я, Маша.
Его сдавленное дыхание горячими толчками греет мне затылок, стекает по лопаткам, ласкает изнутри – расходится по капиллярам вен чем-то хрупким и переливчатым, как крылья летающих вокруг нас стрекоз. Я до тихого помешательства хочу удержать это чувство – зыбкую гармонию между нами двумя, такими кардинально непохожими.
Эта поездка – откровение.
– Мир, притормози, – оборачиваюсь, чтобы утонуть в штормовом мраке его глаз, и провожу по напряжённой скуле, собирая пальцами отрезвляющие уколы щетины. – Я не умею перестраиваться на ходу. У меня и сейчас в твоём присутствии коленки дрожат... Да, не только от страха. Но и от него в том числе.
– Может быть тогда просто поплаваем? Если вода успела прогреться, – трётся он о мой висок кончиком носа, понятливо переводя разговор в беззаботное русло.
– Я не умею.
– В таком случае жди здесь. Я быстро, принесу чего-нибудь вкусного. Устроимся на берегу.
От предложенной помощи Арбатов категорически отказывается. Сам расстилает плед, сам нарезает хлеб толстыми "пацанскими" ломтями, раскладывает фрукты, сыр, курицу. Я всё это время практически на ощупь плету венок из цветов одуванчика и тёмно-лиловых соцветий плакун-травы, разглядывая его во все глаза, словно впервые.
– Ну что, приступим к трапезе пока я тут слюной всё не закапал?
Готовый венок ловким движением его руки венчает мою голову. Мир ничего больше не говорит. Он смотрит. Лукавство с искрами восхищения – этот взгляд врывается летней негой во все лёгкие. Прикосновение ладоней к плечам томит предвкушением. Сейчас поцелует...
– Ого, да я, мать вашу, везунчик! Прямиком с корабля на бал. Ты неоригинален. Так и знал, что найду вас здесь. Дружище-пират, плеснёшь мне по-братски рома?
Вздрогнув, перевожу взгляд Миру за спину, туда, где по заросшей осокой тропинке к нам идёт – чёрт его подери! – Исаев собственной персоной. Только разборок нам не хватало.
Эта поездка точно добром не кончится.
– Конечно, плесну, – расплывается в деревянной улыбке Мир.
А затем как развернётся. Как пронесётся вперёд тараном, как повалит друга прямо на покрывало.
Я зажимаю рот руками. Под Димкиной спиной хрустит пластиковая посуда.
– Что ж ты, как неродного? – булькает он вливаемым себе в рот виски. – Я просто заехал узнать, как у вас дела. Ничего ли не забыли... резинки там... совесть...
– Ты закусывай, – рычит Мир, впечатывая ему в лицо пригоршню клубники. – А дела у нас нормально. Убедился? Вали на хер.
Вымазанное ягодами лицо расцветает улыбкой.
– А если останусь? Утопишь? Что ты мне сделаешь, м?
– Дима, Мир, перестаньте! – рухнув рядом с ними на колени, судорожно цепляюсь за воротник футболки Арбатова.
– Не соблазняй, брат, – глухо припечатывает Мир, но Диму отпускает. Садится рядом на траву и с силой трёт лицо ладонями.
– Ладно, проехали. Психанул, – хлопает его плечу Исаев, затем подаёт мне руку, чтобы помочь встать. – Маш, поговорим наедине? Расставим точки по-человечески... Потом, если захочешь, я уеду.
Джентльмен в нём не убиваем даже с размазанной вокруг рта закуской.
– Ты уедешь сейчас, – голос Мира холодит неприкрытой угрозой, когда он вскакивает на ноги и решительно шагает к нам.
– Ш-ш-ш... Всё в порядке, – успокаивающе провожу пальцами по его губам. Неподвижным и сжатым в тонкую нить ярости. – Нам с Димой действительно стоит поставить точку.
Несмотря на показное спокойствие, мне сейчас страшнее, чем целоваться на скорости сто километров в час.
– Лады. Как хочешь, – Мир склоняется, подбирает слетевший венок и, прокручивая его на пальце, идёт к причалу.
Дима тоже ведёт меня к причалу, умывается, снимает с себя обляпанную рубашку и, вдруг просияв, кивает в сторону привязанной к одной из свай лодки.
– Поплыли до кувшинок? Сорву для тебя последний букет.
Я с опаской кошусь на Мира, но тот только закатывает к небу глаза. А кулак при этом бугрится венами, сжимая кривой восьмёркой мой венок.
– Отличная идея, Дим.
Не будем искушать судьбу. Нам и правда безопаснее расстаться где-нибудь подальше.
Глава 26. Спасатель
Мир
Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты...
Мой друг – идиот! – мысленно закипаю, вжимая ногти в трухлявые доски причала.
И я ему под стать, – добавляю, с тоской отмечая эффектно бугрящийся мышцами торс Димы, который вовсю гребёт с моей почти девушкой к обширному островку кувшинок.
Дожил. Он дарит ей цветы, а я сижу на берегу, как полный неудачник. Нет, ему, конечно, хрен что обломится, но вопрос кто из нас двоих больший идиот сейчас актуален как никогда.
Ветер развевает и путает медь её волос, треплет ленты на рукавах жёлтого платья и ни слова, зараза, не доносит до берега. Вот чего он так отвратительно лыбится?!
Эй, дружище, ты сейчас как бы расстаёшься, ау! Не переигрывай.
Жаль не видно лица Маши, только плечи – расслабленные. Ну это понятно, ему она доверяет. Ещё бы! Он сначала думает, потом ещё раз думает, и только затем открывает свой рот.
– Спокойно, Мир. Расслабься, выдохни, – устраиваю себе экстренный аутотренинг, болтая босыми ступнями над водой. – Они оба тебе не чужие. Оба! И что, что никто не удосужился придумать слово, обозначающее чувство между любовью и ненавистью? Это ещё не повод рваться в бой, чтобы навсегда вдолбить недодружбу в одну из двух крайностей. Пусть сначала расстанутся по-людски, потом уже можно и права качать. Отбой, Отелло, здесь все свои. Пора баиньки.
Да то ли в любви, кроме второй половинки не бывает "своих", то ли сила воли уже совсем ни к чёрту – всю на Машку угробил, а остыть не выходит. Попробуй, удержи эмоции в узде, когда в штанах который день такой бунт, что выть охота.
Лодка, в последний раз покачнувшись, замирает практически на середине озера. Как будто ближе поганых цветов не росло! Дима продолжает ей что-то втирать, с таким пафосным видом, будто стихи декламирует. То к сердцу руки приложит, то глаза закатит, то по Машкиным волосам пятернёй проведёт. Цирк. И я в нём почётный клоун. Устроил, блин, аттракцион невиданной сознательности! Нужно было сразу Диму на три весёлых слать, Машку на плечо и...
А что "и"? Боится меня Машка, только оттаивать начала. Да я и сам прекрасно понимаю, что скоро наброшусь на неё как пустозвон озабоченный. Вот тогда будет полный провал. Показал, называется, железную волю и принципы.
Вскочив на ноги, иду за сигаретами к полю боя, которое должно было стать нашей с Машей полянкой для романтического обеда. Злой до чёртиков. Погода эта чахоточная с утра, потом колесо, Димка ещё со своей любовью... Да такими темпами, самое позднее к вечеру я начну искрить! Я уже чувствую как внутри всё клокочет и крышу кренит с черепа. А как держаться? Как, если и другу не вломишь и Машу не тронешь?
О, совсем забыл – нам ещё как-то придётся вместе спать. Да, на разных кроватях, но в одной – чтоб её! – комнате. Ух, чувствую, ни черта не знают полярники про самую длинную ночь.
– Ми-и-и-ир!
Озеро хоть и небольшое, но Димкин крик звучит надсадно и скомкано. Бросаю сигареты обратно на покрывало и что есть духу несусь к берегу, за доли секунды прикидывая в какую задницу опять свернул этот отвратительно нескончаемый день. Стоит ли добавлять, что представшая моим глазам картина уверенно лидирует в забеге неудач. У кормы перевёрнутой вверх дном лодки вцепившиеся друг в друга Маша и Дима почти не видны за тучами брызг. Они то взметаются кверху, то оба уходят под воду. И совсем не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы определить кто устроитель случившегося идиотизма.
Исаев – хренов теоретик – сам плавает как рыба, а спасать спасал только солдатиков в ванне. Ну вот на кой он полез к ней спереди? Герой доморощенный. О том, что тонущая Маша, не отдавая отчёт своим действиям, может начать инстинктивно топить и себя, и его балбесу, похоже, было невдомёк.
На бегу стягиваю с себя футболку. Знаю – время дорого, но так я по крайней мере доплыву скорее. Впрочем, мне тоже не удаётся подобраться к Маше сзади. Голова друга в этот момент скрывается под водой, и следующим объектом на который можно опереться, паучонок выбирает меня. Прикинув чем для нас троих чревата эта попытка развернуться ко мне всем корпусом, ныряю под воду и, схватив её за бёдра, резко разворачиваю Машу спиной к себе. Длинные ногти судорожно скользят по мне, до мяса счёсывая кожу. Напугана она, конечно знатно, с виду хрупкая такая, а силы как в здоровом мужике.
– Доплывёшь? – ору вынырнувшему Диме, подхватывая её за подмышки. Тот молча машет рукой в сторону причала. Сам лицом белее мела. Перетрусил "спасатель". – Всё в порядке, – кричу уже Маше, коротко и грозно, чтоб как-то сбить обуявшую её панику. Вроде бы помогает. По крайней мере грести одной рукой становится легче.
Я им эти кувшинки вместо вазы в задницы не прочь засунуть.
К моменту выхода на берег Маша успевает прокашляться и теперь стучит зубами, тесно прижимаясь ко мне в поиске тепла. Убедившись, что Дима благополучно следует за нами, хватаю её на руки и направляюсь к месту неудавшегося пикника.
– Тебе нужно снять мокрые вещи.
Маша бледно улыбается, крепче обнимая меня за шею.
– Я не уверена, что справлюсь... Пальцы не слушаются.
– Подожду за дверью. Понадобится помощь – зови, – хрипло добавляю, опуская взгляд на её влажную грудь. – Не хочу чтобы ты заболела.
Про себя молюсь, чтобы помощь всё-таки не понадобилась, потому что мы оба сейчас на диком адреналине, а с разрушительной тенденцией этого дня за последствия становится страшно.
Очевидно, мои молитвы где-то всё же были услышаны, ибо через пару минут она выходит в футболке и шортах, со свёрнутым под мышкой толстым пледом.
К нашему возвращению Дима, сжавшись дрожащим комом в траве, хлещет виски прямо из горла. Трясётся весь как пёс побитый. Отлипнув от Маши, принимаюсь притаптывать место для костра. На Исаева стараюсь не смотреть – жалко. И просто зверски хочется прибить.