2) специальную теорию конкретной отрасли социологии (например, социальной лингвистики);
3) частные эмпирические исследования (например, конкретные социолингвистические исследования функционирования языка в той или иной сфере, в школе, на заводе и т.д.).
Все три раздела взаимосвязаны, взаимопроницаемы. Советская социолингвистика, как отрасль марксистской социологии, исходит из принципиальных установок этих трех разделов [СИ, 1969].
Иначе обстоит дело в буржуазной социологии, которая испытала сильное влияние позитивизма О. Конта и Г. Спенсера. Выделяя два направления социологических исследований – общетеоретическое и эмпирическое – она отвергла философскую методологию под воздействием концепции О. Конта, полагавшего, что социологическая наука не нуждается в философских основах. Необходимо учитывать, что различные направления современной буржуазной социологии разнородны по своим идеологическим установкам, как это убедительно показано в специальной советской социологической литературе [ИБС, 1970]. В зарубежной немарксистской социологии выделяют следующие основные направления:
1) направление, ставящее своей основной идеологической целью разработку социальных основ политической, идеологической и военной стратегии империалистических держав. Идеологами этого направления являются апологеты капиталистической системы З. Бжезинский (см.: [Келле, 1969, 26 – 27]), Г. Кан [Там же, 27] и некоторые другие буржуазные реакционные социологи;
2) направления, представители которых ставят своей задачей создание разных общих теоретических концепций, враждебных марксизму-ленинизму (например, социологические концепции «Стадии экономического роста» У. Ростоу, «Индустриальное общество» Р. Арона (см.: [СИ, 1969; ИБС, 1970]), «Постиндустриальное общество» Д. Белла и др.). Одни представители этих направлений пытаются следовать буржуазно-либеральным реформистским идеологическим установкам, другие же стремятся отмежеваться от политики и заниматься исследованием узко специальных проблем социального развития. Но стремление освободиться от идеологического и политического влияния в социальных исследованиях также представляет собой определенную идеологическую концепцию;
3) направление так называемой «радикальной, или критической, социологии», сторонники которого, исходя из либеральных и мелкобуржуазных установок, делают попытки критического отношения к капиталистическому строю;
4) среди представителей различных буржуазных социологических направлений есть ученые, которые стараются использовать в интересах своих концепций некоторые теоретические положения и метод социальных исследований К. Маркса, в то же время чаще всего отвергая идеологию марксизма-ленинизма.
Критикуя эти социологические направления с позиций марксистско-ленинской идеологии, необходимо подходить к ним дифференцированно. Вместе с тем надо учитывать, что внутри каждого из этих направлений идеологический аспект социолингвистических исследований занимает довольно скромное место.
Анализ взаимодействия идеологического и гносеологического в социолингвистических исследованиях
«Главной функцией идеологии является определение целей и задач деятельности больших социальных групп или целых обществ и стимулирование организованных действий масс для их осуществления» [Келле, 1969, 23].
В соответствии с этими целями и задачами нужно подвергнуть тщательному анализу взаимодействие идеологического и гносеологического в социолингвистических исследованиях.
Гносеология (теория познания, эпистемология), как раздел философии, изучающий предпосылки, условия, природу и возможности человеческого познания, также непосредственно связана с идеологией, социологией и социолингвистикой. Как известно, в гносеологии различаются два основных направления – материалистическое и идеалистическое.
«Совпадение познавательной и идеологической функций составляет великое достоинство и силу социологии, связывая теорию с практикой, давая деятельности научную базу, ставя науку на службу человеку, гуманизму и свободе» [Там же].
В то же время
«преувеличение идеологической функции и пренебрежение познавательной, неучет того, что идеологические решения должны опираться на объективное познание социальной деятельности, нарушает единство идеологии и познания в рамках социологии, ведет к субъективизму в идеологии и т.п.» [Там же].
То же самое следует сказать о преувеличении идеологической функции языка и умалении его познавательной функции в социолингвистических исследованиях, что ведет к грубым теоретическим ошибкам, и неучету особенностей исторического периода, конкретных условий, к субъективизму и волюнтаризму. Так, например, в свое время обучение в начальных национальных школах малочисленных народностей Крайнего Севера по желанию родителей было организовано на русском языке. При этом учитывались факторы идеологического и познавательного характера. В 70-х годах некоторые специалисты по северным языкам выступили с требованием перевода обучения в указанных школах на родные языки малочисленных народностей. Осуществление этого мероприятия привело бы к преувеличению идеологической функции языка без должного учета его познавательной функции и жизненно важных социальных и культурных интересов малых народностей Севера. Поэтому родители и органы народного образования не приняли предложение о переводе обучения на указанные языки, которые преподаются как предметы.
Обоснованная критика рассмотренного предложения социолингвистами и их научно-практические рекомендации сыграли свою роль в правильном сочетании идеологической и познавательной функций родного и русского языков в национальных школах далекого Севера.
Среди новейших концепций в буржуазной социологии примером недооценки диалектического сочетания идеологической и познавательной функций языка служит социолингвистическая теория «языковых кодов» Б. Бернстайна [Bernstein, 1962] (более подробно об этой теории см. ниже), который пытался подвести под свою теорию «гносеологическую базу», следуя при этом неогумбольдтианским установкам, переоценивающим возможности воздействия языка на социальные структуры. Это – преувеличение роли языка в жизни общества. Язык сам по себе не может оказывать определяющее влияние на структуру общества и изменить ее. В указанной теории даже не поставлена проблема диалектического сочетания идеологической и познавательной функций языка в соответствующих условиях общественной жизни. Такое сочетание в принципе невозможно в обществе, разделенном на антагонистические классы. Только целеустремленная идеологическая борьба, направленная на ликвидацию господства буржуазной идеологии, может создать необходимые условия для диалектического сочетания идеологической и познавательной функций всех языков в интересах трудящихся.
Как явствует из изложенного, исследование взаимодействия идеологической и познавательной функций языков как в современном социалистическом, так и в буржуазном обществе имеет общетеоретическое, социальное и практическое значение. Тем не менее ученые, рассматривая гносеологические проблемы языка, языкознания, чаще всего обращаются к истории, полагая, что таких проблем нет в современном общественном развитии. Познание – это историческая категория. Каждая эпоха порождает свои языковые проблемы познания, в том числе и сложные лингвистические и социально-лингвистические проблемы. Актуальность их обычно зависит от остроты социальных противоречий, классовой борьбы, а также борьбы между различными философскими, социологическими и лингвистическими направлениями. Наша эпоха – эпоха социалистического, коммунистического строительства – породила свои языковые проблемы познания идеологического характера. К числу таких проблем относится актуальная проблема возможности и целесообразности использования тех или иных языков в целях познания, отражения в общественном сознании их носителей всех достижений современного человечества, овладения ими средствами современных языков. Марксистско-ленинская гносеология, как теория познания, признает бесконечные потенциальные возможности развития любого естественного языка и лингвистического отражения, выражения им объективной действительности (вопрос о степени совершенства того или иного языка, его структуры – это другая проблема).
На заре Советской власти в условиях сплошной неграмотности, царившей среди подавляющего большинства трудящихся, наша страна должна была решать вопрос об использовании родных языков для быстрейшего просвещения их носителей, развития их общественного сознания. Наиболее целесообразное решение этого вопроса зависело не только от гносеологического обоснования положения о бесконечных потенциальных возможностях развития любого языка. Возникали другие сложные проблемы, нуждавшиеся в комплексной разработке исходя из конкретных задач развития советского общества того периода, с учетом особенностей состояния национальных отношений в стране и т.д. Таким образом, в научном обосновании правильного решения данного вопроса переплетались гносеологические, социологические, идеологические и другие аспекты.
Нашей науке известны были существующие концепции по данному вопросу. С самого начала была отвергнута шовинистическая концепция идеологов царизма, преследовавших те же цели, какие ставят перед собой идеологи империализма, неоколониализма и расизма. Выразители идеологии царизма выступали против развития национальных языков. Защитники антигуманистической политики царизма учитывали познавательное значение родных языков, которые могут послужить исключительно важным средством духовного развития их носителей. Это обстоятельство противоречило идеологическим целям царизма держать народы в рабстве, невежестве. Вот почему они так боялись утверждения языков письменностью, литературной обработкой, введением их в школы. Так переплетались идеологическое, гносеологическое, социологическое и социально-лингвистическое.
Один из крупнейших лингвистов мира, А. Мейе, как и другой известный французский лингвист, Ф. Брюно, недооценивая познавательное значение родных языков национальных меньшинств, выдвигал на первый план социальный фактор, связанный с явлением языковой изоляции, могущей возникнуть в случае развития языков национальных меньшинств. Как отмечал Μ.В. Сергиевский,