Автобиографический материал писатель интенсивно, как ни в одном другом произведении, использовал для искренней исповеди героя — сначала подростка, затем юноши, молодого человека, мучительно и пытливо отбирающего из потока жизненных явлений зерна доброты, человечности, справедливости. По существу, мы имеем здесь дело с «романом воспитания».
Эпизоды, сцены, впечатления, характеры людей в свободном, лишенном единого событийного стержня сюжете создают широкую и яркую, мозаичную панораму. Нельзя не сказать и о способности И. Давидкова пластично рисовать окружающий мир в деталях, которые выполняют особую функцию в замысле повести. Разомкнутость, незавершенность сюжета словно обещает продолжение начатого разговора-воспоминания о прошлом.
Память о былом — давнем и недавнем, умение извлечь из него необходимые уроки всегда были присущи литературе Болгарии. Современная лирическая проза обогащает эту традицию. В повести Николая Антонова (род. в 1926 г.) «Гибель» рассказывается о трагическом эпизоде, разыгравшемся во время второй мировой войны, — о гибели болгарского торгового судна «Хемус». Экипаж корабля во главе с капитаном Сираковым оказался отрезанным от родины. Драматическая ситуация раскрыта в повести и событийно и психологически. Трагична фигура капитана — человека без семьи, без родины, без идеалов. Ему чужды идеи организованной борьбы с фашизмом. Сильный духом человек, он может взбунтоваться, но бунт его стихиен, бессмыслен. Он покорно исполняет приказ немецкого командования — ведет корабль и людей к неминуемой гибели. Физическая смерть закономерно завершает нравственную гибель этого человека, не нашедшего своего места в борьбе с насилием. Неподготовленным к борьбе оказался и экипаж судна. Писатель показывает, как мечутся эти люди в поисках цели, смысла жизни. Мечутся и не находят. Механическое исполнение своих обязанностей, пьянство, паника, бессмысленное убийство — таковы этапы нравственной деградации людей, предваряющие их гибель.
Повесть Н. Антонова как бы выпадает из традиции высокого рассказа о героическом подвиге, свойственного болгарской литературе. Однако в ней отчетливо видна гражданская позиция писателя — нашего современника, посвятившего свое творчество людям цельным, преданным родине.
В раскрытии актуальных проблем болгарские писатели обращаются к средствам художественной публицистики. Такое обращение характерно для довести Ивана Острикова (род. в 1928 г.) «Границы любви».
Случай из судебной практики дал писателю повод для анализа социальной проблемы преступности среди молодежи. Герои повести — Рапона, Боби, Эми — скорее литературные типы, чем индивидуальные характеры. Писатель исследует причины отклонений от закона, от норм социалистической нравственности, — причины не только житейские, но и моральные, коренящиеся во взаимоотношениях между старшими и младшими, между родителями и детьми. «Границы любви» — это публицистическое размышление об ответственности людей перед обществом.
Интерес к становлению нового человека вообще отличает прозу И. Острикова, его сборники рассказов «День начинается в полночь» (1962), «Баррикада из мешков» (1964), «Цвета пламени» (1965), «Так сгорают алмазы» (1968), «Честность в наем» (1970). К этой теме И. Остриков шел своим путем — от лирического монолога к публицистическому авторскому вмешательству в повествование. Публицистический стиль многих его рассказов непосредственно обращен к гражданским чувствам читателя. Автор словно приглашает его принять участие в обсуждении поднимаемой проблемы.
Процесс формирований личности постоянно интересует Лиляну Михайлову (род. в 1939 г.). Свою творческую биографию она начинала в поэзии («Часы не имеют названий», 1963). Романтический настрой ее лирики выразил оптимистическое мироощущение поколения. Той же потребностью рассказать о себе самой и о своих сверстниках отмечены и беллетристические опыты Л. Михайловой — сборники рассказов «Женщины» (1966), «Дом на углу» (1969), повести «Открой, это я…» (1972) и «Корабль» (1972), книга рассказов «Радость к воскресенью» (1973).
Повесть «Открой, это я…» во многом симптоматична и для творческой эволюции Л. Михайловой, и для всей современной прозы в Болгарии. В отличие, например, от И. Давидкова для манеры Л. Михайловой характерны точность наблюдения, простая и непритязательная фабула, как правило, лишенная обостренных драматических ситуаций. Творчество молодой писательницы, несомненно, находится в общем русле развития лирической прозы. Ее повести свойственны сильно выраженный доверительный тон рассказа от первого лица, тяготение к психологизму в раскрытии духовной жизни современника.
Повесть автобиографична, сюжет ее предельно прост: выпускница вуза, учительница рассказывает о своем первом самостоятельном учебном годе в вечерней школе для шахтеров. Ситуация «типовая», и прежде неоднократно раскрывавшаяся в литературе. Л. Михайлова нашла свой подход к ней. Ее героиня — Николина — тип нового человека, не обремененного индивидуалистической моралью. Она приходит в школу с высокими этическими представлениями об общественном назначении человека, его знаний и нравственного багажа. Жизнь экзаменует ее, вчерашняя студентка сдает еще один — самый важный — экзамен, на высокое человеческое доверие.
Взрослые учащиеся в классе для нее — индивидуальности, характеры, общение с которыми не может прекратиться со звонком на перемену. Все, что происходит вокруг, отзывается в открытой душе Николины. Она не просто «учит», она и сама учится — учится понимать людей, учится у людей. В этом двуедином процессе Л. Михайлова видит источник формирования многогранной индивидуальности современного человека.
Обращает на себя внимание и еще одна тема — становление новой семьи, ее специфической нравственной атмосферы и ее быта. Богата гамма взаимоотношений Николины с ее мужем — инженером, тоже пришедшим на производство из вуза. Традиции национальной литературы в изображении семейно-бытовых отношений преломляются в повести Л. Михайловой по-новому: в семье на смену патриархальной, мещанской морали приходит мораль социалистическая. В квартиру этой семьи постоянно и ежечасно стучится большой мир: откройте, это я!
В сборник включена повесть «Процесс», написанная одним из самых молодых прозаиков — Владимиром Заревым (род. в 1947 г.). Он уже выпустил несколько книг: сборник стихов «Если настало время» (1969), сборники рассказов «Беспокойные чувства» (1971), «Так прекрасно, мучительно, бесконечно…» (1972), «сказку для детей и взрослых» «Большой, странный сад» (1972).
О прозе В. Зарева в болгарской критике много спорят. Одни усматривают в ней нарочитость проблематики, манерность стиля, самоцельность психологического анализа. Другие не без оснований говорят о том, что писатель ищет новых путей в творчестве, в связи с этим понятен углубленный интерес к нравственной, духовной жизни современников, особенно — людей современного города.
Повесть «Процесс» — одно из наиболее характерных произведений молодого прозаика. Ей, несомненно, присущи многие отличительные черты лирической прозы. И в то же время в повести немало самобытного. Криминально-детективный сюжет здесь не главное. Зарев прежде всего тщательно исследует нравственную коллизию в жизни героя — молодого преуспевающего адвоката Андрея Сивриева. «Процесс» — это аналитическое повествование о том, к чему приводит компромисс между гражданским долгом и личными интересами, между словом и делом. Автор как будто бы беспристрастен в оценке своего героя, но на самом деле он принципиально осуждает его за сделку с совестью, за уступки мещанству, эгоизму, тщеславию.
Своеобразные композиция, стилистика повести — рассказ ведется то от лица героев, то от лица автора, — постоянная смена точек зрения на происходящее — не самоцельный прием, а оправданное замыслом средство показать многозначность индивидуальных мотивов и побуждений в поступках личности. Герои В. Зарева привлекательны тем, что они проверяют свои дела строгим и требовательным самоанализом. Писатель показал себя незаурядным мастером психологического монолога. Очевидно, рано еще делать сколько-нибудь определенные заключения. Но очевидно и другое — пристальное внимание молодых прозаиков, таких, как В. Зарев, к новым противоречиям бурно развивающегося общества. Эпоха научно-технической революции порождает специфические конфликты, преломляющиеся в различных сферах человеческого бытия. Кажущаяся однотипность материально-бытовой и духовной жизни людей скрывает в себе новые коллизии. Осмысление этих процессов все чаще привлекает внимание и художников слова.
Путь, по которому идет литература Болгарии, — это путь непрерывного восхождения — целеустремленного, со своими диалектическими законами внутреннего развития. Литература, Болгарии всегда жила интересами общества, всегда стремилась отвечать его запросам, служить народу, быть верной времени. Свидетельство тому и предлагаемая книга повестей.
Стефан ДичевЭСКАДРОН
1
Вечером, после открытия Осеннего Салона 78-го года, Фрэнк Миллет пригласил нас к себе в мастерскую.
Я не раз бывал тут до того, как Фрэнк уехал для участия в Балканской кампании, и сейчас, едва переступив порог мастерской, убедился воочию, что двухлетнее его отсутствие не прошло даром. Не осталось и следа от бурного увлечения классикой. Исчезли гипсовые, слепки, обнаженные тела в золотистом колорите. Исчез даже небольшой Пуссен, которым он некогда так гордился. Куда ни взглянешь, везде разбросаны ружья, амуниция, всевозможные мундиры, русские и турецкие, разного рода трофеи — память о недавнем кровопролитии, успевшем даже для нас, современников, стать историей.
Я смотрел на висевшие по стенам рисунки. Больше всего на них. Сюжеты те же, что и на выставленных в Салоне картинах Фрэнка: идущие в атаку полки, неприступные редуты, портреты бородатых воинов. Но меня поистине озадачило, что и здесь все (шло пронизано каким-то, я бы сказал, трагикомизмом, который я ощутил уже днем, в Салоне, при взгляде на первую же картину Фрэнка. Неужто это наш Миллет с его драматизмом и патетикой? Либо же прежний Миллет был выдуманным, ненастоящим, книжным?.. Я всматривался, размышлял, сопоставлял. Мне мерещилось, что полки, столь яростно устремившиеся в атаку, вот-вот побросают оружие; что неприступные редуты, в сущности, давно пора было покинуть; что бородачи в солдатских мундирах щурят глаза не случайно — они подмаргивают нам. Война войной — казалось, говорил художник, — а жизнь остается жизнью.