он мог забаррикадироваться от них стеной из толстых гроссбухов, он бы непременно это сделал.
Однажды вечером, после обеда, когда служащие приступили к сверхурочной работе, одна из молодых женщин, пообедавшая в соседнем отеле и опоздавшая на работу, внезапно остановилась перед столом Элвина. Даже не взглянув на него, она вынула из сумочки крохотное зеркальце и губную помаду, неторопливо сняла шляпу, пригладила волосы, накрасила губы и, наивно склонив головку набок, бросила на него дразнящий и волнующий взгляд. Потом вдруг прижала к губам тонкие пальчики с красными, наманикюренными ногтями и послала ему воздушный поцелуй. Молодые женщины за столами дружно захохотали, и только возмущенный звон колокольчика из стеклянного кабинета мистера Фаусетта заставил их умолкнуть. Элвин почти уткнулся пылающим лицом в какую-то подшивку. И весь вечер до конца работы он не поднимал глаз от подшивок, которым вскоре предстояло отправиться в подвал вместе с остальными «скончавшимися» папками.
Но с тех пор эта молодая женщина не выходила у него из головы. Звали ее Джун Смитуик. Не в силах удержаться, он то и дело украдкой бросал на нее взгляды. А она всегда их перехватывала. Иногда она чуть заметно улыбалась ему; иногда дерзко подмигивала и со смехом оборачивалась к своим подругам. Он слышал ее смех, но не обращал на него внимания; какая-то внутренняя сила заставляла Элвина ловить ее взгляды.
Однажды он вообразил, что она к нему неравнодушна. Быть может, даже влюблена. Это, конечно, невероятно, и все же мысль эта льстила и радовала. Ему казалось, что молодые люди, которые насмехались над ним, смотрят теперь на него уважительно и вообще совсем иначе. Быть может, они догадались, что он завоевал сердце Джун? Но это, конечно, не удержит их от попыток покорить ее. Элвин их прекрасно понимал. Конечно, в Джун Смитуик было нечто такое, что притягивало мужчин. Она вся такая нежная и округлая, кожа у нее казалась золотистой, а волосы цвета темного меда. От нее веяло ароматом крепких духов; она часто вынимала пудреницу, приглаживала волосы и проводила по губам помадой. Даже у самых хмурых старых клерков прояснялись лица, когда она проходила мимо их столов.
Однажды зимним утром она пришла очень бледная и пожаловалась на головную боль.
— Ты бы пореже выходила по вечерам, Джун, — сказала одна из ее подруг.
Днем у Джун Смитуик начался озноб, хотя она и другие девушки сидели, прислонясь спиной к горячим батареям отопления. Каждый раз, когда открывалась какая-нибудь дверь, в комнату врывался холодный воздух, и клерки ворчали и чертыхались. Тусклый серый свет просачивался сквозь единственное окно, выходящее в небольшой дворик, окруженный высокими кирпичными зданиями. Казалось, одному только мистеру Фаусетту было уютно в своем стеклянном кабинете с горячими батареями.
Близилось время утреннего чая, когда Джун вдруг обхватила голову руками и уронила ее на стол. Все мгновенно бросили работу. Элвин первый вскочил со стула и подбежал к ней, но, не зная, что делить, стоял и смотрел на нее, пока двое сотрудников не подняли ее на ноги и не увели из комнаты. В полной растерянности Элвин вернулся к своему столу. Он прилежно листал страницы лежавших перед ним толстых гроссбухов, но в глазах его мелькала скрытая тревога.
Все утро, пока Джун лежала в дамской комнате, он беспокойно ерзал на стуле, или вставал из-за стола и ходил по комнате, пли нерешительно останавливался в проходе, устремив взгляд на «женский» стол. Но как только Джун вернулась, Элвин снова принялся за работу с легким сердцем и в праздничном настроении. Он улыбался про себя от восхитительно радостного ощущения в душе.
Однажды, когда она приблизилась к его столу, он сказал дрожавшим от волнения голосом:
— Надеюсь, вы себя лучше чувствуете, мисс Смитуик.
— Да, спасибо, гораздо лучше, — ответила Джун. — Спасибо, что вы старались помочь мне, Элвин, — непринужденным тоном продолжала она. — Право же, все это пустяки, — И Джун улыбнулась.
Ее улыбка показалась Элвину такой очаровательной, что все вокруг поплыло перед его глазами, словно он хватил добрую порцию хмельного.
На следующий день он несколько раз смело подходил к столу Джун, хотя и говорил мистеру Фаусетту, что он завален работой. Почти касаясь щекой ее щеки, он наклонялся над ней, чтобы дать какой-то важный совет.
Через несколько дней он преподнес ей плитку шоколада.
— Какой вы милый, Элвин, — сказала она, и на губах ее затрепетала легкая улыбка.
Он густо покраснел и бросился к своему столу. Он сел, но вместо того, чтобы раскрыть очередной гроссбух, стал думать о будущей своей жизни. Ему непреодолимо хотелось сделать Джун предложение. Но он недаром прослужил все эти годы на государственной службе; ему была чужда беспечность, свойственная рабочему люду. Пока он не продвинется по службе, жениться ему нельзя.
Он решил поговорить со своим старым другом, мистером Фаусеттом. Он встал из-за стола и направился к стеклянному кабинету. Краешком глаза он увидел озорную улыбку на лице Джун. Он нервно заморгал, и шаги его стали неуверенными. Решимости его как не бывало, его доводы в необходимости повышения по службе казались совсем неубедительными. И в конце концов, мистер Фаусетт дал ему возможность повышения, переведя его за стойку, а он с этой работой не справился. И к тому же с чего он взял, что Джун хочет выйти за него замуж?
И все же он вошел в стеклянный кабинет и изложил свою просьбу.
— Я уверен, — сказал Элвин, — что неплохо справился бы с работой в отделе корреспонденции.
Мистер Фаусетт сочувственно выслушал его, но все же не удержался и напомнил Элвину, что он не справился с работой у стойки.
— Я потому говорю об этом, — сказал он, — что это может обернуться не в твою пользу. Ты же знаешь, как трудно уговорить наше начальство.
— Знаю, — безнадежно вздохнул Элвин. — Но мне так нужно повышение. Прибавка к жалованью. По личным причинам… — добавил он и беспомощно развел руками.
Он не смог продолжать и отвел глаза, чтобы не видеть сочувственного взгляда мистера Фаусетта.
— Я сделаю все, что смогу, — сказал мистер Фаусетт. — Я сегодня с ним поговорю.
На следующий день мистер Фаусетт остановился возле сидевшего за столом Элвина и что-то шепнул ему на ухо. Элвин встал и пошел вслед за мистером Фаусеттом к двери. Они спустились на первый этаж и подошли к кабинету начальника департамента.
Начальник, пожилой человек с копной серебристо-седых волос, смерил Элвина взглядом, повернулся на своем вращающемся стуле, поглядел вверх, на высокий потолок, и отпустил несколько добродушных шуточек насчет отдела мистера Фаусетта. И наконец его выцветшие глаза остановились на Элвине.
— Я с радостью поддержал бы ваше повышение по службе, Ньюберри, и перевел в отдел корреспонденции, — сказал он. — Но при нынешнем положении дел я далеко не уверен, что мы можем лишить отдел мистера Фаусетта человека с вашим опытом. — Он взглянул на заведующего отделом. — Послушайтесь моего совета, Ньюберри, и подайте ваше заявление через несколько месяцев. Поймите, что я должен думать об отделе в целом.
Элвин сидел очень прямо, не сводя глаз с начальника.
— Все зависит от того, переведут ли меня в отдел корреспонденции сейчас.
Начальник откашлялся. Неожиданно изменившимся голосом, в котором появились жесткие нотки, он сказал, что сообщит свое решение в конце недели.
Вернувшись, Элвин принялся за работу с удвоенной энергией, ни одна секунда его рабочего времени не проходила зря — он беспрерывно заносил в гроссбухи поступившие суммы, писал докладные записки о неправильных платежах и подшивал бумаги в папки. Но его точила тревога. Он ждал решения начальника. И время от времени его начинали терзать сомнения в том, что Джун к нему неравнодушна. Надо было пригласить ее куда-нибудь вечерком и сделать предложение, корил он себя. Тогда бы все стало ясно. А теперь он то и дело устремлял на нее пристальные взгляды, надеясь прочесть на ее лице, что она всецело принадлежит ему. Но ничего такого на ее лице он не увидел.
Джун Смитуик лениво развалилась на своем стуле с подушечкой на сиденье и шепотом переговаривалась со своими соседками, которые обращались к ней, как к первой даме королевского двора. В сумрачно-свинцовой атмосфере конторы прозвенел приглушенный взрыв смеха. Джун помахала рукой Элвину, и он быстро опустил глаза на свой стол.
Курьер принес ему письмо от Начальника. В двух строках Начальник уведомлял, что в настоящее время повышение в должности не представляется возможным, и советовал ему возобновить свою просьбу попозже, к концу года.
Элвин, еде переводя дыхание, бросился к мистеру Фаусетту.
— Тут я ничем не могу помочь, Элвин, — сказал заведующий отделом. — Боюсь, что вам придется набраться терпения.
— Но я не могу ждать полгода, — сказал Элвин.
Мистер Фаусетт только пожал плечами.
Элвин Ньюберри, вернувшись к своему столу, кипел от возмущения. «Неужели я не заслужил внимания, — думал он. — Ведь я никогда еще ничего не просил». Он обдумывал разные планы и наконец решил написать письмо Начальнику. Он вытащил из ящика своего стола целую стопку бумаги со штампом «Срочная докладная записка» и начал писать. Лист за листом он исписывал своим аккуратным почерком, и каждый лист летел в корзинку для мусора. Он забыл о своей работе, его гроссбух лежал на столе нераскрытый, в голове его сталкивались противоречивые мысли, он старался найти слова, которые убедили бы Начальника изменить свое решение. Наконец он составил письмо, перечитал его несколько раз, прежде чем запечатать конверт.
«Начальнику Департамента.
Сэр!
Убедительно прошу Вас передать мое дело на рассмотрение в Апелляционный суд. Я уверен, что, если все факты, изложенные в моем прошении, станут известны Суду, моя просьба будет удовлетворена. Жду положительного ответа.
Остаюсь уважающий Вас
Элвин Ньюберри».
Начальник отказался передать его прошение в Апелляционный суд. Согласно пункту 86 закона, Начальник имеет право отказаться от передачи дела на рассмотрение Суда. Он посоветовал Элвину заняться этим попозже, как он ему уже говорил.