Визант, варварин, Витлеjем, jeвpej, Ливан, лавиринт – Bizant, barbar, Betlehem, Hebrej, Liban, labirint.
· На месте греческого /κ/ перед передним гласным в сербском сохраняется /к/, а в хорватском – рефлекс романской палатализации /c/: океан, кентаур, киклоп, кедар – ocean, centaur, ciklop, cedar.
· Интервокальному /s/ в сербском соответствует /с/, а в хорватском – /z/: Iерусалим, космос, Месопотамиjа – Jeruzalem, kozmos, Mezopotamija.
Последующая ориентация сербского языка XVIII – XIX вв. обращена в сторону русского языка как источника многочисленных заимствований (безнадежан, чувствен, непоправим, магновенье, општи, сачинити, сагледати, саопштити, свеопшти, ваздух, свештеник, насушни, безопасан, благодарити, буквалан, инострани, излишан, обjединити, опит и т.п.). У хорватов русских заимствований немного (jantar, ličinka, morž, točan и т.п.), хорватский язык держится чешской ориентации (ljekarna, nakladnik, opseg, skladba, stroj, odgoj, dojam и т.п.).
По традиции отношение сербов и хорватов к современным словам общего интернационального фонда двойственно.
· Сербскому /с/ здесь соответствует /z/: инсулин, консонант, консультациjа, балсам – inzulin, konzonant, konzultacija, balzan.
· Сербскому форманту -иjум соответствует -ij у хорват: аквариjум, алуминиjум, хелиjум, критериjум – akvarij, aluminij, helij, kriterij и т.п.
Как бы в продолжение кирилло-мефодиевских традиций сербский язык легко допускает заимствования, для хорватского литературного языка характерен пуризм.
· Так, сербским словам историjа, биологиjа, географиjа, телеграм соответствует в хорватском povijest, prirodopis, brzojav.
· В сербском особенно много турцизмов: башта, берберин, дугме, каjмак, пазар, сандук и т.п., у хорватов их почти нет (parče, sat и др.).
Несмотря на более тесные контакты хорватов с немцами и обилие немецких заимствований в разговорной речи, в литературном языке почти нет германизмов (auto, ceh, tinta, urar). Любопытно, что хорватская терминология поваренной книги понятна лишь при наличии заимствованного из немецкого языка дублета (dodatak = garnirung, nadev = krem, maslo = buter, bečki odrezak = winer, šničla, kolač = milkbrot). Наоборот, в сербском заимствований гораздо больше: бутер, гас, грунт, кегла, плац, супа, шницла и т.п.
В связи с развитием книжного дела, книгопечатания и народного образования сербы, хорваты и боснийцы подписали так называемый «Книжный договор» в 1850 г., с тем чтобы иметь единый литературный язык, единую литературу, чтобы стать единым народом. Однако они, судя по конституции Югославии, не стали единым народом. Ни тогда, ни теперь, в рамках социалистической Югославии, они не могут договориться о единстве графики, несмотря на предельное сближение постоянно модифицируемой «вуковицы» с латинским шрифтом. Вук Караджич максимально отходил от традиций славянской графики, делая все возможное, чтобы и «сербы-католики» (хорваты) и «сербы-магометане» (боснийцы) воспринимали реформированную сербскую графику как свою. Но, несмотря на введение некоторых букв из латиницы и средневековой боснийской графики, вуковица не стала общей в рамках единого сербско-хорватского литературного языка.
Теснейшая связь решения проблем графики с религиозными традициями подтверждает выдвинутое выше положение о зависимости в некоторых случаях решения проблем письменности от религиозной идеологии.
Так, например, квадратный шрифт распространяется вместе с иудаизмом на бытовые языки евреев; хазары, приняв иудаизм, восприняли и древнееврейскую письменность (VIII в. до н.э.). Иранское письмо распространялось вместе с зороастризмом. Арабский алфавит следовал за распространением ислама и арабского языка, служа основой и моделью-эталоном при создании письменности на языках мусульманских народов. За христианством шел изобретенный греками фонологический принцип письма с допустимостью различий в графике, вплоть до изобретения своего алфавита. Дальнейшее развитие письменности у народов европейского культурно-исторического ареала так или иначе отражало различия религиозные. Противопоставление латиницы и кириллицы отражало различие субареалов Западной и Восточной Европы, исторически восходящее к различию между Римской и Византийской церковью.
Расширение границ восточноевропейского ареала первоначально приводило к созданию вслед за византийской традицией оригинальных письмен. Так, в XIV в. Стефан Пермский изобрел оригинальные письмена и перевел на зырянский (коми) язык чтения из Евангелия, Апостола, Псалтыри и Паримейника; в XVI в. Феодарит изобрел лапландские письмена и перевел на лапландский язык Евангелие. Позже, на базе широкого развития печатного дела в России, создавалась письменность на основе русской графической системы (мордовская и др.).
Искони пользуются кириллицей, кроме русских, белорусов и украинцев, болгары, сербы и молдаване. За последние десятилетия сфера употребления кириллицы значительно расширилась: на русскую графическую основу перешли многие народы нашей страны, а также монголы.
Печатный станок оказал и оказывает унифицирующее воздействие на графику. Первопечатник Иван Федоров положил конец существованию разнобоя русского скорописного письма. Иоганн Гуттенберг из множества «пошибов» латинского алфавита, отличавших канцелярии отдельных графств и курфюрств, выбрал один, так называемый черный, или готический, считающийся «национальным» шрифтом немцев. Типографии Венеции выбрали иной шрифт, теперь называемый «латинским прямым». Дальнейшая унификация шрифтов, несмотря на бурное развитие печатного дела, несколько приостановилась: в связи с тем, что Рим и католические народы выбрали «латинский прямой» шрифт, протестантские страны задерживали функционирование так называемого готического шрифта. Так, в частности, немецкий литературный язык, став единым книжным языком на исключительно пестрой в диалектном отношении территории, все еще сохраняет две графические системы, два шрифта.
Книгопечатание, как стабилизирующий фактор развития языка, оказывает непосредственное воздействие прежде всего на письменную форму существования языка. В самой непосредственной зависимости от печатного станка находится графика, собственно начертание букв. Рисунок букв ни в коей мере не связан с внутренней структурой языка и является скорее принадлежностью того или иного культурно-исторического ареала, чем собственно языка. Удивительно емкую формулировку экстралингвистической сущности графики дал в свое время Η.Ф. Яковлев:
«Всякая графика является не только техникой письма, но отражает его идеологию» [Яковлев, 1930, 35].
Для борьбы с наплывом кириллических книг, император Фердинанд II подарил папе Урбану VIII глаголические шрифты. Издатель глаголических книг Рафаил Левакович правил их по русскому изводу (Часословъ римский словинским языкомъ, 1631). Позже Μ. Караман переработал по поручению папы несколько книг в духе русского извода (1741 г.). Он написал специальный трактат «О тождестве книжного славянского языка» и необходимости сохранения его в священных книгах, где приводятся доводы в пользу усвоения хорватами русского литературного языка того времени.
Допускалось, следовательно, единство литературного языка всех славян, базирующееся на реальном факте близости славянской народно-разговорной речи, но не допускалось стирание различий между католиками и православными в пользу православного большинства, не допускалось стирание различий в графике.
Книжно-славянский язык в его старобелорусском варианте был не только языком православной церкви, но и администрации Великого княжества Литовского. На нем был составлен «Литовский статут» (1588 г.) – конституция этого государства и «Литовская метрика», где фиксировались акты гражданского состояния не только славян (белорусов и русских), но и собственно литовцев. Здесь было больше типографий и больше издано книг славянских в XV – XVI вв., чем на других славянских землях. Но вот в 1596 г. в Бресте была подписана церковная уния, объединившая католиков и православных под эгидой папы Римского.
В типографиях стала преобладать сначала униатская литература на старобелорусском, потом – католическая на латинском и очень редко – польском, но не на литовском языке. За последнюю четверть XVII и за весь XVIII в. на территории Литвы и Белоруссии не было издано ни одной книги ни на старобелорусском, ни на славяно-русском (книжно-славянском). Более того, огромные фолианты «Литовской метрики», написанной «русскою мовою» в 1777 г., были переписаны латинскими буквами. Место старобелорусского языка стал занимать польский в быту, а латынь – в сферах духовной культуры.
В середине XIX в. с большим трудом восстанавливается белорусское книгопечатание. Начало нового этапа книгопечатания положили «римско-католические» катехизисы, напечатанные латиницей, польской орфографией (катехизисы 1835 и 1845 гг., изданные в Вильно). В 1862 г. был издан латиницей белорусский букварь «Dla dobrych dzietok katolikou» польской орфографией. Латинской графикой на протяжении всего XIX в. печаталась возрождавшаяся белорусская художественная литература (Ф. Багушевич, В. Дунин-Марцинкевич и др.). Параллельно развивалось книгопечатание русской «гражданкой», поддержанное русским правительством. С 1907 г. в Петербурге издавалась белорусская газета «Наша нiва» двумя шрифтами: латиницей и «гражданкой». В 1911 г. газета организовала дискуссию читателей по проблемам белорусской графики. Большинство высказалось за «гражданку», и с 1912 г. «Наша нiва» перешла на русский шрифт. Но еще в 1913 г. латиницей издавались католические газеты «Bielarus» и «Noman».