— Все его данные я, понятное дело, зафиксировал и они у меня в кабинете, — успокоил меня он, — Ты бы протокол осмотра переписал, Корнеев! И постановление о назначении экспертизы! А то ведь оба по шапке получим! Не прокурор, так судья обязательно кляузу напишет, а у меня очередное звание на подходе.
— Перепишу, Борисыч, перепишу! — видя, что криминалист поторапливаться не собирается, я тоже вернулся к поглощению оплаченных калорий, которые в невзрачных общепитовских тарелках находились передо мной.
— Вот, как перепишешь, так и заключение получишь! — доев борщ, предъявил мне ультиматум Сытников, — А водку я готов принять завтра, ты мне её обязательно принеси, Корнеев!
Спорить с мудрым и знающим своё дело экспертом было глупо и я согласно кивнул.
— Данные твоего злодея я тебе сейчас отдам, а ты мне скажи, что там с заказами? Я только что из области вернулся, говорят, что их уже выдают?
Я сделал вид, что занят тщательным пережевыванием котлеты и на этой манипуляции выиграл несколько секунд.
— Выдают. Со вчерашнего вечера выдают, — снова опустился я до гнусных продовольственных интриг, исходя из желания подогреть ситуацию, — Но выдают почему-то без кофе, без импортной ветчины и без много чего еще! — состроив на лице обездоленность и обиду, я с трудом удержался, чтобы расстроено не шмыгнуть носом. Но вовремя одумался и решил не переигрывать с показным горем. Хотя ведал, что импортной ветчины и кофе изначально в заказах быть не могло. Равно, как и финского сервелата. Я это знал абсолютно точно, потому что эти деликатесы я в письмо на имя Шевцовой не включал.
— Это как же так получается⁈ — привстав, возмущенно вскинулся интеллигент в третьем поколении, — Она, что, совсем охерела? Это какой же сукой надо быть, чтобы ветчину и, самое главное, кофе у меня спиздить?!! Ну я этой Дуньке устрою бенефис! И похеру мне её должность, я в декабре всё равно на пенсию выхожу!
Разгорячившийся эксперт-криминалист своего возмущения практически не сдерживал и на наш столик уже начали оглядываться питающиеся сослуживцы.
— Не шуми, Борисыч! — принялся я успокаивать столь вероломно оскорбленного в самых высоких чувствах Сытникова, — Совсем не факт, что ветчина и кофе там должны быть! Может, это только для руководства? Может, имеет смысл по-тихому расспросить личный состав, прежде, чем идти к замполитше за заказом?
Старший эксперт-криминалист со мной нехотя согласился, но бурчать продолжал даже тогда, когда забрав бумажку с данными жулика, я выходил из его кабинета.
Уткин Николай Васильевич, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, ранее дважды судим. Проживает по адресу: улица Партизанская дом шестьдесят четыре. Данные о судимостях были, а вот о месте работы отсутствовали. Я потянулся сначала к городскому справочнику, а потом к телефону.
Секретарша директора креозотного завода со своим шефом соединить меня не смогла по причине отсутствия оного в кабинете. Зато любезно выдала мне городской номер начальника отдела кадров. Мужской голос с признаками недавнего военного прошлого, сообщил, что Николай Дмитриевич Уткин действительно, работает у них на заводе шпалопропитчиком. И в настоящее время, судя по его табельному номеру, находится на рабочем месте. Поблагодарив толкового кадровика за краткие, но исчерпывающие ответы, я снова набрал внутренний номер Гриненко.
— Износ и бакланку раскрыть хочешь? Прямо сейчас! — не обращая внимания на ворчание опера о том, что следствие не даёт работать уголовному розыску, спросил я. — Сегодня, уже часа через два обе палки выставишь! И, если надо, я сейчас к Захарченко зайду, чтобы отпустил тебя со мной.
— Не зайдёшь! — возразил Стас, — Они с Тютюнником сразу после оперативки в город уехали на заслушивание. Их там сейчас старшие товарищи на кукан примеряют за низкий процент раскрываемости. Без вазелина! — мстительно гыгыкнул мой злопамятный русский друг Гриненко, — Я сейчас спущусь к тебе и поедем!
Теперь следовало предупредить руководство о своей отлучке из РОВД и я пошел к Лидии Андреевне. На этот раз она была на своём руководящем месте.
— Лида, скажи честно, почему ты сейчас вдвое красивее, чем недавним сегодняшним утром? Ты волшебница, Лида? — еще от входа заметив, что Зуева не в настроении, начал я разговор совсем не с тех слов, с которых планировал.
Как и следовало ожидать, Лидия Андреевна сначала немного растерялась. А потом, стараясь оставаться строгой, всё же порозовела от скрытого в моём вопросе комплимента.
— Чего тебе опять от меня нужно? — достаточно хорошо уже изучившая меня начальница, видимо, распознала в моих искренних словах какой-то подвох.
— Мне непременно нужно поцеловать тебя в левую грудь, Лида! — сохраняя на лице влюблённую печаль, ответил я, — Ты ведь не против, любимая? — я повернул барашек на дверном замке.
— Я против! — затравленно озираясь на запертую дверь, Зуева в панике подхватилась со стула и вжалась в угол. — Ты, чего, совсем дурак? И почему в левую? — после паузы вдруг начала тупить нелогичная Лида.
— Хорошо, душа моя, ты, как всегда права, в правую я тоже тебя поцелую! — покорно проявил я смиренность махрового подкаблучника и придвинулся на шаг ближе.
— Сергей, я тебя прошу, прекрати! — Лида уже не выглядела строгой и недовольной начальницей и теперь к ней можно было обращаться с просьбой.
— Будь по-твоему, душа моя, но твой отказ натурально рвёт мне душу и сердце! — я устроился напротив Зуевой, но своего восхищенного взгляда от неё не отвёл.
— Чего тебе нужно? — немного успокоившись и тоже присев на стул, снова спросила моя начальственная подруга. — Тебе ведь что-то нужно?
— Надо в Советский район съездить и жулика там задержать, — честно поведал я, — Помнишь дело, где семья Толкуновых проходит? Сейчас Гриненко спустится и мы с ним смотаемся по месту работы злодея.
— И зачем тогда было этот цирк устраивать? — покраснев, Лидия Андреевна машинально поправила пышные кружева на своей совсем непышной груди, — Езжай, конечно.
— Это не всё, любимая! К концу рабочего дня мне опять надо будет отлучиться! — озвучил я самую главную просьбу, — Снова на «ликёрку» поеду. Со свидетелем работать буду!
Не моргнув глазом выложил я руководству чистую правду. Но не уточняя, что венцом того визита, скорее всего, будет отвратительный акт прелюбодеяния. С отчаянно рыжей и, о много в чём осведомлённой, гражданкой Юдиной.
Глава 24
Креозотный завод находился в самой далёкой зажопине Советского района. На берегу и на беду живописной речки, через несколько километров впадающей в Волгу. И на самом краю города. Это последнее обстоятельство было великим счастьем для жителей нашего славного областного центра. Я готов был с уверенностью предположить, что горожане этого своего счастья толком даже не осознавали и до сих пор так и не осознают. При том, что для их прозрения всего-то и надо было свозить несведущих счастливцев к совсем недалёкому капищу креозотно-трудовых свершений. Совграждане за считанные секунды осознали бы своё ранее недооценённое благополучие. И сделали бы это, зажав носы, еще задолго до своего прибытия к проходной предприятия.
Еще будучи участковым инспектором в Советском райотделе, я несколько раз вынужденно побывал на этом, богом проклятом, креозотном поприще. В основном, причинами тех побывок были кражи личного и государственного имущества. И еще, как мне помнится, было нанесение тяжких телесных повреждений в состоянии алкогольного опьянения. Одним люмпен-пролетарием, другому. Себе подобному и не менее достойному. Такого рода эксцессы с участием гегемонов на данном предприятии редкостью не были. Наверное, потому, что кроме трёх или четырёх десятков инженерно-технических работников, включая директора и бухгалтерию, все остальные труженики были сидельцами. Бывшими либо настоящими. Большая часть трудового коллектива креозотного концлагеря числилась в спецкомендатурах Советского, Кировского и Октябрьского районов. Остальные местные строители коммунизма после освобождения из мест лишения свободы были трудоустроены сюда соответствующими комиссиями райисполкомов. Официально считалось, что делалось это для перевоспитания трудом заблудших душ. Но я подозреваю, что истинной целью являлось сокращение поголовья не единожды сиженного отребья. Еще со времён ВЧК-НКВД социально близкого к родной советской власти.
Про немецко-фашистские лагеря смерти я немало знал из множества прочитанных в детстве книг и увиденных фильмов. Однако все эти жуткие, но виртуальные познания померкли, как только я впервые попал на территорию креозотного Бухенвальда. Но стало намного тоскливее, когда я зашел в какой-то из цехов с ваннами креозота. Концентрация трэшевой нагрузки на моё сознание зашкалила.
Пройдя проходную и стараясь дышать через раз, мы двинулись к административно-бытовому комплексу. Задерживать злодея на территории промплощадки я не рискнул. Имея реальное представление о специфике здешнего контингента, я просто поостерёгся. Мне не хотелось вводить во искушение как самого Уткина, так и прочих оступившихся граждан, находящихся рядом с ним. Другими словами, я имел все резоны опасаться, что запросто могу сгинуть на веки вечные в каком-нибудь отдалённом отстойнике производственных отходов. Вместе с сопровождавшим меня опером и табельным оружием, которое я не поленился получить в оружейке райотдела. Заходить в клетку со стаей гиен без особой на то нужды, было бы глупо.
Пистолет я прихватил на всякий случай, помня, каким ужасным монстром описывал своего обидчика потерпевший историк и ночной кулинар Толкунов.
Не теряя времени, мы поднялись на второй этаж в кабинет директора. Встретивший нас с Гриненко пожилой мужик, оказался нашим бывшим коллегой по МВД. Шутов Александр Павлович, шесть лет назад выйдя в отставку с должности начальника отдела областного Управления ИТУ, теперь трудился на этом славном предприятии первым руководителем. Но директорствовал он, почему-то не обращая никакого внимания на жуткую экологию вверенного ему производства. Инстинкт самосохранения у него отсутствовал напрочь. Как я ни старался, но так и не смог понять мотивов этого человека. Сам я даже по приговору суда работать здесь не стал бы. Ни на какой должности. Искренне полагая, что здоровье и жизнь не в пример дороже любого директорского кабинета. Даже более респектабельного, чем этот.