Д и о г е н (пророчески). Настанет день, и ты окажешься внизу, рядом со мной. И тогда ты не почувствуешь ни презрения, ни поклонения людей, а только сильный холод ночи.
Известно, что Диогену в эту пору было почти девяносто лет, а Александру — около тридцати трех, но умерли они в один и тот же день.
А л е к с а н д р. Что за чепуху ты городишь, старик? Ты пьян?
Д и о г е н. Нет, юноша. В отличие от тебя я пью только бурду. Я хотел тебе заметить, что ты должен бы чувствовать мое пренебрежение и радоваться этому. Как признаку того, что ты жив.
А л е к с а н д р. Воину некогда думать о смерти.
Д и о г е н. Вот тут я тебе действительно завидую. Самое прекрасное на свете — жить и не иметь времени думать о смерти.
А л е к с а н д р. Хочешь, я возьму тебя в свою свиту?
Д и о г е н. Я не воин.
А л е к с а н д р. Но ты философ. Что может быть прекраснее золотой головы рядом с железной рукой?
Д и о г е н (весело подмигивая). Правда, железная рука может однажды отрубить золотую голову.
А л е к с а н д р (поддерживая его игру). Для того-то у тебя золотая голова, чтобы ее нельзя было отрубить.
Д и о г е н (продолжая игру). Я не хотел бы, Александр, быть первым, кто отважится испытать на своей шкуре превосходство железа над золотом.
А л е к с а н д р (уже серьезно). Я отрубил немало голов, но никогда не стал бы зариться на голову своего друга.
Д и о г е н. Ну и ну, значит, мы уже друзья.
А л е к с а н д р. Мы могли бы стать друзьями.
Д и о г е н. Какого черта вы все хотите быть моими друзьями?! Разве я похож на человека, который может быть чьим-то другом?
А л е к с а н д р. Я сделал бы тебя одним из своих советников.
Д и о г е н. Чтобы я обедал и ужинал, когда ты захочешь! Нет, благодарю. Предпочитаю подставлять брюхо солнечным лучам и есть свеклу, когда мне захочется.
А л е к с а н д р. Попроси меня о любой услуге.
Д и о г е н. Отойди чуть в сторону, ты загораживаешь мне солнце.
А л е к с а н д р (отходя в сторону). Рад был тебе услужить. (Пауза.) Слишком многие над тобой издеваются, Диоген.
Д и о г е н. Какое мне до этого дело? Если б они издевались над тобой, ты прирезал бы их на месте. Только свободный человек может себе позволить не обращать внимания на издевательства других.
А л е к с а н д р. Свободный? В мире, который лежит у моих ног?
Д и о г е н. Можно подумать, что и я лежу у твоих ног, ибо сейчас я как раз лежу, растянувшись на песке, перед величественным и прекрасным как бог Александром. Но если б ты захотел продолжить свой путь, что бы ты сделал? Наступил бы на меня или обошел?
А л е к с а н д р. Обошел бы, разумеется.
Д и о г е н. Видишь, я могу не обращать внимания на твое присутствие, а ты, даже будучи императором и завоевателем мира, должен со мной считаться, хотя бы по той причине, что вынужден обойти меня, если хочешь продолжить свой путь.
А л е к с а н д р (раздраженно). Чтобы не испачкать сандалии или чтобы не вывихнуть ногу.
Д и о г е н (невинно). Или чтобы не вывихнуть ногу.
А л е к с а н д р. Неужели тебе нравится прозябать в нищете?
Д и о г е н. И это ты называешь нищетой? Песок — мой, солнце — мое, воздух — мой. Никто их у меня не может отнять. Тогда как пространства, которыми владеешь ты, может у тебя отобрать кто угодно.
А л е к с а н д р. Все, что я имею, я завоевал.
Д и о г е н. Велика заслуга тратить силы, если все можно получить в готовом виде.
А л е к с а н д р. Тебе кажется завидной жизнь, основанная на человеческой жалости?
Д и о г е н. А тебе кажется завидной жизнь, основанная на человеческом страхе?
А л е к с а н д р. Страху сопутствует уважение.
Д и о г е н. И ненависть.
А л е к с а н д р. Возможно. А вечный спутник жалости — презрение.
Д и о г е н. Поверь мне, лучше уж презрение, чем ненависть. Презрение не убивает.
А л е к с а н д р. Если б ты пошел со мной, рано или поздно человечество узнало бы, что Диоген находился рядом с Александром Великим.
Д и о г е н. Как гриб рядом с дубом.
А л е к с а н д р. Придет день, ты умрешь, и никто не будет знать, кем ты был… когда и как умер.
Д и о г е н. Будут знать, что я немного подразнил великого Александра и умер, как собака, на столько-то дней, месяцев или лет раньше или позже самого великого из императоров всех времен. А может, в один и тот же день, что и он.
А л е к с а н д р (его забавляет эта мысль). Выходит, твое имя все равно будет связано с моим.
Д и о г е н (и его это забавляет). После смерти мое имя могут связывать даже с лягушкой. Какая разница? Сейчас я свободен от мира, от Александра, от смерти и от жизни.
А л е к с а н д р. Если бы я приказал солдатам связать тебя и сделать рабом их повелителя, ты потерял бы свободу.
Д и о г е н. Свобода заключается не в руках и ногах.
А л е к с а н д р. А если бы я приказал им убить тебя?
Д и о г е н. О, только тогда я был бы свободен!
А л е к с а н д р. Вижу, тебя ничто не волнует.
Д и о г е н. Почему ты погрустнел? Потому что у тебя много волнений?
А л е к с а н д р (после короткой паузы). Потому что мне о многом надо волноваться.
Д и о г е н. Бедный ты, бедный! (Поднимается на ноги.) Сколько забот, сколько несчастий, какое тяжкое бремя должен ты нести на своих плечах по всем этим пыльным дорогам мира. Мне жаль тебя, Александр!
А л е к с а н д р (садясь на песок). И мне себя жаль, Диоген. (Смотрит на философа с почти сыновней нежностью.) Не будь я Александром, знаешь, кем бы я хотел стать?
Д и о г е н. Кем?
А л е к с а н д р. Диогеном.
РАЗЛАД И ПРИМИРЕНИЕ (II)
Возле бочки-вселенной Д и о г е н и П а с и ф о н.
Д и о г е н. Зачем ты пришел?
П а с и ф о н. Чтобы увидеть своего друга.
Д и о г е н. Своим присутствием ты хочешь напомнить мне о своем благодеянии и о том, что я твой должник? А может, хочешь лишить меня жилища?
П а с и ф о н (удивленно смотрит на него, потом вспыхивает). Диоген, ты — свинья!
Д и о г е н (в полном восторге). Наконец-то нашелся человек, который не воспринимает меня трагически! Браво, Пасифон, вот это словцо! Я — свинья и был бы горд своим существованием в качестве свиньи, если б не знал, что в первую очередь я — собака. Как поживает старик Аристодем?
П а с и ф о н. Скучает по тебе.
Д и о г е н. Я думаю. Ему недостает объекта его великой щедрости. Всякий раз, как только я подумаю о великодушии Аристодема, у меня мурашки бегут по спине. Это нечто, что ускользает от меня, чего я не знаю и что выводит меня из равновесия.
П а с и ф о н. Ты подозреваешь его в лицемерии?
Д и о г е н. В слишком большом уме. Он из тех людей, о ком можно сказать, что они или слишком хороши, или слишком плохи.
П а с и ф о н. Думаешь, он не дорожит тобой?
Д и о г е н. Наоборот, он слишком мною дорожит. А если ты кем-то дорожишь и к тому же достаточно умен, пойдешь на что угодно, чтобы добиться своего, удержать, не потерять его.
П а с и ф о н. Не понимаю.
Д и о г е н. Я сам себя не понимаю. Тем не менее я иной раз спрашиваю себя: повесил бы Аристодем тех двух мерзавцев, если бы не знал заранее, что они убили кифареда…
П а с и ф о н. Возможно, он знал. Ему-то они рассказывали обо всех своих делах.
Д и о г е н. Тогда как бы поступил Аристодем? Позволил бы судьям приговорить меня к смерти, если б я отказался от этой сделки?
П а с и ф о н. Аристодем — человек старомодный и честолюбивый, но он не подонок.
Д и о г е н. И все-таки он заставил меня поверить, что меня ждет смерть, только для того, чтобы привести в ваш дом.
П а с и ф о н. Ты жалеешь, что жил у нас? Подумай, ведь я все же твое творение.
Д и о г е н. Быть может, тебя я действительно создал, но кого-то другого потерял. (Понимает, что разговор на эту тему бессмыслен.) Как идут твои дела?
П а с и ф о н. Я пытаюсь коренным образом изменить законы и систему их применения.
Д и о г е н. Сначала надо бы заняться листьями, ветвями, стволом, а потом уж приниматься за корень…
П а с и ф о н (горячась). Надо навести порядок в городе, Диоген. Почему, ты думаешь, у нас здесь как проходной двор? Потому что мы больше не знаем, кто мы на самом деле. Мы потеряли навыки владения оружием и орудиями труда, но мы утратили и чувство гордости граждан этой страны. Надо прежде всего покончить с дармоедами!
Д и о г е н. Желая покончить с ними, ты начнешь с меня?
П а с и ф о н. Диоген, хватит шуток! Такие люди, как ты, очень нужны обществу. От тебя молодое поколение научится добру, уважению к истине, человечности, свободе.
Д и о г е н. Глупец! И пророком афинского возрождения ты выбрал именно меня? Хочешь, чтобы я собрал вокруг себя афинян и вливал им в уши целительные речи, подобно сумасшедшему Демосфену? Убирайся отсюда, пока я не прогнал тебя камнями!
П а с и ф о н (не обращая внимания на угрозы Диогена). Тебе не нужно собирать людей, они сами придут тебя послушать.
Д и о г е н (взбешенный). Послушай, Пасифон! Послушай, болван! Если ты пришел, чтобы предложить мне должность в государстве, немедленно убирайся, пока я не вонзил в тебя клыки. Не суй пальцы в пасть злой собаки! Ты хочешь, чтобы мы были друзьями или чтобы стали сообщниками?
П а с и ф о н. А ты как хочешь?
Д и о г е н. Я хочу, чтобы ты оставил меня в этой бочке, а спасением родины занимался сам. Я…
П а с и ф о н. Замолчи!
Д и о г е н. …на этот ваш мир! Какое мне дело до вас, а вам до меня? Давай оставим друг друга в покое, и ты увидишь, как прекрасно мы заживем, и вы и я.
П а с и ф о н (сердито). Диоген, я сыт по горло этим твоим миром, от которого несет праздностью и ленью! Ты родился от человека, а не вылез из бочки. Ты не можешь жить только ради этого