(Пауза.) А на поверку не очень-то счастливо все обернулось… Извините, что я вмешиваюсь… (После продолжительного молчания.) Теперь самое главное, чтобы он уехал домой. (Пауза.) Я подожду его на улице. (Выходит.)
М а р к у. Ну и ситуация. Что же делать?
О а н а. Думаю, что ничего нельзя исправить.
М а р к у. Вывели на пенсию… (Подумав, твердо Оане.) Извинись перед ним… (Все больше волнуясь.) Извинись, слышишь?
О а н а. Он не примет моих извинений.
М а р к у. Предложим ему остаться с нами… Попросим, если потребуется. Он ведь всегда этого желал.
О а н а. То было в молодости… Теперь… (Задумчиво.) Он больше не работает…
М а р к у. Тем не менее я ему предложу… Он приехал сюда, надеясь найти точку опоры… До чего неверно мы его поняли!.. А сослуживец, о котором он говорил, — это он сам!.. (Задумывается.)
О а н а. Все не совсем так…
М а р к у. Вы его не поняли… Нелегко оказаться на пенсии… Даже если возраст подошел…
Слышатся шаги.
(Торопливо.) Я попытаюсь оставить его у нас. Он ведь наш друг. А ты в любом случае будь с ним любезной. И пусть он ведет себя, как ему заблагорассудится, пусть проявляет высокомерие, иронию, пусть держится вызывающе, как угодно, слышишь?.. Как угодно… Это его право…
О а н а (более уверенно). Попробую.
Появляется О н и г а.
М а р к у (глядит на него, склонив голову). Онига… Оана хотела бы извиниться за то, что произошло…
О н и г а (вызывающе улыбаясь). Извиниться? Это я должен быть ей благодарен. Мой приезд к вам явился лишь признаком слабости, и она открыла мне на это глаза. Тебе покажется смешным, но из всех споров именно ее слова заставили меня это понять. Но если я причинил вам огорчения, теперь, перед отъездом, я прошу у вас прощения.
М а р к у. Какие огорчения?! Никаких огорчений ты нам не причинил!
О н и г а. Я столько раз обещал тебе приехать и не приезжал.
М а р к у. Ты не мог.
О н и г а. Да… да… Не мог. (Смотрит на Оану.) В том-то и дело.
О а н а. Выпьешь чашечку кофе?..
О н и г а. Нет, спасибо. Но коль скоро ты ходила в центр…
О а н а. Конечно… Конечно… Я достала твой любимый напиток. (Наливает ему.)
М а р к у (нерешительно, словно эхо). Онига… ты хочешь остаться?..
О н и г а (поглядев на напиток, шутливым тоном). Ваше здоровье!
М а р к у. Вот, и я и Оана предлагаем тебе остаться…
О н и г а. Ты тоже, Оана?
О а н а. Да.
О н и г а (помолчав). Если бы я не был так загружен работой… Нам ведь надо построить целый мир… (Смеется.) Ну не целый мир, но… (Смеется, Марку.) Я все тот же, не правда ли? (Смотрит на Марку.) Тебя очень взволновал мой приезд… Выше голову, старик, мы же воевали в одном окопе. Спеть тебе один из наших маршей?..
М а р к у (глядя на него). Неплохо бы тебе угомониться. Годы не щадят. А шофер говорил…
О н и г а. Он был здесь?
О а н а. Был.
О н и г а. И прочел вам лекцию о состоянии моего здоровья?..
Супруги молчат.
И о том, что мне нельзя перечить, о том, какое огромное значение имеет моя личность… для стройки, которая ожидает меня. Вздор… Не обращайте внимания.
М а р к у. Надеюсь, тебе у нас понравилось. (Тише.) Онига, я знаю…
О н и г а (делая вид, что не слышал). Было очень приятно. Сожалею, что доставил вам хлопоты.
М а р к у. Никаких хлопот ты не доставил, Онига. Почему ты мне не сказал?..
О н и г а (передразнивая). Не доставил, не доставил, но вам не терпится, чтобы я уехал.
М а р к у. Нам?.. Послушай, Онига, как ты можешь о нас так думать? Мы изо всех сил стараемся тебя задержать, а ты… (Удивленно качает головой.)
О н и г а (смеется). Я пошутил… Я пошутил, Марку!..
М а р к у. В таком случае…
О н и г а (не сразу). Знаешь, что меня ошеломило, как только я оказался в вашем доме? (Пауза.) Эта простота, граничащая с наивностью… и тишина… (Пауза.) К тому же здесь все пропитано каким-то знакомым запахом… запахом айвы, что ли?..
О а н а. В саду растут айвовые деревья.
О н и г а. Этот запах как бы ударил меня по темени, стал пьянить, как в детстве.
О а н а. Я не знала, что у тебя «айвовая аллергия». Раньше ты этим не страдал.
О н и г а. Да… да… Раньше… Не надо больше об этом говорить. Кто может помнить, как было в детстве? Сейчас время торопит, подгоняет так, что дух захватывает, и тогда тебе кажется, что нужно опустить монетку в какую-то металлическую штуковину, чтобы вдохнуть озона… (Пауза.) Необычным для меня здесь было то, что я почти не пил. (Пауза.) И еще одно необычное обстоятельство… (Пауза. Устало машет рукой.) Вздор!.. (Пауза.) В один прекрасный день я вам напишу…
Наверху появляется П е т р е и молча слушает.
Я напишу вам когда-нибудь… Когда не смогу больше работать, не смогу расхаживать и отдавать распоряжения… Отекшими, дрожащими руками я достану белый лист бумаги и напишу для вас несколько строк… Но это будет очень не скоро.
М а р к у (искренне). Пожалуйста, напиши… Я тебя очень прошу…
О н и г а (глядя вверх, на Петре). А ты что скажешь, Петре?..
П е т р е (безразлично). Не знаю… Напишите…
О н и г а (через несколько секунд). Написать…
М а р к у. Пожалуйста, напиши… Я тебя очень прошу. (Смеется.) Вот ведь он какой! Еще не успел уехать, а заставляет меня… Опять заставляет ждать…
О н и г а. Нет… Нет. Это письмо не придется ждать напрасно, оно придет, уверяю тебя… (Пауза.) Будто вижу картину… Изнурительная жара, я сижу у окна и держу ручку, а лицо прикрыто огромным носовым платком… (Смеется. Пауза.) Эх, я разволновался… Поеду… (Кричит.) Я уезжаю, Марку…
О а н а. Ты не простишься с детьми?
О н и г а. С детьми? (Вспоминает.) А, да!.. Конечно.
М а р к у. Собственно говоря, Петре здесь… Появился…
О н и г а. Словно архангел. Но поскольку он не любит сентиментальные сцены… Этакие приторные домашние наливки из смородины…
О а н а. Пойду за Меланией.
О н и г а. Да… да… Иди… Впрочем, не надо. Я хотел бы… (Пауза.) Пусть не спускается. (Пауза.) И Петре, с его холодным… безразличным взглядом, пусть тоже остается там. (Тяжело дышит, затем лукаво, почти зло посмеивается.) Пусть меня проводит один Марку. Мои лучший друг.
М а р к у. Разумеется, дорогой, разумеется…
Оана направляется в комнату Мелании.
О н и г а. Кажется, этот отъезд все-таки привел меня в состояние… (Обрывает себя.)
С улицы доносится автомобильный гудок.
О а н а. До свидания, Онига.
О н и г а. До свидания.
Оана исчезает.
(Глядит на Марку.) А ты, Марку, ничего не скажешь мне на прощание?
М а р к у. Что я могу тебе сказать? Я тебя всегда ждал, хотел, чтобы ты приехал — для меня это имело колоссальное значение, ибо я всегда задавался вопросом… (Взволнованно.) Да, копаясь в своих бумажках, решая разные задачи, я не переставал задаваться вопросом: кто мы, Онига?.. Два друга? (Убежденно.) Два друга, принадлежащих к поколению, которое попыталось перестроить часть земного шара. И эти попытки увенчались успехом. (Тише.) Успех был не полным, отчасти потому, что в сложную систему резких и очень важных изменений и перестроек вплеталась наша человеческая суть, — а ведь людям свойственны слабости, волнения, опасения… Смогут ли нас понять те, кто придет на смену?.. (Из-за волнения ему все труднее говорить.) В изменяющемся мире… Да… да… Вот теперь я говорю обо всем этом и ясно вижу только лица моих детей… порой я счастлив, что они могут меня любить, а иной раз — что они могут судить меня…
О н и г а. Они и меня судили…
М а р к у (с воодушевлением). Поэтому я так дорожил нашей дружбой… Потому что для нас дружба превыше всего… Хотя, когда ты приехал, я почувствовал: что-то изменилось между нами…
О н и г а. Ничего не изменилось…
М а р к у. Нет… нет… изменилось… И хорошо, что изменилось… В противном случае все превратилось бы в прошлое… Мысли, воспоминания… поступки… волнения… Даже наша дружба незаметно для нас стала бы достоянием прошлого…
О н и г а (задумчиво). Дружба остается дружбой.
М а р к у. Но ты уезжаешь.
О н и г а. Небо ясное… Шофер будет доволен…
М а р к у. Шофер… будет доволен?! Чем?
О н и г а (естественно). Тем, что дорога хорошая… (Направляется к двери, но останавливается в нерешительности.) Дружба остается дружбой… Может быть, я не осознавал этого до сих пор… Но теперь, когда я уезжаю, я в этом убежден, Марку. Когда я ехал к тебе, я испытывал некоторые опасения… отчужденность… может быть, лелеял слабые надежды. Теперь я уезжаю. И у меня такое чувство, будто я опять ухожу в горы. (Смеется.) Это уже достижение, правда? (Тяжело дышит, будто ему было очень трудно все это произнести. Оборачивается к Петре.) Ты любишь поэзию, Петре? Последнее время я начал ее открывать для себя…
Слышен гудок.
(Набрасывает на плечи плащ и декламирует.) «Синева, синева, наши кони словно крик».
Сверху доносится тихая, грустная мелодия.
(Не ясно, с иронией или с грустью.) «И это сердце… И это сердце, более покорное, более дикое, более изношенное, чем истертая корабельная метла».
Пауза. О н и г а выходит, М а р к у следует за ним. Петре не делает ни малейшего движения. Наверху Мелания продолжает играть. Пауза. Доносится звук отъезжающего автомобиля. Петре секунду прислушивается, затем устремляется к выходу. Постояв у двери, возвращается на середину комнаты. Снова направляется к входной двери. Оборачивается, делает несколько шагов и, остановившись перед ширмой, рассматривает ее, затем складывает и прислоняет к степе. Сцена освещается. Петре направляется на середину комнаты. Пауза. Затем он идет к двери, ведущей в столовую, но передумывает и снова останавливается у входной двери. Пауза. Возвращается на середину комнаты, не зная, куда податься. Взволнованно оглядывается вокруг и вдруг замечает шкаф с газетами отца. Достает из кармана ключ, подходит к шкафу, отпирает его и берет стопку газет. Садится на ковер, где раньше листал их Марку, и принимается медленно читать. Его лицо становится все более внимательным, заинтересованным, сосредоточенным. Сверху снова доносятся звуки скрипки. В то время как Петре листает газеты, в дверях неожиданно появляется М а р к у. Петре бросает на него взгляд, затем продолжает читать.