— Ты о чем так переживаешь, душа моя? — я с удовольствием рассматривал возмущенную фурию, втиснутую в мундир милицейской капитанши, — Надо полагать, это ты с Дуняшей Капитоновой конструктивно пообщалась? Я правильно понимаю?
— Да пошел ты! Вместе со своей Дуняшей! — Зуева по-собачьи оскалилась и не дойдя до моего стола, дёрнулась на выход, — Зайди и забери два дела! Данилин тебе отписал! — не оборачиваясь, со злорадством выкрикнула она.
Память услужливо достала из информационного чулана прошлой жизни понимание ситуации. Так было всегда в эпоху чрезвычайно развитого, но такого, сука, голодного социализма. Тот, кто занимается в РОВД распределением продуктовых заказов, почти всегда имеет возможность дополнительно обогреть сослуживцев своего подразделения. Или тех, у кого спиногрызов в семье было с избытком.
Вот и вскипел зуевский разум возмущенный. Правильно оценивший морально-деловые качества мадам Капитоновой. Видимо, что-то Лида разглядела в Дуньке-комиссарше, чтобы разувериться в том, что та что-то выпустит из своих загребущих лап. Из того, что останется после справедливого дележа харчей среди районных ментов голодного Поволжья. Если по-хорошему, то надо бы, конечно, Зуеву успокоить. Чтобы сердце не рвала за обделённых доппайком подруг. Но никак нельзя. Лишняя информация для женщины, это всегда риск срыва комбинации. И её дополнительные умственно-душевные метания. Что, в свою очередь, никак с моим представлением о гуманности не согласуется. А потому, исходя из принципов человеколюбия и гуманизма, я встал из-за стола, с хрустом потянулся и пошел к Зуевой за двойной порцией макулатуры. И за тем, чтобы погладить её по голове. Или по заднице. Тут уж как фишка ляжет.
Фишка не легла никак, кабинет начальницы встретил меня закрытым замком двери и безответной тишиной.
Посмотрев на наручные часы, я двинулся в сторону кормораздачи. В столовой мне удалось присоседиться к Гусарову и Гриненко, стоявшими в посредине голодной очереди. В последнее время мы частенько вкушали обеденных яств за одним столом, может, поэтому народ поверил, что я изначально был с ними и сегодня.
— Вы в своём «углу» деньги уже сдали? — безмятежно поинтересовался я, двигаясь с подносом вдоль раздачи.
— Какие деньги? — подозрительно и по-семитски ответствовал мне Гусаров вопросом на вопрос.
— Деньги на продуктовые наборы, — без выражения произнёс я и поставил на поднос салат, а затем скромно умолк.
Очередь спереди и сзади заволновалась. Всем захотелось знать, что в этих наборах и когда состоится выдача. Про стоимость не спросил ни один. Даже женщины.
Чувствуя себя чтецом сводки Совинформбюро, я начал голосом почти Левитана выдавать на гора информацию.
— Палка полукопченой колбасы, большая бройлерная курица, банка майонеза, банка зеленого горошка и что-то еще! — продекламировал я то, что помнил из списка, забыв всего один или два пункта.
Курицу я в этот перечень включил умышленно и еще на стадии планирования данного активного мероприятия. Чтобы как можно жестче сократить время раздачи гастрономических благ. Куриный скоропорт не позволит Дуне погрязнуть в осторожных сомнениях. Равно, как и её психология гиены-сквалыжницы не позволит ей отказаться от столь жирной приманки. Я не поленился и навел некоторые справки в бухгалтерии и в кадрах. Разница между находящимся в строю личным составом и запрошенным мной у Шевцовой провиантом, составляла по моим грубым прикидкам более тридцати заказов. По нынешним скудным диетическим временам, это неплохой продовольственный актив. Почти золотой запас.
Услышав оглашенный список, народ в очереди заволновался и взроптал. Всё громче и громче удивляясь, что почему-то никто никому ничего не объявляет. По столь животрепещущему поводу. А ведь прежде заранее вывешивали объявление и предупреждали! Чтобы подогреть настроение масс, я ненавязчиво упомянул традиционно отсутствующую в столовой Зуеву. Мысленно и в очередной раз, попросив у неё прощения. Хорошо понимая, что вот прямо сейчас, торопливо поглотив первое-второе и компот, народ ринется к ней за хлебом насущным. Чтобы как можно быстрее и непременно сегодня принести в семью дохлую бройлерную курицу. А не тощий и синюшный трупик умершвлённого цыплёнка с посмертно когтистыми лапами и желтым клювом в полголовы. И стоимостью в девяносто две копейки за кило означенных когтей.
Воспользовавшись волнениями масс и реализовав свой статус благовеста, я протиснулся к кассе и оплатил стоимость своих белков, жиров и углеводов. Оглянувшись на застрявших в массах оперов и решив их не дожидаться, пошел к столику у окна, чтобы уже начать питаться.
— Скажи, это правда? — раздалось сверху. Подняв глаза от борща, я упёрся ими в стоящую надо мной Тонечку.
— Всё врут, никому не верь! — быстро, но решительно отрёкся я от всего сразу, что бы Антонину ни интересовало в этой жизни и вернулся к поглощению борща.
— Это ты сейчас врёшь! — не поверив мне, девушка села напротив, — Девчонки из паспортного говорят, что у тебя трёхкомнатная квартира! — уличающим тоном начала она разоблачение меня, — И еще они говорят, что ты в ней прописан один!
Ну, Капитониха, ну сука! Своими хищническими потугами спровоцировала волнения в умах. И эти курицы из паспортного отделения тоже хороши! Исправно сдетонировали и понесли завистливое веселье в стройные шеренги личного состава. Как всё-таки права оказалась Алдарова! Ну какое им всем дело до того, какая у меня квартира! Будь она из трёх, четырёх или даже из восьми комнат⁈ Это ж насколько вдаль выпал я из менталитета нынешних нравов и воззрений! И не дай мне бог в них вернуться!
— Эй! — дёрнула меня за рукав Тонечка, — Ты уснул что ли? Чего молчишь?
— Антонина, что ты хочешь от меня услышать? — попытался я вернуться из задумчивости к прерванной трапезе.
— Я тебя спросила, в гости пригласишь? — барышня настойчиво заглядывала мне в глаза, не давая опустить их в тарелку, — Чего ты молчишь?
Аппетит у меня начисто пропал в одну секунду. Надо было срочно спасаться. А еще мне жутко захотелось с особой жестокостью задушить Евдокию Леонтьевну Капитонову. И еще кого-нибудь. Из паспортного отделения, например. Но это всё потом, это всё позже…
— Экая ты меркантильная, Антонина! — повысил я голос, — Пока был бездомным, то был тебе не нужен! Никакой взаимности не было с твоей стороны! А теперь сразу понадобился, как только жильё появилось! Разве же это по-комсомольски, Тоня⁈ — отодвинув тарелки и стакан с компотом, и выражая опущенными плечами полное расстройство, я встал, и пошел к выходу.
— Серёжа, стой! Ты меня не так понял! — обескуражено, но звонко донеслось из-за спины. — Ты всё перепутал, Серёжа!
Не оглядываясь, я прибавил шагу и покинул питательный зал столовки. Теперь бы еще не нарваться на Зуеву. Ей обязательно и не единожды скажут, что это именно я сослался на неё, поминая в очереди злосчастных кур и колбасу.
Если не считать небольшого столпотворения у двери Лидии Андреевны, то до своего рабочего места я добрался без происшествий. Но ровно на этом этапе моё везение закончилось. И причиной тому, как я предполагаю, была моя же неосторожность. Не надо мне было хлопать дверью своего кабинета так громко.
Ворвавшаяся в мой офис начальница, была подобна американскому смерчу с чудесным женским именем Катрина. Такая же шумная и смертельно слепая.
— Ты что мне устроил, мерзавец⁈ — сжав кулачишки и потрясая ими перед моим носом, зоновской пилорамой визжала Лида, — На хрена ты их всех ко мне послал? Почему они у меня этих кур и эту колбасу требуют? Ты же, скотина, прекрасно знаешь, что я Капитоновой письмо отдала и, что она заказы раздавать будет!
Молчком и бочком я протиснулся между бушующей Зуевой и стенкой. Защелкнув замок, я уже не опасаясь нездоровых толков, схватил Лидию Андреевну в охапку. И вовсе не от непреодолимого желания пообниматься. А токмо из опасения, что она меня чем-то острым ткнёт или чем-то твёрдым и тяжелым ударит. Да еще, не дай бог, по голове…
— Душа моя! — не разжимая объятий, начал я нашептывать ей на ухо, — Я же для тебя старался! Ты ведь отдала Дуне бумажку с визой?
— Отдала! — не переставая биться в моих руках, как пойманная сетью птица, взвизгнула Зуева. — Пусть подавится!
— Вот и умница! — продолжал нашептывать я, — Вот пусть теперь все страждущие Октябрьского РОВД ей ад и устраивают! Пусть она им объясняет, почему никого не известила, что продукты выделены, а она затаилась и молчит, как рыба об лёд! Или ты считаешь, что мадам Капитонова не достойна ада?
— Достойна! — вдруг обмякла Лида, а потом слабо, но коварно улыбнулась.
Эх, милая, это только начало! Это только первый акт Марлезонского действа! Разумеется, не вслух произнёс я, продолжая, находясь в легкой задумчивости, тискать Лидию Андреевну…
Глава 19
С большим трудом мне удалось отстоять «облико-морале» советского следователя. Сразу, как только получилось более или менее успокоить Лидию Андреевну, она ожила и с методичной женской дотошностью начала тянуть из меня жилы. В качестве компенсации за причинённые ей душевные страдания Лида требовала, чтобы я её сегодня проводил после работы домой. И, чтобы непременно остался у неё ночевать. Дабы снова не повергать руководство в уныние, однозначным и категорически отказом я отвечать не стал. Но и совместной ночевки до самого утра тоже не пообещал. Изобразил на лице грусть и сослался на наличие у меня обременения в виде несовершеннолетней девицы Елизаветы. Волей судьбы находящейся на моём попечении. Лида недовольно поджала губы, однако данный спекулятивный аргумент крыть ей было нечем. Воспользовавшись её коротким замешательством, я поспешно удалился на своё рабочее место. Которое меня встретило отнюдь не пряниками и фейерверками.
Плюсом к проблемному спиртовому делу, на моём столе лежали еще два новых материала. Но пенять на судьбу в этом конкретном случае было бы, мягко говоря, некорректно. Потому что не кто-то, а именно я самолично предпринял все меры, чтобы эти замысловатые кунштюки достались мне, а не какому-то иному следователю нашего доблестного отделения.