводницей и в купе до самого Саратова мы ехали втроём. Замотав кобуру с пистолетом в ремённую сбрую, я сунул ее под подушку и завалился спать, не обращая внимания на спор Гриненко и Пичкарёва о второй нижней полке. Поэтому и выспался за час до прибытия поезда, что сразу лёг спать.
С вокзала мы прямиком отправились в УВД, при котором и располагался ИВС. Надо было передать «колобуху» однокашнику Дергачева и заручиться его поддержкой на чужой территории.
Сначала мы ждали начала рабочего дня, потом, когда закончится у местных оперативка. Заместитель начальника уголовного розыска освободился ближе к десяти. Звягинцев Яков Савельевич был, как и Дергачев подполковником. Сверток с бутылкой коньяка и дефицитной коробкой конфет он, не распаковывая, сунул в тумбу своего стола.
— Значит так, лейтенант, — с сочувствием посмотрел он на меня, — Жулика своего вы не получите. Дня два он еще сидеть у нас будет. Постановление об аресте ты в ИВС обязательно отдай, но сиделец пока у нас останется!
Наверное, заметив моё возрастающее непонимание, подполковник пояснил свой отказ от обязательств, выданных Дергачеву.
— Тут такое дело, лейтенант, в блок, где ваш клиент сидит, вчера по недосмотру тубик с открытой формой заехал. Теперь весь контингент, что там чалится, проверяют на эту заразу. Так-то анализы ничего не показывают, но дня два медики еще с ними поработают. Ты ведь и сам не хочешь палочку подхватить, а? — Звягинцев с ухмылкой взглянул на меня. — Того заразного лишенца убрали почти сразу, но мало ли!
Я сидел и соображал. Два дня коту под хвост. Это фактический факт. Но и рисковать собственным здоровьем я тоже не хотел. Даже, если вероятность заражения невелика, но, всё равно, ну её в жопу! Денег на житье-прожитьё я взял с запасом и их хватит на троих. Даже не на лишние два дня, а на лишние две недели. Следовало лишь поставить в известность руководство и озаботиться жильём.
— Дергачеву я уже отзвонился, он в курсе причин вашей задержки, — будто прочитав мои мысли сообщил подполковник, — Если считаешь нужным, поговори с ним сам, — он снял с аппарата трубку и протянул её мне через свой стол.
Я терпеливо ждал, пока Звягинцев накручивал телефонный диск.
Василий Петрович Дергачев подтвердил, что он в курсе случившегося форс-мажора и распорядился не дергаться, а дождаться завершения карантинных мероприятий. После чего велел передать трубку своему сотоварищу.
— С жильем мы вам поможем, отдыхайте! Твоя задача, лейтенант, утром, в обед и вечером звонить моему секретарю и справляться, как обстоят дела. Зовут её Зоя Викторовна и она предупреждена. Даст отмашку, забираете своего жулика и отбываете на родину. Понял? — я заверил подполковника, что понял.
Звягинцев по селектору вызвал некого Ярославцева и через пару минут в кабинет вошел парень, постарше меня лет на пять. Сдав ему меня с рук на руки, подполковник Звягинцев утратил ко мне всяческий интерес, удостоив на прощание кивком.
— Как жить хотите? За деньги в гостинице или в общаге бесплатно? — поинтересовался у нас мой тезка старлей Ярославцев.
— Бесплатно хотим! — опередил нас со Стасом экономный Пичкарёв. — А можно будет потом в гостинице квитанции взять? — сходу начал позорить нас этот сквалыга.
— Возьмём! — пообещал ему старший опер городского угла славного города Саратова. — Жить будете в общаге театрального училища. Там у четвертого курса сейчас преддипломная практика, так что комната для вас найдется. Только просьба, с девками поосторожнее, народ там творческий, легкоранимый. Хотя и раскрепощенный, — хохотнул коллега. — Главное, чтобы всё тихо и по согласию!
В ответ на крайнюю фразу местного товарища у Гриненко загорелись глаза, а Пичкарёв начал горячо заверять Ярославцева, что мы не такие.
Поселили нас в женском крыле второго этажа. Являлись ли проживавшие в доставшейся нам комнате студентки, недавно отбывшие на практику, раскрепощенными, неизвестно. Но, то, что они были неряхами, это мы заметили сразу. По неубранной комнате и вызывающе нестиранному нижнему бельишку, беспорядочно валявшемуся в шкафу. Получив у коменданта постельное бельё, мы застелили три койки из четырёх и отправились в ближайший гастроном. Размытое выражение «голодное Поволжье» обрело полнейшую осязаемость. Рыба хек и ливерная колбаса правили бал. Ну и пирамиды из банок с «Килькой в томате» на витринах. Хорошо еще, что перед отъездом я выгреб из своего холодильника в походный портфель кусок сыра и две палки копченой колбасы. Как чувствовал, что ближайшие три дня будут постными. К пачке масла, картошке и двум десяткам яиц мы прикупили две бутылки коньяка «КВ», который рядами свободно стоял на прилавке вино-водочного отдела. С тем и вернулись в своё временное прибежище. Казенные пельмени я отверг еще на стадии обсуждения. Сиськи-письки-хвост, залепленные в тесто, вызывали у меня презрение и брезгливость. Вместо них я позволил Стасу пять банок рыбной мелочи в томате. С варёной картошкой потянет. Похоже, что уличная слякоть и голодуха будут нашим уделом на ближайшие двое суток. Н-да…