Забрав у поскучневшего Барсукова его серпасто-молоткастый, я вместе с возвращенной мне распиской сунул его в свою папку.
— А чего ты, Витя, рожу-то кривишь⁈ Чего тебе не нравится? — повысил я голос, — Еще не поздно, давай всё переиграем! Загружу я тебя тогда кроме твоих шалостей с бабами всем твоим уворованным богатством из подвала! Ящиком тола и умыслами твоими диверсионными, которые на тех картах указаны! И прямо при тебе из дежурки гарнизонным особистам позвоню. Но сначала я, Витя, в областное КГБ позвоню! Пусть они между собой разбираются и рекламу промеж себя тебе делают!
— Не надо, лейтенант! — стремительно сдал назад пятками Барсуков, — Я же ничего! Тебе показалось! — перепуганный Витёк даже попытался изобразить улыбку, но у него это получалось плохо.
— Ну, показалось, так показалось! — я тоже успокоился и не стал лезть в амбицию.
— Так чьи это деньги, Барсуков? — указал я пальцем на кучу старых и новых бумажек разного достоинства, среди которых виднелись аптечные резинки, которыми они были стянуты.
Вопрос я задал, глядя в трельяж. А в нём я видел входящих сестёр. То обстоятельство, что до их прихода мы не успели завершить денежные расчеты, я решил использовать в своих интересах. Если уж не успели, то пусть будут свидетели.
— Её деньги! Лизы деньги! Как в бумажке той написано, так и есть! Мать её мне их давала, я и сохранил! Верят мне люди за мою честность! — в отличие от меня Витьку в зеркало смотреть было не нужно, вошедших сестёр Коротченко он заметил сразу.
Пришлось объяснять гражданкам Марии Николаевне и Зое Николаевне происходящее за столом. Про кучу денег, с которой они не сводили распахнутых до предела глаз.
— Чего застыла, забирай своё приданное! — кивнул я гражданке Филатовой на кучу денежных знаков, лежащей на столе большой небрежной кучей.
— Ну, Виктор! — перевела изумлённые глаза на соседа старшая сестра, — В жизни бы не поверила, что ты способен на такое! — с неменьшей оторопью смотрела она на своего соседа-кошкодава.
Прапорщик Барсуков, насколько позволяли ему наручники, расправил плечи и даже сумел пару раз горделиво зыркнуть на присутствующих. Поверив в собственное благородство по отношению к сироте.
Пришлось ждать, пока конкурсантка Аникина соберёт свои вещи. И тюремную котомку для своего несостоявшегося супруга. А тем временем с помощью старух и аптекарских резинок, гражданка Филатова слепила несколько пачек.
Только после этого мы вышли во двор и задержанный закрыл на три солидных замка свой кулацкий особняк. Третий замок, которым он замкнул дверь веранды, был в два моих кулака.
Я забрал у прапора связку ключей, и опечатал дверь.
В это время за моей спиной бабки тискали Елизавету. Это был их праздник.
— Сынок, а ведь мы не верили! Был такой грех, уж ты извини нас! Ты обещал, а мы, дуры старые сомневались! — со слезами на глазах каялись бабки в своём постыдном неверии в родную советскую милицию.
— Да ладно! Ну чего вы⁈ — не зная, как успокоить старух, немного растерялся я, — Я же следователь! Преступников нахожу, а тут девчонка! И вареньем вы меня угостили, как после этого было не найти Лизавету⁈
Лучше бы уж я про варенье не упоминал. Пришлось еще минут пятнадцать ждать. Зато в ногах у Лизы, когда она уселась к Нагаеву в машину, опять стояли две банки.
Глава 10
В райотдел наша следственно-оперативная группа вернулась с довольно достойной ничьей. Досадную «баранку», которую судьба-злодейка ниспослала на Октябрьский РОВД со стороны фабрики-кухни, мы уравновесили раскрытым мошенничеством отставного козы барабанщика-прапорщика Барсукова. Баш на баш, так сказать. Разбавить кражу личного имущества поднятым мошенничеством, это очень даже неплохо.
Дежурный Аскер-заде, лично удостоверившись, что я вынес постановление о возбуждении уголовного дела с личностью, облегченно обрадовался. Еще бы! Полдня его дежурства уже прошло, а он всё еще не в минусах по раскрываемости!
— Да, слушай, тебе Толкунова просила передать, что она еще какую-то отличительную деталь по своему обидчику вспомнила! — крикнул мне вдогонку Аскер, когда я направился к себе, — Нам она ничего говорить не пожелала. Упрямая баба. Заявила, что только тебе скажет! Ты заедь к ней, может, там что-то на самом деле толковое у неё вспомнилось.
Встречаться с мужем-философом Зинаиды мне совсем не хотелось. Да и чего еще супруга этого специалиста по блудливым яичницам могла вспомнить? Скорее всего, просто хочет с кем-то кроме своего мужа пообщаться. Вот и ищет свободные уши для послестрессового релакса.
— И к Захарченко тоже зайди! — не унимался дежурный, крича мне вслед, — Он велел тебя к нему направить, как только ты в райотдел вернёшься.
Делать нечего и таки придётся посетить оперативного зама начальника РОВД. С одной стороны, его прямым подчинённым я не являюсь и по присущему мне вольнодумству, запросто могу приглашение проигнорировать. Однако субординация и здравый смысл ясно указывают на то, что пускать по бороде его просьбу не стоит. Особенно, если принять во внимание, что капитан вроде бы мне благоволит.
— Проходи, присаживайся! — указал рукой на ближайший к себе стул зам по опер.
Я прошел и присел.
— Аскер доложил, что ты по мошенничеству возбудился после повисшей кражи, это так? Вроде бы еще и с личностью?
— Точно так, возбудился. С личностью. Личность в камере сидит, я ей рубль двадцать две выписал на семьдесят два часа, — в очередной раз проявил я соглашательство с руководством.
— Ты тогда поясни мне фабулу, Корнеев, а то я со слов дежурного так ни хрена и не понял. Из чего ты там мошенничество высосал? — с любопытством принялся разглядывать меня капитан, — Исходя из того, что знаю, готов поспорить, что отменит прокуратура твоё постановление! Даже без жалобы фигуранта отменит! Ну не может не отменить!
— Отменит! — опять безропотно кивнул я, — Если дело не мне отпишут, а кому другому, то непременно отменит!
— А, если тебе отпишут, то что, лейтенант, ты это дело до суда доведёшь? — недоверчиво хмыкнул Захарченко.
— Если мне отпишут, то я его не только до суда доведу, но загружу этого фармазона так, что он реальный срок получит! — с нахальным апломбом ответил я главному предводителю районных оперов. — Уж очень мне обидно за наших советских женщин! — честно и твёрдо уставился я в глаза капитана.
— Наглец ты, лейтенант! — без особого осуждения констатировал капитан Захарченко в общем-то объективную реальность, — И причем, наглец ты редкостный! Ко мне служить пойдёшь? — без какой-либо логичной экстериоризации зам по опер перешел от огульных оскорблений к приглашению служить под своим началом.
Я вскинул брови, притворно изображая тем самым крайнюю степень обиды и изумления. Хотя, если уж на то пошло, на месте капитана я давно бы уже приложил все усилия, чтобы перетащить слишком шустрого следака на оперативную работу.
— Чего смотришь, Корнеев⁈ Я тебе дело предлагаю! — уже в полный рост приступил к вербовке зам по опер, — Через три месяца встанешь на старшего опера. Даже без учебы! Это я тебе обещаю! А еще через год-полтора заместителем начальника розыска будешь! Если, конечно, без залётов у тебя служить получится.
— Серьёзное предложение, товарищ капитан! — напустил я на лицо сосредоточенности, — Очень серьёзное и заманчивое! Я обдумаю его и дам вам ответ. Но чуть позже, — стараясь сохранять на физиономии радостную неуверенность, встал я со стула.
— Разрешите быть свободным, Виталий Николаевич? — не отводя простодушного и преданного взгляда от пытливых глаз Захарченко, попросился я на волю, — Сейчас в дежурную часть вызовы посыпятся, а мне бы еще собранные материалы до ума довести!
— Иди, лейтенант, доводи свои материалы, — с некой долей обиды отпустил меня главный опер, — Только ты не затягивай с решением, такие предложения не часто делают! А дело по мошенничеству тебе отпишут, я этот вопрос решу!
Войдя в кабинет, я только и успел, что разложить на столе собранные за день бумаги. Противно, как школьный звонок, ничего хорошего не предвещая, зазвенел аппарат внутренней связи. Понимая, что ничего доброго я сейчас не услышу и, подавив раздражение, я поднял трубку. Из которой тут же почерпнул очередную информационную мерзость. В виде сообщения о новом правонарушении на территории Октябрьского района.
Рассовав бумажки, какие в сейф, а какие в дежурную папку, я направился в дежурку. Предстоял очередной выезд. По предварительной информации, полученной от дежурного, ехать предстояло в сторону детского парка. Где компания нетрезвой молодёжи надавала оплеух некому гражданину Трякину. Попутно вытащив из его «жигуля» одиннадцатой серии магнитофонную кассету. Или кассеты.
— Я ОВОшников и ППэСников уже сориентировал, чтобы они двор напротив парка прошерстили! Там через дорогу только один дом на полквартала. Если злодеи и сдёрнули, то только в ту сторону, — проинформировал меня Аскер, — Терпила этот, он там где-то неподалёку от машины своей шхерится. Ты там посмотри, сильно ему досталось? И насчёт ущерба с ним провентилируй. Если он не сильно дерьмом плюётся, может, получится «баранку» затоптать? И вот, что еще, этот Трякин по ноль два отзвонился, имей в виду!
Оперативный дежурный Октябрьского РОВД смотрел на меня с робкой надеждой. Как студентка-первокурсница пединститута, еще не перевалившая через первую сессию, смотрит на только что обоссанный ею тест на беременность.
Ничего не ответила дежурному золотая рыбка. Лишь крепче сжав подмышкой дежурную папку, вышла она из районного органа внутренних дел на улицу.
До места происшествия ехать было недалеко. Настолько недалеко, что можно было бы и пешком дойти. Потерпевшего Трякина Василия Бажановича мы обнаружили рядом с принадлежащим ему автомобилем. На широкой физиономии мужика под правым глазом темнел солидный синяк. Мужик был всё еще неспокоен. Тревожно озираться он с нашим появлением перестал, но возбуждения своего не утратил.