— Спасибо, дорогая, я не голоден, — сказал Филип Робинсон жене. — Я подумал, что тебе, вероятно, будет легче не ждать меня с ужином, и перекусил по дороге.
— Я держала для тебя ужин на огне, — сердито бросила она в ответ. Безусловно, если бы не гости — Кит и Элис Доултон, — жена обрушила бы на него огонь всего оружия, которым располагают женщины.
— Прошу прощения, — улыбнулся Робинсон гостям. — Дженифер, надеюсь, объяснила, почему я задержался.
— Там что-то приключилось с Артуром Джири, — ответил Кит Доултон, спокойный коротышка, куривший трубку под стать его росту.
— Надеюсь, сейчас он уже в безопасности, — подхватила Элис Доултон, стараясь по мере сил разрядить обстановку. Ей было абсолютно безразлично, что случилось с Артуром Джири, безразличие это проглядывало в каждом ее слове, как проглядывают сквозь тонкий лист бумаги буквы, напечатанные на обратной стороне. — Вам удалось успокоить его?
— О, в этом не было никакой нужды! — воскликнул Робинсон, наливая себе изрядную порцию виски. Он старался не смотреть на жену. — Его спокойствию позавидуешь.
— Я так поняла, что он не соглашается покинуть вокзал, — продолжала Элис. — Мы уж представили себе, как он воюет с полицией.
— Никто и не пытался силой выпроводить его оттуда, хотя бы потому, что никто не знает, что он проводит там дни и ночи напролет.
— Никто, кроме тебя, — ядовито вставила жена.
— У нас же свободная страна, — бесстрастно заметил Доултон.
— Сумасшествие не имеет никакого отношения к свободе, Кит. — Виски придало Робинсону смелости, он говорил отрывисто и уверенно.
— Сумасшествие? — Глаза Доултона округлились. — Полагаете, даже так?
— А мне послышалось, вы сказали, что он совершенно спокоен, — вмешалась Элис Доултон.
— Ну и что же, все зависит от того, о какой форме сумасшествия говорит Филип, — сказал ее муж. — Как известно, при некоторых формах больной внешне абсолютно спокоен.
— У него маниакальное состояние или еще что-нибудь? — спросила Элис Доултон. — По-моему, скорее всего, он нарочно придумал какую-нибудь небылицу и заморочил Филипу голову.
Естественно, думал Робинсон, у такой женщины на все готовы словесные клише. Откинувшись на спинку кресла, он разглядывал своих гостей, полуприкрыв глаза, испытывая почти наслаждение от острой неприязни к этим людям. Миссис Доултон была тощей, похожей на птицу, нос клювиком, таких в юности называют «малышка», «живчик». Ее миниатюрная фигурка весьма гармонировала с коротенькой фигуркой мужа; парочка эта, казалось, выпорхнула на прогулку из кукольного домика. Они сидели в деревянных позах, словно игрушки, и были готовы болтать о Джири так же, как о сенсации, вычитанной из газет.
Дженифер Робинсон, высокая, надменная женщина, чье выражение лица, как правило, почти ничего не выражало, оставаясь непроницаемым, даже когда она радовалась или сердилась, спросила у Элис Доултон:
— Элис, а для чего Артуру Джири придумывать?
— Вы же знаете, — с готовностью ответила миссис Доултон, — он ушел из дома.
— Они расстались с женой, это ясно, — сказал Робинсон. — По-моему, это ни для кого не секрет.
— Ну так вот, — продолжала Элис Доултон, — будет развод, наймут детективов, судебный чиновник подготовит дело, начнутся всякие разбирательства. — В глазах ее забегали огоньки, она обожала смаковать подобные темы. — Естественно, что, встретив на Паддингтонском вокзале знакомого, Артур Джири тут же решил замести следы.
Робинсону лень было отвечать, и разговор снова поддержала Дженифер:
— Вы знаете его жену? Меня знакомили с ней как-то, но я не запомнила ее имени.
— Элизабет, — тотчас ответила миссис Доултон. — Я не знаю ее, но кто-то, помнится, рассказывал мне, как она прелестна и какой у них чудный дом. Я даже запомнила слово в слово: «Элизабет Джири удивительно организованная женщина, не знаю ей равных».
— Сомнительный комплимент, — заметил Доултон с улыбкой.
— Знаю, что у тебя на уме, — парировала жена. — Любая женщина с чувством долга перед мужем и семьей для тебя питон, чудовище какое-то, норовящее задушить всех домочадцев. Ведь так, я угадала?
— Мужчины воображают, что в доме все делается само собой, — добавила Дженифер Робинсон. — Они уверены, что, когда уходят утром по своим делам, мы сушим волосы или листаем журналы, а в доме все получается само собой.
Объединенные возмущением по поводу угнетенного положения женщины в семье, обе дамы сурово смотрели на своих мужей.
— Вернемся к Артуру Джири, — начал Доултон. Все ждали, что он скажет дальше, а он принялся раскуривать трубку-коротышку; пришлось дожидаться, пока он сделает затяжку, одну, другую, третью, и табак потемнеет. Наконец он бросил спичку и закончил фразу: — Лично я не принимаю версии Элис. Не станет он ничего придумывать, поскольку это легко проверить. Если он все время торчит на вокзале, значит, живет либо в привокзальной гостинице, либо в какой-нибудь другой поблизости, и детектив сможет все выяснить за полчаса.
— При чем тут детективы? — Терпение Робинсона лопнуло. — Да все детективы мира сойдутся на одном: Артур Джири попал в беду. Это ясно как день. Я не слишком хорошо с ним знаком, не берусь судить, что с ним произошло, но, видно, ему несладко и он потерял способность трезво оценивать происходящее.
— И поэтому он живет на вокзале, — усмехнулась миссис Доултон. — Он что, зациклился на поездах и всем прочем?
— Интересно, как он устроился с финансами, — сказал Доултон. — Я к тому, что, зная это, можно судить, насколько он утратил связь с реальностью.
— С чего вы взяли? — возразил Робинсон. — Некоторые сохраняют поразительную трезвость мысли в финансовых вопросах, но живут при этом в мире чистейших фантазий.
— И все же, — продолжал Доултон, попыхивая трубкой, — если он оставил жене достаточно денег, значит, чувство долга в нем не притупилось.
— Нет, притупилось, — упрямо перебила Элис Доултон. — Уйти из дома, свалить все заботы на жену — это безответственно с любой точки зрения. Деньги еще не все, если хочешь знать, Кит.
Робинсон снова налил себе виски, не обращая внимания на жену, которая слегка вскинула брови. Он чувствовал, что еще немного — и они признают душевнобольным его самого.
— Послушайте, не про то мы говорим…
— Джулиан, — резко перебила его миссис Робинсон, — ты давно там?
Все посмотрели на полуоткрытую дверь. Растрепанный мальчик в пижаме, босой, замер в темном холле футах в шести от двери.
— Входи, Джулиан, — снизошла миссис Робинсон.
Фигурка нехотя приблизилась к дверной щели. Джулиан оглядел присутствующих, но в гостиную не вошел.
— Почему ты не в постели? — спросила миссис Робинсон.
— Мне хочется есть. Спустился, чтобы взять печенье.
— И что же — взял?
Джулиан, помедлив, разжал руку — на ладони лежала недоеденная половинка печенья.
— Иди наверх. Спокойной ночи, — мягко сказал отец.
— Спокойной ночи. Папочка!
— Да?
— Ты укроешь меня?
— Ты уже большой, — вмешалась миссис Робинсон.
— Но у меня все сбилось в кровати.
— Пойдем поглядим, — сказал Робинсон и поднялся. Жена и так вне себя, оттого, что он опять поступал ей наперекор, хуже не станет; он знал, она не любит, когда их девятилетний сын вдруг начинает вести себя как маленький. Но он-то понимал, каково Джулиану. Мир такой неуютный и холодный, кому иногда не хочется, чтобы его уложили в постель и поцеловали?! Он поднимался по лестнице за Джулианом, и хрупкое тельце ребенка неожиданно вызвало прилив жалости в сердце этого бесстрастного человека. Он представил себе Артура Джири в тревожном полумраке вокзала: одинокий, затерянный в ледяном море времени, Джири вдруг начинает понимать, что обречен цепляться изо всех сил за немую, мертвую и мрачную скалу — за этот вокзал. Артуру Джири когда-то тоже было девять, как сейчас Джулиану. Робинсон ужаснулся при мысли, что Джулиан живет в том самом мире, который довел Джири, человека преуспевающего и талантливого, до такого состояния… Он поцеловал мальчика, аккуратно подоткнул одеяло (постель сбилась самую малость) и, преисполненный твердой решимости, вернулся в гостиную.
— Я знаю, что надо делать, — сказал он.
— Господи, да сколько же можно об этом Артуре Джири, — возмутилась жена. — Мы говорили уже совсем о другом, и, поверь, нам было не скучно.
Робинсон не сводил с нее глаз.
— Можешь говорить о чем угодно. А я пойду звонить Морису Блейкни.
— Морису Блейкни? — Доултон наморщил лоб. — Сотруднику Грейсона?
Местную психиатрическую клинику, официально называвшуюся «Больница и клиника Чарльза Грейсона», все именовали просто «Грейсон».
— Он принимает больных и без направления, — добавил Робинсон и стоя допил виски. — Мы с Дженифер немного знаем его.
— Ты собираешься позвонить ему и рассказать об Артуре Джири? — недоверчиво спросила Дженифер.
— Если он дома. Если нет, позвоню завтра утром. Нельзя терять времени.
— Боишься, что Артур Джири бросится под поезд или совершит еще что-нибудь?
— Что Артур Джири может сделать, а что нет, меня не касается, — отвечал Робинсон, сознавая, что, если теперь не настоит на своем, жена так и будет командовать им всю жизнь. — Я только знаю, что он болен и об этом следует известить врача-специалиста.
— Будьте осмотрительней, — предупредил Доултон. — Как бы с вас не взыскали за оскорбление личности.
Он робко улыбнулся, сжав зубами трубку.
— По мне, лучше пусть взыщут, чем думать, что я был рядом и не помог больному.
Он вышел в холл, где находился телефон, надел очки и набрал номер доктора Блейкни.
В привокзальной гостинице Джири снимал номер с ванной. Поначалу он было хотел взять себе другой, но дня через два решил, что иметь для ночного отдыха уютный уголок с маленькими удобствами вовсе не помеха его жизни на вокзале.
Было одиннадцать вечера того самого дня, когда Джири встретился с Робинсоном. Он только что принял ванну и обтирался полотенцем. Уже приготовил пижаму — собирался лечь пораньше. Стал вытирать спину — и вдруг понял, что ложиться так рано нельзя. За весь день он ни с кем словом не перекинулся. Ранним утром, разглядывая витрины киоска, он наткнулся на интересную книжку, автор которой в свое время работал с ним в одном институте. Книжка была научно-популярная, но в ней были кое-какие свежие мысли, и Джири давно собирался ее прочитать. Купив книжку, он тут же, за завтраком, начал читать, да так и читал целый день и размышлял над ней. Вот время незаметно и пробежало, а сейчас, стоя возле кровати, он почувствовал, что его тянет к людям, и решил спуститься в кафе выпить чего-нибудь на сон грядущий.