Мама наказывала: людей не бойся, спрашивай — помогут. То же говорила Анна Владимировна, когда прощалась с нею: людей не бойся...
Иванна дошла до центра, потопталась у витрин еще закрытых магазинов; взгляд перескакивал с одного предмета на другой, но, заманчивые, не приманили они души — полна она была другим: тревогой, неуверенностью, которая так ее всю сковала, что и шагу ступить, казалось, больше не сумеет. И чтоб совсем не растеряться, Иванна пошла вперед, читая вывески на каждом доме, который, как ей представлялось, по виду мог быть училищем. В том, что это здание особое даже по виду, не сомневалась.
Добралась до площади. Посредине белое здание с высокой башней и часами. Над ним — красный флаг. Сразу видно, оно над городом старшина. Послушала, как бьют часы, а времени не разобрала: цифры какими-то палочками, таких Иванна не видела.
Постояла у могилы генерала, прочитала надпись. Значит, тут были бои, даже вот генерал погиб. А возле их села и боя не было, кому оно нужно, их убогое маленькое село...
Остерегаясь пыли — не запачкать бы платья, — подошла к дядьке, который трещал длинной метлой по камням, сгонял мусор в кучу. Дядька перестал шаркать, охотно и подробно объяснил, где училище, сам спросил, откуда она, есть ли в городе родственники. Если в училище не примут (у Иванны сердце заныло), посоветовал походить по домам, поспрашивать; может, кто-нибудь возьмет в няньки, таких девушек из сел к детям берут охотно: на заводы наехало много люду, детских садов и яслей не хватает. Дядька даже до угла проводил, где начиналась нужная ей улица.
Иванна приободрилась, снова вспомнила слова мамы и Анны Владимировны: люди помогут, бояться не надо. Не доходя до того здания, на которое показал дядька, приметила вывеску: «Педагогическое училище». Остановилась. А почему это она идет поступать в музыкальное, когда вот оно, то единственное, которое нужно ей, — педагогическое? Вспомнилась Мария Васильевна, школа, мечты. Наверное, Анна Владимировна просто не знает, что в городе есть педагогическое училище. Иванна направилась к двери.
Никаких осложнений в училище не возникло. Девушка-секретарь сказала, что Иванна опоздала, вступительные экзамены уже закончились. Но взяла ее документы, характеристику из школы, глянула на Иванну с уважением — в табеле одни пятерки, уточнила название села, внесла ее в списки и сказала, что занятия начнутся через две недели, расписание будет вывешено в коридоре, нужно приходить к девяти часам... На удивленный взгляд Иванны девушка ответила:
— Нужны местные кадры. Таких, как ты, принимают без всякого...
Так просто и буднично. Иванна и бояться еще не перестала, и опомниться не успела, а ее приняли в училище. Но одного, очень главного, не спросила девушка: есть ли у Иванны жилье (а дядька вот сразу спросил), ничего не сказала пре общежитие и стипендию — те веские доводы, которыми утешала и подбадривала ее Анна Владимировна. В приемной больше никого не было, дверь с холодной дощечкой «Директор» молчала, и Иванна побоялась спросить, постеснялась, тихо сказала «спасибо» и вышла на улицу, не понимая, радоваться ей или плакать. Все же не заплакала, села на скамейку в сквере на углу улицы, решила все спокойно обдумать.
Можно на две недели вернуться домой, но возвращаться она не должна. Чтобы учиться, нужно устроиться в городе, поискать работу, о которой говорил дядька.
Денег у нее совсем мало, почти нет.
Иванна шла по улице, обсаженной каштанами, под ними даже в жару прохладно, а сейчас, утром, там еще зябли ночные холодки. Наверное, это главная улица: на домах вывески, да и дома все большие, многоэтажные. Слева темное здание костела с острыми шпилями. Красные кирпичи, напитанные временем и воспоминаниями, потемнели, мох узорами полз от фундамента вверх.
Иванна подошла ближе. Ей хотелось посмотреть, как идет служба, послушать орган.
В их селе была плюгавенькая церквушка, туда очень редко, на самые большие праздники, ходила мать. Отец записал детей в католическую веру, так как сам был католиком, но водить их, голых и босых, в другое село, где был костел, не мог, поэтому росли они безбожниками, детьми леса и природы.
Всего один раз была Иванна в костеле. Его было видно издалека, с дороги. Как стали подходить к той костельной горе, показалось Иванне, что из земли пробивается какой-то рокот, проходит через ноги в самое сердце. И чем ближе они подходили, тем рокот густел, перебирался из земли в синий воздух, в деревья, людей.
Иванна не могла понять, что это такое, только сердце ее дрожало и плыло ввысь, как неведомые звуки. Потом она поняла, что звуки и то дрожание — не из земли, а от костела, во всю ширь и глубь. Отец объяснил — это орган...
Позже Иванна пробовала припомнить на баяне то рокотание, но выходили звуки без их особой слоистости и глубины. Значит, те звуки мог рождать только орган.
Иванна обошла вокруг костела. Разъеденные травой дорожки, когда-то выложенные кирпичными плитками, показали ей, что костел необитаем; увидела она и забитые досками двери, большую дыру в куполе, пробитую снарядом, березку, неведомо как прилепившуюся на карнизе, бодрую и веселую.
Зыбкое положение березки снова повернуло ее мысли к себе. Она пошла дальше по улице. Вот и школа, двухэтажная, с большими окнами. Вокруг деревья, цветы, скамейки. Напротив — Дворец пионеров, каменные мальчик и девочка с горном и барабаном, и тоже всюду цветы, на всех окнах, в саду. Кто учится в такой школе, ходит в такой дворец, куда и войти-то страшно по мраморным ступеням? Что это за дети особенные, городские?
Главная улица завернула направо, налево вниз пошел отросток, узкий и еще более зеленый.
Много улиц обошла Иванна с разными домами и ничего не нашла, потому что стеснялась спрашивать, надеялась, что какой-то добрый человек сам увидит и спросит, почему она бродит одна, такая потерянная, усталая, и она скажет, что хочет служить в нянях, ничего ей не нужно, только угол да кусок хлеба да еще чтоб ее пускали на занятия в училище, а все, что не успеет сделать днем, она и ночью доделает, она сильная, все умеет. Но никто ее не спрашивал, город спешил, люди торопливо проходили мимо.
Время шло. Иванна посидела в сквере, съела хлеб, что был с собой, выпила газированной воды. Деньги тратить боялась.
Скитания придали ей смелости, она снова решила пойти в училище, спросить про общежитие и стипендию, но приемная комиссия работала только до четырех, а на ратуше уже пробило пять. Уборщица сказала, что никого нет.
5
Подобрав ноги под себя и накрыв плечи маминым клетчатым платком, который заменял ей и кофту, и плащ, и пальто, Иванна сидела на скамейке.
Она выбрала скамейку на главной улице, на которую падал свет из окон большого дома напротив, где был магазин. Так было не страшно.
Милиционер похаживал мимо, косился: чего она тут сжалась в комок, сразу видно, что забрела откуда-то в город бездомная; но не спрашивал: еще на улице много гуляющих и каждый может сидеть где ему вздумается. Но он все же решил эту девочку из виду не выпускать.
Иванна задремала и не заметила, что рядом сел какой-то человек. Вздрогнула, открыла глаза, увидела пожилого мужчину, спокойное и неулыбчивое лицо, повернутое к ней, лысую голову (шляпа лежала на колене, он придерживал ее рукой), глаза внимательные, сочувствующие. Лицо как лицо, даже некрасивое, но что-то такое исходило от него, что Иванна могла бы определить только двумя словами — доброта и усталость. И еще почуялось Иванне, что человек этот на скамейку присел не ради нее, а чтоб передохнуть, собраться с думами, а потом уж ее разглядел.
— Кто ты, девочка, откуда? — спросил он тихим ровным голосом.
Милиционер подошел поближе, остановился на таком расстоянии, чтоб назойливым не казаться и все слышать.
Весь день ждала Иванна этого вопроса, поэтому рассказала все: из какого она села, зачем пришла в город.
— Приняли в училище?
— Да...
— Что же ты здесь сидишь? В училище нет общежития?
— Не знаю...
— Растерялась? — усмехнулся понимающе. — И напрасно. Ты же молодчина, учиться поступила, а в пустяках теряешься. Не давать им поблажки, этим пустякам, они едучие, как комарье. Вроде и не съедят, а уж изведут... Замерзла? (Иванна кивнула.) Есть, конечно, тоже хочешь? Ну идем! — Он поднялся, протянул Иванне руку.
Она все же испугалась: хоть и хороший, видно, человек, а незнакомый, чужой.
— Да не бойся, глупая, у меня дочка такая, Клара...
С главной улицы они спустились вниз по переулку и вошли в калитку одного из тех красивых домов, в которых, как подумала Иванна, и люди живут красивые.
Глава шестая. ВОЛОДЯ
1
Заниматься Володя Сопенко приходил к Алику Рябову. У Володи тесновато, младший братишка со значительным видом раскладывал свой букварь и тетрадки в косую линейку на его письменном столе. Хотя у Володи уроков больше и девятый класс — не первый, он уступал брату стол, стараясь поддержать и развить в нем черту, которая, как ему казалось, была в человеке самой важной — серьезное отношение к делу.
У Рябова своя комната, в ней просто и уютно, как, впрочем, и во всей квартире Рябовых: ничего лишнего, все на своих местах, много света, воздуха, цветов. И даже книги неплохо подобраны на этажерке в столовой, на полке в комнате Алика.
Володя удивлялся расхлестанности Алика, его дружбе с Игорем, считал это все временным, придуманным нарочно, для рекламы. Тот, второй мир, где Алик был прославленным Али-Бабой, Володя воспринимал как детскую слабость и снисходительно прощал ему, как прощал брату деревянный пистолет и эти «ту-ту-ту» и «ды-ды-ды», которыми строчили из самодельных пистолетов и автоматов мальчишки во дворе, все еще воюя с «фашистами».
Голова на плечах у Алика есть, тормозов не хватает. Когда заставишь его сосредоточиться, вникнуть, он решает самые сложные задачи, по истории сам читает шире программы, иногда удивит какой-нибудь деталью, вычитанной в книге или старой энциклопедии, которая валя