(Смеется.)
М а н о л е. Даже на минутку не можешь принять меня всерьез?
К л а у д и я. Гм! Подозрительная самокритичность. Не знаю, куда ты клонишь.
М а н о л е. Тот факт, что мы вопреки всем моим прегрешениям все-таки вместе, доказывает, что ты любишь меня.
К л а у д и я (искренне и мягко). Какой крюк, чтобы добраться сюда, Ман. Конечно, я люблю тебя. Это — проклятие моей жизни. (Встает.) Ну а теперь мне пора бежать. Я обещала исчезнуть только на два часа… Не хочешь встретить меня сегодня вечером у театра?
М а н о л е (берет ее руки в свои и долго глядит на нее). Я хочу, чтобы ты пришла сюда. Навсегда.
К л а у д и я (волнуясь). Не понимаю. Что за шутки!
М а н о л е. Я же сказал, что очень долго думал о нас. Я хочу, чтобы мы поженились, Клаудия.
К л а у д и я (серьезно, но без всякой патетики). Ты хочешь! Ты всю жизнь делал что хотел. Но ведь теперь речь идет и о моем желании. Я не хочу выходить за тебя, Ман. Совсем не хочу.
М а н о л е (удивленно, потом недоверчиво). У тебя кто-то есть?..
К л а у д и я (не без кокетства). Может быть.
М а н о л е. Какой-нибудь актеришка… Скажи ему, чтобы собирал чемоданы!
К л а у д и я. Он инженер.
М а н о л е. Не станешь же ты утверждать, что любишь его?!
К л а у д и я (какое-то мгновение готова продолжать эту игру, но она слишком любит Мана, чтобы не быть искренней. Сдаваясь). Он очень честный и хороший человек.
М а н о л е. Это делает ему честь. (Без злой иронии, поскольку этот человек для него ничего не значит.) Пойми, Клаудия, речь идет не о капризе. Это единственно естественное и разумное завершение наших отношений. Я много думал. И… (Сознается с некоторым усилием, но делает это, потому что он в своем роде цельный человек.) И ты мне очень нужна.
К л а у д и я. Ты одинок?
М а н о л е. Больше, чем ты можешь себе представить.
К л а у д и я (все еще взволнована, смеется). Что бы сказали твои мальчики? Подумали бы, что ты спятил.
М а н о л е. Во-первых, они бы не посмели ничего сказать. И потом (шутливо), разве ты когда-то не стала им почти матерью?
К л а у д и я. Да, но Владу тогда было десять лет, а Тома — четыре. С тех пор они чуточку повзрослели. Что за нелепые идеи приходят тебе в голову, Ман! Жду тебя вечером. (Немного другим тоном.) Кстати, кто эта девочка в холле?
М а н о л е. Дочь Аглаи. Она теперь моя секретарша.
К л а у д и я. Твой дом всегда был похож на цыганский табор: дети, приятели, няньки, экономки и их родственники.
М а н о л е. Мне все больше нравится ощущать посторонних людей вокруг себя. Когда мальчики женятся, я надеюсь, что своих детей они родят здесь. И как можно больше.
К л а у д и я. Превращаешься в патриарха, Ман. (Улыбаясь.) Но во мне-то ничего от Лии{20}. Ты знаешь, что твоя домоправительница предупредила меня с тысячью кисло-сладких улыбочек, что доктор запретил тебе принимать гостей? Только что прямо не заявила, что мне лучше вовсе не приходить.
М а н о л е. Разве она бы посмела, что тебе в голову пришло? Правда, она привязана ко мне просто патологически, и это угнетает, как болезнь.
К л а у д и я. Но правда, что ты болен, Май?
М а н о л е (помолчав). Пустяки. Ты не ответила мне, Клаудия.
К л а у д и я. Ответила. Нет, Ман, не хочу!
М а н о л е. Но почему? (Покорно.) С моей стороны дурно, что я пытаюсь разжалобить тебя. (С настоящей болью.) Но я устал, Клаудия. Я чувствую себя таким стариком…
К л а у д и я (впервые загорелась; не таясь). Не говори так! Ты все такой же, сильный и ни на кого не похожий, как и тогда, когда я тебя узнала. Ты гораздо больше, чем мы все, Ман! И ты позволяешь себе плакаться?
М а н о л е. Я боюсь одиночества и… (Смолкает.)
К л а у д и я. И ты думаешь, что я смогу тебе помочь?
М а н о л е. Кто же, если не ты?
К л а у д и я (с жестом нескрываемой нежности). Дорогой мой. Дорогой мой усталый тигр. (Обнимает его. Но это наполовину сестринское объятие.)
Пока длится этот разговор, Кристина, которой не видно происходящего в саду, выказывает нетерпение и озабоченность, которые она пытается отогнать работой. Но наконец, побуждаемая любопытством, она приближается к порогу холла и видит обнявшуюся пару. Пугается — то ли допущенной бестактности, то ли увиденной сцены, она сама не знает. Лихорадочно сгребает папки со стола и убегает, хлопнув дверью.
Знаешь, что мы сделаем, Ман? Через недельку у меня отпуск. Я отказываюсь от моря и провожу его здесь, в Снагове. Ты приглашаешь меня?
М а н о л е. Думаешь, это что-нибудь решает?
К л а у д и я. Конечно, конечно, увидишь. Разве ты не говорил всегда, что я дама-утешительница? Мы будем ловить рыбу, гулять и прогоним эти черные мысли. Разве я не ta sœur de charité?[5](Взглянув на часы.) Ой, как я задержалась!
М а н о л е. А с тем добрым и честным человеком что ты сделаешь?
Клаудия грустно глядит на него, пожимает плечами.
Нет, не так, Клаудия. Это бессмысленно. Приезжай сюда и оставайся.
К л а у д и я. Но это абсурд, Ман, абсурд! (Стремительно идет к выходу, но на пороге холла оборачивается, с улыбкой, которой пытается придать беспечный вид.) Благодарю за искренность… Знаешь, ты не произнес ни одного нежного слова. (Делает приветственный жест рукой.) До скорого! Я позвоню тебе. (Быстро уходит.)
М а н о л е (долго глядит ей вслед). Я не сказал тебе ни одного нежного слова. (Пожимает плечами.) Как не сказал, что тяжело болен. (Входит в холл и садится в кресло.) И что боюсь смерти.
В эту минуту из другой комнаты доносится вопль Кристины: «Не хочу, мама, не хочу!» — и как будто звук пощечины. Дверь распахивается, и появляется разъяренная А г л а я. Увидев Маноле, тотчас меняет выражение лица.
(Недовольно и нервно.) Кто это кричит? Почему в доме нет покоя?
А г л а я (теряясь). Никто не кричит, маэстро… то есть… Кристина стукнулась и… Вы устали?
М а н о л е. Влад дома?
А г л а я. Кажется, да.
М а н о л е. Попросите его зайти сюда.
А г л а я. Не желаете ли стакан лимонада или…
М а н о л е (со скрытым раздражением, но тон его остается вежливым). Хочу, чтобы пришел Влад.
А г л а я. Да, маэстро. Знаете, госпожа Клаудия такая милая, такая веселая и разговорчивая, я просто боялась, не утомила бы она вас, и…
М а н о л е. Аглая, я просил никому не говорить о моей болезни. Что вы сказали госпоже Клаудии?
А г л а я. Ничего особенного, уверяю вас. Но я так беспокоюсь за ваше здоровье… Жизнь отдала бы, только б снова видеть вас здоровым и…
М а н о л е. Хорошо, Аглая, хватит.
А г л а я. Тем более я знала — у госпожи Клаудии столько новостей. Я боялась, как бы она не разволновала вас.
М а н о л е. Какие новости?
А г л а я. Ах, говорят, она замуж собирается. Я так порадовалась за нее! В известном возрасте нам, женщинам, необходим домашний очаг! Я сама видала ее на улице под ручку с каким-то мужчиной. Она казалась такой счастливой… Смеялась… Он тоже очень хорош, высокий и молодой еще. Самое большее сорок два — сорок три года. А влюблен!.. Она ничего вам не говорила?
М а н о л е. Я просил позвать Влада.
А г л а я. Сейчас, маэстро, сейчас. (Быстро уходит.)
М а н о л е (про себя). Сорок три года! И всем уже известно. Этого она мне не сказала. И выглядела счастливой… смеялась.
В л а д (входя). Здравствуй, отец.
М а н о л е (про себя). Все вокруг устраивают свою жизнь, как будто меня уже нет. (Громко.) Добрый день, Влад.
В л а д. Ты звал меня? (Настойчиво повторяет.) Звал?
М а н о л е. Да, Влад. Раз уж ты сам не шел. Поговорим…
В л а д. Я знал, что у тебя гости. И потом, ты же приучил нас не беспокоить тебя без зова. Что сказал доктор?
М а н о л е (все еще рассеянно). Доктор? Доктор установил, что у меня… тебе я скажу, хотя мне не доставляет удовольствия говорить о своей болезни. У моей болезни необыкновенно впечатляющее название: ангор пекторис! Ангор! Какое мрачное и пышное звучание, с бездонным подземным эхом… Не правда ли? И в то же время величественное в своем лаконизме, как беспощадный приговор судьбы: ангор! Словно произносишь: смерть.
В л а д (с едва уловимой иронией). Эту болезнь лечат, а название она получила от «ангере» — удушать.
М а н о л е (тем же тоном). Спасибо, знаю. У тебя бедное воображение.
В л а д. У меня точное воображение.
М а н о л е. Это не идеал в искусстве. Мне хотелось поговорить с тобой об искусстве, Влад. Я заходил в твою мастерскую.
В л а д (весь сжимаясь). Ну?
М а н о л е (осторожно, чтобы не ударить слишком сильно). Думаю, ты еще не нашел себя.
В л а д. Ты о моих поисках?
М а н о л е. Уточнить? Психоаналитическое размусоливание всегда вызывало у меня отвращение. Тот факт, что потроха помещаются ниже головы, не сообщает им глубины. Ложные глубины, как и ложные высоты, меня коробят. Что касается формальных поисков, Влад, то они бессмысленны до тех пор, пока ты хорошо не узнаешь, что тебе есть что сказать людям. И что это заслуживает быть сказанным.
В л а д (гаерствуя). О величии человека! Болтовня, отец. Кто еще верит в это?
М а н о л е. А ответственность? Тоже болтовня?
В л а д. Ответственность! Мне с трудом удается ощутить свою ответственность перед самим собой, да и то эти попытки частенько кажутся мне нелепыми. Смотрюсь в зеркало, и меня разбирает смех. (Иронически.) Твой добрый приятель Брынкуши{21} создавал же и жар-птиц и незавершенные колонны.