— Безобидные зверюшки, — сказал Жак, стуча зубами.
— Надо убираться отсюда, — прошипел Жильбер. — Этот бугор смахивает на могилу.
Они вскочили в лодку и отплыли от островка, гребя по очереди. Долго еще было слышно лису. Когда добрались до тихой воды и кругом наступила тишина, они пересели — один устроился на носу, другой перешел на корму. Днище лодки было сухим. Жак задел ногой удочки, сложенные вдоль борта.
— И все-таки нам нечего волноваться. Если даже мы проведем здесь ночь, завтра нам удастся более или менее легко пристать к берегу, — сказал Жак.
Он заметил, что Жильбер держит в руке толстое бамбуковое удилище.
— Что ты собираешься делать? — спросил Жак.
И тут же, не задумываясь, схватил другое удилище. Удочки у Жильбера были крепкие — для щуки.
— Что я собираюсь делать? — спросил? Кильбер. — А ты?
— Я?
Они безмолвно глядели друг на друга в лунном полумраке. Внезапно оба поняли, что боятся друг друга. Кто из них нападет первым? Значит, мир не наступит никогда? После этого приключения с засохшим деревом, после того, как они вместе вычерпывали воду, конопатили лодку, удрали от лисы и от совы, приносящей несчастье, пришлось снова вспомнить о наследстве и о взаимной ненависти. Разве Жильбер не был худшим из предателей? Разве Жаку не хотелось убрать его с дороги? Кто смог бы потом это засвидетельствовать? Они сидели не двигаясь, настороженно следя друг за другом. И тут лодка наскочила на льдину. Это неизбежно должно было случиться, раз они ушли с быстрины.
Оба содрогнулись. Жильбер первым выпустил удочку, Жак тут же бросил свою. Теперь им казалось, что всюду царит страх — наверное, причиной тому были их собственные недобрые чувства. Но главную роль тут сыграла река, захватившая их в плен. Если б только им удалось добраться до твердой земли, увидеть огни деревни — там бы они смогли переговорить, и все пошло бы на лад.
Впереди они заметили темную массу, которая словно охватывала их кольцом.
— Попали в болото, — сказал Жильбер, едва переводя дух. — Берег в двух шагах отсюда.
Он стал разбивать лед веслом. Но вскоре это оказалось невозможным — лед был слишком толстый. Тогда они выскочили из лодки и не раздумывая побежали к берегу.
Однако там их ждало новое разочарование. Над рекой тянулся крутой обрыв, поросший колючим кустарником. Они расцарапали себе руки и лицо. Но не нашлось ни одного уступа, за который можно было бы уцепиться. Жильбер ухватился за плеть клематиса, которая тут же обломилась, и упал, ударившись так сильно, что на льду образовалась трещина и он ощутил, как вокруг него разливается вода.
— В лодку, — выдохнул он.
Они забрались в лодку и выгребли на середину реки. Потом попытались приблизиться к берегу в другом месте, но безуспешно.
— Прямо напасть какая-то, — сказал Жак.
— Надо выбраться с этой реки как можно скорее, — сказал Жильбер.
А что, если один из них вдруг зазевается, начнет засыпать? Как поступит тогда другой?
— Мы должны были бы любить друг друга по-братски, — сказал Жильбер, бросая весло.
— Должны… — отозвался Жак.
Теперь их подхватило медленное течение. Пускай лодку снесет вниз, решили они, а там будет видно. Оба, не сговариваясь, уселись на своих местах, зажав руки в коленях. Вокруг расстилался мерцающий туман. Поверхность воды по-прежнему была ровной и тусклой, и только льдины, выталкиваемые каким-то глубоководным течением, время от времени выглядывали из воды, словно рыбьи спины.
— Нам лучше сидеть спокойно, — сказал Жильбер. — А то эти льдины пробьют лодку.
Порой в туманной выси открывались просветы и тут же исчезали. А то вдруг возникали какие-то полосы, похожие на гигантские колонны, которые таяли и опадали. Однако луна, виновница всех этих миражей, не показалась ни разу. А им так хотелось увидеть хоть какие-нибудь четкие очертания.
— Не имею понятия, где мы находимся, — говорил Жак.
— Взгляни, — сказал Жильбер.
Прямо по ходу лодки показался какой-то колышек с перекладиной.
— Дорожный столб, — сказал Жак.
Это был большой крест. Перекладина прошла почти над самыми их головами, а лодка едва не задела продольный брус. В середине креста виднелось эмалевое сердечко, на котором должно было быть имя. Еще несколько секунд, и крест исчез в тумане.
— Никогда не слыхал, чтоб тут на берегу был крест, — сказал Жак.
— Тут, наверное, произошел какой-нибудь несчастный случай, это, должно быть, нижняя дорога в Рилли. Река ведь разлилась довольно широко.
Жильбер глубоко вздохнул.
— Когда я был маленьким… — начал Жак. И сразу же умолк.
— Ну и что же? — спросил Жильбер.
— Ничего. Но если б мне сказали в ту пору, когда мы вместе играли, что однажды ночью мы с тобой попадем в такую историю — я ни за что бы не поверил.
— Мы приходили на нижнюю риллийскую дорогу, — сказал Жильбер, — помнишь? Рисовали на земле квадраты и играли в классики. Что за странная мысль — приходить играть в классики именно сюда?
И все же то была прекрасная мысль. Казалось, она появилась у них когда-то только затем, чтобы вспоминать о ней в эту проклятую ночь.
— Еще один крест, — сказал Жак.
Но это оказался тот же самый.
— Тут есть встречные течения, — сказал Жильбер. — Мы кружим на месте, это ясно.
Жильбер чиркнул спичкой, чтобы прочесть имя на эмалевом сердечке. Имени не было. Это ничего не значащее обстоятельство повергло их в оцепенение. Как будто они ожидали увидеть на этой табличке чье-то имя, или даже два имени: Жильбер Корнебуа и Жак Лармуайе. Могучий, таинственный рок! Они не осмелились произнести ни слова и только глядели друг на друга. Нет, было невозможно представить, чтобы один из них когда-либо мечтал о смерти другого. Ну, можно ли это допустить? Через две минуты крест появился опять, но уже справа от них.
— Водоворот, — сказал Жак. — Странно ведет себя река.
— Надо выбираться отсюда, — отозвался Жильбер.
Схватив весло, он принялся грести с лихорадочной поспешностью. И вдруг Жак увидел, что он остановился, а в руках у него ничего нет.
— Что случилось?
— У меня кто-то вырвал весло.
— Ты плохо закрепил его, вот оно и выпало.
— У меня его кто-то вырвал, — повторил Жильбер.
Да, в эту необыкновенную ночь могло произойти все что угодно. Они услышали долгий вой. Лиса!
И в ту же минуту из тумана донесся громоподобный раскат: приближался и нарастал низкий гул, переходящий в оглушительный треск.
— Лед идет, — сказал Жак.
— Старина Жак…
На них двигалась сверкающая, как им показалось, стена. Должно быть, прорвало скопление льда за железнодорожным мостом, и теперь льдины вынесло на быстрину. Очевидно, лодка попала на то место, где сливаются два течения. Она вздыбилась навстречу льдинам. Жильбера и Жака швырнуло на дно.
Большой приветливый дом. Сияет сад в свете февральского утра. Подснежники на газонах кажутся особенно яркими под голубым весенним небом. По аллее тихонько идет старая дама в сопровождении служанки. Совсем дряхлая, дрожащая, она опирается на палку.
— Анна, — говорит она, — мне очень нужно было совершить эту последнюю прогулку по саду.
— О нет, Людивина, она не последняя, — отвечает Анна.
— Итак, я еще вижу небо. Скелет созерцает твое небо, господь.
Вместе с Анной она идет до конца сада и просит открыть калитку.
— Хочу посмотреть на реку, — говорит Людивина и идет через луг.
В нескольких шагах от нее разлилась река. Здесь лед уже снесло течением, лишь кое-где по берегам осталась широкая, зубчатая ледяная кромка.
Людивина увидела лодку. Она не выразила удивления. Несмотря на возражения Анны, подошла поближе к воде и долго смотрела на людей, лежавших в лодке.
— Они возвращаются с праздника в Эгли, — сказала Людивина. — Отчего им вздумалось переплыть реку в этой скорлупке? Такое может прийти в голову только пьяному. Наверно, их бросили в лодку какие-нибудь шутники.
Жак пошевелился и протер глаза. Проснулся и Жильбер. После столкновения со льдинами их лодку неожиданно отнесло в сторону от основного течения, и, как только они убедились в этом, ощущение безопасности охватило их с такой силой, что они снова улеглись на дно лодки друг подле друга и заснули, разбитые усталостью. Не голос ли Людивины их разбудил? При виде тетушки они были так поражены, что не смогли подняться со дна лодки и лишь дико озирались кругом.
— Да это же мои племянники, — воскликнула Людивина своим дребезжащим голосом. — Мои племянники! И оба мертвецки пьяны. Будь уверена, Анна, я не завещаю им ни единого сантима. Идем наводить порядок в делах.
Она повернулась и размеренным шагом пошла прочь, Анна же не сочла нужным что-либо сказать. И только когда они скрылись в доме, Жильбер и Жак поняли, что произошло. Они долго жали друг другу руки.
Утро было наполнено сладостью весны.
— В этом году сады зацветут рано, — сказал Жильбер.
— И цвести они будут, как никогда, — отозвался Жак.
Однажды вечером…
Если живешь в Эгли, то какой смысл бывать в Верзье? Эгли городок маленький, но и Верзье совсем небольшой город. В Эгли один газетный киоск, в Верзье два, и примерно такое же соотношение существует в остальной торговле. И только ради этого, право же, не стоит трогаться с места.
Венсан Мерьо, преподаватель литературы в Эглийском коллеже, жил у родителей. Ему исполнилось двадцать пять лет. Когда работа позволяла, он мог прокатиться на машине в Реймс и сыграть в карты или в бильярд с друзьями в каком-нибудь кафе. Однако чаще всего он отправлялся к концу дня в Верзье и в полном одиночестве бродил по главной улице. Он никогда не задумывался, зачем ему это нужно, и наверно, не стоит нам его об этом спрашивать.
Он разглядывал фотографии, выставленные в газетной витрине. Немалое развлечение. Футбольные команды, деревенские праздники, гигантские экземпляры картофеля или моркови, триумф какого-нибудь депутата — многообразие отголосков окружающего мира было восхитительно. Гаражи и магазины давали пищу для множества других полезных наблюдений. Заходя в книжный магазин, Венсан Мерь