Ж е н щ и н а с с е н о м. Да! Там красиво… Красиво, но скучно.
В е д у щ а я. Меланья, а почему тебе девочку хочется?
Ж е н щ и н а с с е н о м. Как это — почему? Чтобы у меня еще и дочка была! Ох, да если бог мне девочку даст, я буду считать, что он мне прямо в небо дорогу показал!
В е д у щ а я. Говорят, будто девочку труднее растить?
Ж е н щ и н а с с е н о м. Ну и что с того? Ох, господи! Помоги мне-сначала, чтобы дождя не было, а потом дочку мне дай! Чтобы пришла я на родительское собрание, а мне учительница и сказала: «Товарищ Медрега, у вас дочка — исключительная». Ей-богу, ради этого я бы все отдала. Может, даже и жизнь. Хоть и грешно так говорить… жизнь. Ну уж я тогда бы птицей полетела.
Снова гремит гром.
Матерь божья, какие тучи несет! Прямо бешеные. Из Собачьей Долины тучи. Уж если они налетят — от тебя мокрое место останется.
Гремит гром.
Д а м а и з А м с т е р д а м а (снова появляясь). Мой муж номер три… Его имя я не могу назвать! Он крупный промышленник…
Т у ц и. Техники! Алло, видео! Будьте внимательны, миленькие!
Д а м а и з А м с т е р д а м а. …крупный промышленник. Он вращается в сферах, и мне тоже приходится вращаться. Я элегантна. Ношу бижутерию… Если бы я вдруг появилась без украшений — он бы очень рассердился. Потому что его деловые знакомые могут подумать, что у нас финансовые затруднения. Затруднения? Брррр! Мне даже подумать страшно… Не желаю я думать… не желаю, и все… Хотя иногда, как задумаешься… Когда одна… А я бываю одна по вторникам. По вторникам я никого не принимаю. По вторникам я выключаю телефон. Пепита, моя служанка, говорит со мной только о самом необходимом. Даже мой муж номер три, который меня боготворит… В этом году день моего рождения выпал на вторник, и он прислал мне очень дорогой подарок… Даже моя приятельница, та самая, которая считает себя царицей Савской… Нет, нет. Не подумайте, она не совсем сумасшедшая… Знаете, стоит мне остаться совсем одной… закрыть глаза… зажмуриться крепко-крепко, очень крепко, и появляются они… они идут к тебе… Я их вижу… Но чаще всего — Бруно. Он в белом смокинге… Смокинг белый, лицо оливкового цвета, волосы черные, зубы крупные, белые, частые, сильные, которые… клац! Господи, как же он был красив! Брюнет! Всего на год старше меня… а моя сестра… Моя сестра… милая моя сестра… дорогая моя сестра… обожаемая моя сестра… (Разражается слезами, предвещающими истерику.)
В е д у щ а я. Но ваша сестра… вы же сами сказали… ваша сестра — леди…
Д а м а и з А м с т е р д а м а. Леди? Эта выскочка — леди? Чтобы забрать Бруно себе, навязала мне мужа номер один… Ученый — тоже мне, едва умел расписываться!.. Клялся, что фабрика принадлежит ему. Как бы не так! А я поверила. И ему. И ей. Моей сестре, моей любимой сестре. Я узнала все только после того, как уже написала Бруно… после того, как разорвала помолвку… (Истерический смех.) После того как вышла замуж за моего мужа номер один… Он был… (с отвращением) коммивояжер! (Икает.) И он был на двадцать пять лет старше меня! (Захлебывается в слезах.)
В е д у щ а я. Разве годы имеют значение? Важно ведь, чтобы не было комплексов…
Д а м а и з А м с т е р д а м а (взрываясь). Это в пятьдесят лет! В пятьдесят лет, когда все… Вы что, не видите? Не читаете? Сорок лет! Тридцать лет! Двадцать лет! До двадцати лет! Непременно блондинка! (Заливается слезами.) Этим свиньям нужна «непременно блондинка»?!
В е д у щ а я. Но вы же блондинка…
Д а м а и з А м с т е р д а м а. Тогда почему же он сбежал в Мадрид?
В е д у щ а я. Кто?
Д а м а и з А м с т е р д а м а. Мой муж номер три! Сказал, что уезжает в Гонконг. Говорил, что эта мартышка — невеста его секретаря… И я поверила… Я им верила всем… только Бруно (все более экзальтированно), Бруно, дорогому, любимому, с его оливковым лицом, с черными волосами… с зубами крупными, белыми, частыми, сильными, которые… клац…
В е д у щ а я. Успокойтесь… выпейте, пожалуйста, эту таблетку… пожалуйста, пожалуйста…
Д а м а и з А м с т е р д а м а (проглатывает таблетку. Сморкается, вытирает слезы, начинает пудриться). Когда вы будете в Женеве, вы непременно должны прийти ко мне на прием. Мой холл украшают потрясающие пальмы из пластика. Мне их привез муж из Гонконга. Из Гонконга… Гонконга… Конга… Конга… Конга…
Т у ц и. Техники! Алло, видео! Вы что там, взбесились? Взбесились? Взбесились?
Снова идет продолжение репортажа.
Гремит гром.
Ж е н щ и н а с с е н о м. Господи, помоги же мне, останови дождь. (Снова начинает сгребать разбросанное сено, все более взволнованно и зло.)
В е д у щ а я. Успокойся, Меланья, он же тебе помогает, сама говорила…
Темнеет. Гром усиливается. Обе лихорадочно сгребают сено.
Ж е н щ и н а с с е н о м. Помогает! Помогает! Не видите, как он мне помогает? Чего же он мне осенью-то не помог с отарой? Ведь я когда маленькая была, некому мне было объяснить, что к чему, мама уходила за Большой мост носить хворост для господина Булки. Вот господину Булке он помог открыть универсальный магазин, а мне, чем он мне помог — разве что мотыгой махать с шести утра до девяти вечера, а когда приходило время расплачиваться, мне доставалось ровно столько, чтобы протекло сквозь пальцы. Помогает! Когда это он мне помогал? Я ведь необразованная. Не очень понимаю, что такое политика. Но, уверяю вас, то, что сделали коммунисты, — это хорошо, а то уж невмоготу было. Представляете?! Мама отдавала корзину слив за каплю молока. (Глаза ее устремились в небо.) Не хочу зря грешить, но, правда, скажите мне, разве мне когда помогали?
В е д у щ а я. Меланья, Меланья, ты же сама знаешь: ведь кого любят, того и проверяют.
Ж е н щ и н а с с е н о м. И что же выходит, он меня любит? (Обращаясь к небу, громко, чтобы быть услышанной.) Если бы он меня любил, он бы это доказал. Ну хотя бы теперь, где она, его любовь? Если чего-нибудь очень захочешь, не может такого быть, чтобы это не удалось. Не может такого быть. Нет, правда, как вы считаете, сможем ли мы, люди, останавливать дождь, если будет нужно? И без… (Показывает наверх.)
В е д у щ а я. Сможем…
Ж е н щ и н а с с е н о м. Если «сможем», так почему бы вам сейчас не попробовать. Я бы хоть немного сена насушила…
Оглушительный удар грома.
В е д у щ а я. Меланья, что же ты делаешь? Просишь и у меня и у…
Ж е н щ и н а с с е н о м. Я прошу у всех — так уж человек устроен. Для сена мне нужна жара, для дома — холодильник…
В е д у щ а я. Меланья, Меланья…
Ж е н щ и н а с с е н о м. Ох, ох, ох! Только бы не налетели на нас эти тучи из Собачьей Долины, потому что с ними шутки плохи… Уж если они нагрянут — сено в кисель превратится. (Отчетливо, ведущей.) А ведь по телевизору сказали — местами дожди.
Начинается проливной дождь.
(Едва сдерживает слезы.) Но почему же именно в этом месте? Почему? Почему? Почему?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Суматоха в студии.
Т у ц и. Алло! Алло! Вы меня слышите, видео? (В телефонную трубку.) Алло, да! Мальчик мой, почему ты плачешь? Голова болит? Кружится? Сколько мела ты слопал, малыш? Алло, видео!
В е д у щ и й. Ты хочешь, чтобы дали контровый свет?
В е д у щ а я. Ты отлично знаешь, что от тебя я никогда ничего не хотела.
В е д у щ и й. Но почему же? Почему? Почему ты никогда не просила, чтобы я сделал тебя счастливой? Ведь ты отлично знаешь, что я сдался без боя. Я сам построил себе тюрьму — кирпич за кирпичом. Я сам обнес ее решеткой. Обнес и… сказал тебе: держи меня здесь, мне это нравится!
В е д у щ а я. А потом? Потом, когда ты ушел?..
Т у ц и (ведущим). Прошу вас, ответьте, пожалуйста, что будет дальше?
В е д у щ а я. За три месяца я похудела на двенадцать килограммов. В первый день мне пришла в голову мысль о самосожжении. На следующий я решила выброситься из окна высотного дома. На третий — отправилась на железнодорожный виадук, чтобы, как Анна Каренина… Но там сейчас сетки прикреплены.
В е д у щ и й. Почему же ты не позвала меня?
В е д у щ а я. Я? Я должна была тебя позвать! Я должна была тебя умолять. Не покидай меня, аморе мио{144}! Мне говорили, что я должна испить эту чашу до дна. Я, которая не переношу боржоми. Поэтому я и появилась здесь через несколько лет, как в мелодраме, и пристаю, пристаю… Неправда, что я отказывалась участвовать в передаче, неправда, что я была на приеме у самого… потому что никто, никто не заставлял меня… Я сама этого хотела…
Т у ц и (ведущим). Прошу вас, ответьте, что пойдет дальше?..
В е д у щ а я. Я умоляла… я сделала все, что было в моих силах, чтобы оказаться здесь, чтобы поговорить с тобой, чтобы спросить тебя: зачем?
В е д у щ и й. Ты сумасшедшая! Ты и впрямь сумасшедшая! За пять лет нашей жизни — согласись, согласись, что так оно и было, — ты не купила для нашей каморки ни одного стула. Когда кто-нибудь приходил…
В е д у щ а я. Но это же предрассудки… Разве ты не знаешь, что у японцев… сидят на полу… на подушках… на циновках.
В е д у щ и й. Когда мы приглашали к столу… к столу!.. К какому столу? Столом служил ящик из-под бутылок! А тарелки? Тарелки лежали в раковине неделями, веками, тысячелетиями. Кастрюльки валялись в мойке, рубашки — в тазу, таз — в ванной, а ванна была завалена газетами, кипами газет, тоннами газет, вагонами газет. Я никогда не мог понять этого твоего пристрастия. Зачем? Зачем, дорогая, надо было заниматься силосованием литературно-художественной прессы?
В е д у щ а я. Мне нужны были вырезки. Для коллекции…
В е д у щ и й. А банки ты тоже копила для коллекции? Однажды утром — надеюсь, ты помнишь! — я нашел банку из-под джема в моем коричневом ботинке. В том самом, со сбитыми каблуками. Ты ни разу не отнесла ботинки в мастерскую, чтобы сделать набойки! Ни разу не погладила брюки!