нности концепции языка и культуры, даваемую экзистенциалистами.
«Теоретические установки и реальные достижения национально-культурного строительства в СССР полностью разбивают и опровергают утверждения некоторых буржуазных социологов… о замкнутости национальных культур, о „национальной апперцепции“, об ограниченном „национальном мышлении“, которые будто бы не дают возможности для взаимопроникновения, взаимодействия человеческих культур. Вся история развития культур народов мира, особенно народов стран социалистического содружества, опровергает эти утверждения, ибо взаимодействие культур народов – одна из закономерностей мирового культурного развития» [Белодед и др., 1978, 41].
Говоря в своих работах о связи языка и мышления, К. Ясперс рассматривает воздействие языка и национально обусловленных особенностей мышления как препятствие для взаимопонимания разных народов:
«Может случиться, что я и перевожу тексты, но в понимании я не нахожу ничего другого, кроме того, что показал мне раньше мой мир в моем языке» [Jaspers, 1976, 315].
Продолжая свои рассуждения, Ясперс утверждает, что
«не всякую философскую мысль можно выразить на любом языке… Давно замечено, что не на каждом языке и одинаковым образом можно философствовать» [Там же, 320].
Наилучшим для философии Ясперс считает немецкий язык, так как он якобы является прямым преемником греческого и латинского.
Известно, что на немецком языке созданы крупнейшие произведения классической немецкой философии, которую В.И. Ленин назвал одним из источников марксизма (например, труды Канта, Гегеля и др.). Сами произведения Маркса и Энгельса, точнее бóльшая их часть, были написаны по-немецки. Однако это не означает абсолютного приоритета немецкого языка как единственного языка философии. Выделение немецкого языка в качестве языка философских понятий и категорий произошло в процессе его развития и было обусловлено исторически и социально. Достаточно сказать, что в 1767 г. И. Гердер писал:
«При нынешнем состоянии нашей философской науки о немецком языке не стыдно заняться хотя бы изготовлением кирпичей для того здания, о возведении которого думать еще преждевременно» [Гердер, 1959, 118].
В специальной литературе отмечается, что с перемещением центра мирового революционного движения в Россию в начале века, а также с созданием В.И. Лениным фундаментальных теоретических трудов русский язык наряду с другими языками, прежде всего с немецким, приобрел мировое значение как язык философии [Dešerijew, 1980, 82]. Труды основоположников марксизма-ленинизма, многих крупных философов, да и самих экзистенциалистов переведены на многие языки мира, в том числе и на русский. Произведения Маркса и Энгельса изданы у нас в стране на 90 языках: на 49 языках народов СССР и на 41 языке народов зарубежных стран. Работы В.И. Ленина изданы на 118 языках: на 66 языках народов СССР и на 52 языках народов зарубежных стран [П СССР, 1980, 26].
К. Ясперс также полагает, что индогерманские языки изобрели «чистое мышление», а флектирующие языки могут стать основой для возникновения науки. Подобные рассуждения являются совершенно необоснованными. Типологию языка, определенные признаки его внутренней структуры нельзя выдвигать в качестве условия для развития науки. Основоположники марксизма-ленинизма в свое время теоретически обосновали положение, определяющее условия развития науки в процессе исторического развития общества. Теоретическое мышление в виде способности, требующей развития, не может быть привилегией отдельных народов и языков.
«Теоретическое мышление каждой эпохи… это – исторический продукт, принимающий в различные времена очень различные формы и вместе с тем очень различное содержание…»[55],
«…нация, желающая стоять на высоте науки, не может обойтись без теоретического мышления»[56].
Пытаясь развивать идею о восприятии немцами античных традиций и о родстве немецкого языка с древнегреческим языком, Хайдеггер становится на позиции антиисторизма, пренебрегая научными фактами:
«Я думаю об особом внутреннем родстве немецкого языка с языком греков и их мышлением. Подтверждением того для меня могут сегодня служить французы. Как только они начинают мыслить, то говорят по-немецки. Они убеждены, что своего родного языка им недостаточно… Так же, как вряд ли можно переводить стихи, едва ли можно переводить мышление. Мышление можно разве что описывать. Стоит взяться за дословный перевод, как все изменяется. Было бы хорошо, если благодаря этому… все большее число людей осознало бы наконец всерьез, какие последствия повлекло за собой изменение в греческом мышлении в результате переводов на латынь римлян. То, что тогда произошло, не позволяет ныне до конца осмыслить основные слова понятийно-греческого мышления» [Heidegger, 1976, 217].
Хайдеггер сознательно сводит философско-гносеологическую проблематику огромной важности к проблеме языковой. Изменения в мышлении народов и переосмысление философских понятий происходит не только и не столько за счет особенностей того или иного языка или «внутреннего родства» языков. Основной причиной изменения человеческих воззрений на мир, природу и общество являются социально-экономические преобразования, происходящие в ту или иную историческую эпоху. Древнегреческий язык, язык величайших в человеческой цивилизации науки и культуры, в процессе своего развития уступил место новогреческому языку, созданному на его основе в результате изменения фонетической системы, упрощения грамматического строя и орфографии. Кроме того, древнегреческий послужил фундаментом для создания международной терминологии во многих областях человеческой деятельности и знания, а тем самым для обогащения не только языков многих европейских народов (а не только немецкого языка), но также языков многих народов мира. Абсолютно неправомерно утверждение, что в латинско-римской интерпретации основные категории древнегреческой философии полностью утратили свое исконное значение.
Убежденность в непереводимости одного языка на другой является характерным заблуждением не только Μ. Хайдеггера, но также и многих других экзистенциалистов и их последователей. Подобные представления противоречат исторической реальности. Взаимодействие народов, культур и языков представляет собой, как уже отмечалось, историческую неизбежность и необходимость, а также закономерность:
«Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными»[57].
Широко известно также другое положение Маркса и Энгельса, согласно которому все нации могут и должны учиться друг у друга. Если бы был невозможен перевод с одного языка на другой, достижения одних народов как в области духовной, так и в области материальной культуры не могли бы восприниматься другими народами.
В качестве доказательства несостоятельности экзистенциалистской доктрины можно привести некоторые данные, свидетельствующие о гигантском объеме публикаций в СССР произведений, переведенных с разных языков. Так, выпуск книг и брошюр по целевому назначению в 1978 г. составил 8.491 печ. ед. (тираж 294.594 тыс. экз.), в том числе на русском языке 2.288 печ. ед. (тираж 156.204 тыс. экз.), на других языках народов СССР – 3.572 печ. ед. (тираж 98.442 тыс. экз.). Перевод был сделан со 107 языков. Всего было переведено научной литературы 1.074 печ. ед. с 28 языков, учебной – 1.114 печ. ед. с 47 языков, художественной (без детской) – 1.584 печ. ед. с 60 языков, детской – 1.098 печ. ед. с 68 языков [П СССР, 1979, 54].
Однако успехи в распространении переводных изданий, их растущий объем не должны закрывать собой другое важное обстоятельство:
«Языковые барьеры мешают сделать достижения науки, техники и культуры в должной мере достоянием всех народов через посредство их языков. Достаточно указать на то, что для перевода только с 200 языков нужно создать 39.800 разных словарей, необходима большая армия переводчиков и т.д. Большинство стран мира, особенно малые государства, не в состоянии поставить перед собой эту задачу» [Дешериев, 1978, 13].
Рассматривая человека как существо, находящееся во власти языка, экзистенциалисты не допускают возможности сознательного воздействия общества на язык.
Проблема сознательного воздействия общества на развитие языковых процессов является одной из важнейших в социальной лингвистике.
«Никогда в истории человечества проблема сознательного воздействия на функционирование, развитие и взаимодействие языков не была столь актуальной, как в современную эпоху. Активное воздействие общества на язык осуществляется в самых различных аспектах» [Дешериев, 1977, 254].
В полной мере подтвердилась жизненность предвидения основоположников марксизма, которые писали, имея в виду язык:
«Само собой разумеется, что в свое время индивиды целиком возьмут под свой контроль и этот продукт рода»[58].
Все, что в языке так или иначе связано с сознательным воздействием общества, Хайдеггер отвергает как противоречащее истинности бытия. Существует целый ряд слов, которые Хайдеггер абсолютно не приемлет. К ним, например, относятся слова, имеющие значения «субъект», «объект», «сознание», «познание», «наука», «реальность» – т.е. все, что в учении Хайдеггера объявляется неистинным и неподлинным. Хайдеггер также пренебрежительно относится к словам, связанным с техническим прогрессом, например к обозначениям средств массовой коммуникации – «газета», «журнал», «радио», «телевидение», «фильм», «пресса» (см.: [Зайцева, 1968, 7]). Напомним, что, отрицая сознательное воздействие на язык и пытаясь избавиться в языке от совершенно необходимых слов, связанных с научным познанием и историческим прогрессом человечества, Хайдеггер в то же время кроит языковую материю по своему усмотрению, создавая новые слова, употребляет всем известные слова без учета их социально детерминированных и общепринятых значений.