М а р к у (торопливо). Но я ждал тебя все время. Разве ты не писал мне, чтобы я тебя ждал?..
О н и г а (искрение удивленный). Я тебе писал, чтобы ты меня ждал?..
М а р к у (убежденно). Писал… У меня сохранились все письма… Ты просил оставаться дома и ждать тебя.
О н и г а (помолчав). У вас найдется что-нибудь выпить? (Марку, возвращаясь к прежней теме.) Я не смог приехать, Марку.
М а р к у (довольствуясь этим). Ничего, не беда.
Короткое молчание.
Как… твоя рана?
О н и г а. Не беспокоит. С тех пор я еще приобрел желудочное заболевание. Бесконечные совещания, нерегулярный режим питания… (Указывает на посылку.) Учтите, эта посылка не от меня.
О а н а. Марку утверждал, что ты хотел нам сделать сюрприз.
О н и г а. Когда-то я любил такие шутки. Но сейчас тут, видимо, какая-то ошибка.
О а н а. А если ошибки нет?
М а р к у (испуганно, с недоумением глядя на нее). А я-то что могу поделать?
О н и г а (смотрит на него с любопытством и интересом). Ты все тот же!.. Ничуть не изменился! Марку склоняет голову. (Снова смотрит на посылку.) Что бы там могло быть?
М а р к у (желая переменить разговор). Лучше поговорим о нас.
О н и г а. Видишь ли, последнее время я очень много думал о тебе… Ты — известный исследователь, у тебя красивая жена, талантливые дети… (Вздыхает.) Я тебе завидую!
М а р к у. Ты преувеличиваешь. Я живу как все…
О н и г а. По дороге к вам одна мысль не давала мне покоя.
М а р к у. Какая мысль?
О н и г а. Дело в том, что у меня есть сослуживец. Мой приятель, что ли… С некоторых пор он в какой-то растерянности. Он пришел ко мне посоветоваться, что делать в подобной ситуации.
М а р к у. Ты дашь мне сигарету?
О н и г а. Конечно… Конечно. (Достает из кармана пачку иностранных сигарет.)
М а р к у (берет одну). Английские?
О н и г а. Сделанные в Америке… Бывают и американские, изготовленные в Европе.
М а р к у. Рассказывай дальше.
О н и г а. Мой сослуживец посвятил всю жизнь своей профессии. Ему ничего не было нужно, кроме работы — работы в том широком смысле, какой он ей придавал. (Пауза.) Но вот настало время выйти ему на пенсию, и он оказался дома в полном одиночестве. (Задумчиво.) Петре и Мелания назвали бы это состояние сиротливостью. (Посмеивается.) Без жены, без детей… И тогда лишь он понял, что, несмотря на лихорадочно прожитую жизнь, он себя обокрал. (После продолжительного молчания.) И почувствовал он, что потерял ориентировку…
М а р к у. Ну и что?
О н и г а. Он пришел ко мне посоветоваться. Как должен поступить человек, который не знает уже, где север… (Пауза.) Что, по-твоему, я должен был ему ответить?
М а р к у. Понятия не имею… Что угодно… Чтобы он придумал свой север.
О н и г а. И шел в том направлении без колебаний?
М а р к у (просто). Да… Если он действительно намеревается идти на север.
О н и г а (помолчав). Я сказал ему то же самое… (Смеется.)
М а р к у. Твой приятель весьма наивный. В жизни все гораздо сложнее, чем в туристском походе. Если задумываться над подобными вопросами, ничего в жизни не добьешься. Сколько ему лет?..
О н и г а. Ну… Достаточно… (Смеется.) Ты прав, он наивен. Я рад, что наши мнения совпадают. (Оглядывается вокруг.)
М а р к у. Пойду за Меланией. (Собирается подняться по лестнице, но останавливается у перил.)
О н и г а (догадываясь о его намерениях). Только не надо опять упреков… Я не мог приехать к вам, потому что работал как вол… Нет города, где бы не возвышались дома, построенные мною. И поверь мне, они отнюдь не безобразны. Что ты так на меня уставился?
М а р к у. Просто смотрю на тебя… Говори еще… Меня… очень, очень интересует твоя работа, в настоящем и… в прошлом… (Готов вернуться.) Хорошо, если бы тебя послушал Петре. Может быть, он перестал бы так… (Умолкает.)
О н и г а. Пустяки… Ты же знаешь, я не люблю говорить о себе…
Марку с сожалением вздыхает.
Иди, старик, за Меланией… (Оане.) У вас хороший дом!..
О а н а. Был вначале… И верандой мы пользовались… Странная вещь, мы даже не знаем, как лучше — с верандой или без нее. Правда, у нас площадь была бы больше, Мелания смогла бы там заниматься, Марку — спокойно читать газеты…
Марку собирается уходить.
О н и г а. Погоди!.. Куда ты идешь?
М а р к у. Пойду позову Меланию. (Исчезает.)
О н и г а. Да… Мелании здесь нет…
О а н а. Думаю, она робеет перед тобой… Для нее ты мифическая личность, от прикосновения которой все превращается в золото…
О н и г а. А Петре?
О а н а. Жестокий и непримиримый. Всегда беспокойный. Если бы еще оставались неразведанные земли, он стал бы первопроходцем.
О н и г а (глядя вслед Марку). Знаешь, что меня в нем больше всего восхищает?
О а н а. Тебя в нем что-нибудь восхищает?
О н и г а. Святая наивность в его мироощущении. У него всегда свежее восприятие, он всегда полон энтузиазма. Откуда у него такая способность растрачивать себя, даже не сознавая этого?
О а н а. Способность растрачивать себя?
О н и г а. А вот дети — это большая радость… (Молчание.) У меня нет детей, я, кажется, уже говорил вам.
Пауза.
О а н а. Я хочу тебя кое о чем спросить.
О н и г а. Спрашивай.
О а н а. Что тебя сюда привело?
Молчание.
О н и г а (будто не слышал вопроса). Это — не самое главное. (Вдруг с теплотой.) Иногда мне дома скучно, чувствую себя очень одиноким, и тогда волей-неволей вспоминаю… Знаешь, Оана, порой и для меня все не так уж… (Умолкает.) Может быть, и для меня старая дружба… И этот приезд… (Пауза.) Но время…
Молчание.
Это называется тоска? (Смеется.) Ты знаешь, как мы боролись против буржуазной морали, против ловушек, которые расставляли перед нами — строителями нового мира, основанного на порядочности и гуманистических принципах? И вот сегодня то же слово… тоска… начинает поднимать голову, и некоторые из нас не отвергают его так решительно, как прежде, а, наоборот, считают, что своей упорной борьбой и трудом они завоевали право на какую-то долю тоски.
Молчание.
(Замечает изумленный взгляд Оаны.) К черту, я шучу… Последнее время я стал часто острить. Побеседуем о чем-нибудь другом. Приезд к вам растрогал меня, привел в состояние какой-то нелепой расслабленности и разного рода… (Машет рукой.) Впрочем, я уеду… Пребывание у вас не идет мне на пользу.
О а н а. Шутишь!.. Что скажет Марку?.. Ты же ему писал, что пробудешь у нас продолжительное время… (Резко.) Скажи, Онига… Почему ты писал ему на протяжении многих лет, чтобы он тебя ждал?
О н и г а (неожиданно сухо). Разве я писал, чтобы он меня ждал?
О а н а. Да… Писал, чтобы ждал. И что, когда ты приедешь, вы не так быстро расстанетесь. Почему?
О н и г а (глядя в пространство). Я не смогу пробыть долго… Я думаю, мне вообще не следовало приезжать. Я должен уехать…
О а н а. Хотя бы несколько дней…
О н и г а (удивленно). Несколько часов, и то было бы очень много… Даже одного часа не могу.
О а н а (не веря своим ушам). Один час? Зачем же ты тогда приехал? Не мог же ты приехать просто так, без причины, всего на один час!
О н и г а. Зачем я приехал… Может быть, у меня было кое-что на уме… (Несколько секунд пытливо смотрит на нее, затем примирительным тоном.) Не удивляйся. Меня ждут дела… Дома растут… Люди переезжают на новые квартиры, проектные институты разрабатывают проекты… а ты хочешь, чтобы я торчал здесь целую вечность. (Смеется, поглаживает ее по плечу.) Как продвигаются его исследования?
О а н а. Иногда мне кажется, что цель близка… Очень близка… Затем она снова отдаляется. Что поделаешь? Такова эта работа… научно-исследовательская.
О н и г а. Пусть форсирует… пусть форсирует… Ведь его могут обогнать! Что он теперь разрабатывает?
О а н а. Новый вид колоса… Более тяжелый… С большим количеством зерен и сокращенным периодом созревания…
О н и г а. Да… да… ясно. (Пауза.) Оана!.. Скажи, ты веришь?
О а н а. Во что?
О н и г а. В его исследования?
О а н а (с искренним удивлением). А как же?.. Разве может быть иначе?
О н и г а. Извини меня, но я сейчас представил себе его таким, каким он был на войне: он охраняет склад; война туда докатилась и проследовала дальше, а он все охраняет…
О а н а. Ты, конечно, не мог бы смириться с подобным положением вещей?
О н и г а (внимательно глядя на нее, резко). Видишь ли… Я не занимаюсь исследовательской работой, я строю. Знаешь, что я делаю, чтобы уменьшить процент риска?.. Выбираю себе людей. И это нелегко… (Смотрит на посылку.) Что бы там могло быть?
О а н а. Ты никогда ни на минуту не расслаблялся, даже шутки ради…
О н и г а (рассеянно, избегая этой темы). Тем более что… (Расхаживает по комнате, рассматривая на расстоянии посылку.) Знаешь… порой люди подобны этому предмету… Зачехленные во всякие условности, нераспознаваемые… (Смеется.) Невозможно понять, что прячется под этими оболочками. (Очерчивает рукой контур посылки.) И вот начинаешь ходить вокруг да около, вызывать на разговор, шутить, пытаешься казаться развязным, авось отпадет какая-либо условность и удастся заглянуть под одну из оболочек… Правда, иной раз тебе хочется действовать прямо, решительно разорвать все оболочки. (Делает жест, но сразу же останавливается.) За такую огромную ошибку пришлось бы тут же расплачиваться. (Садится в кресло.)
Наверху появляются М а р к у и М е л а н и я.
М а р к у