(Падает на стул.) Няня, ты слышишь? (Тяжело дышит. Через некоторое время всматривается в старуху и замечает ее отсутствующий вид. Громче.) Есть еще молоко, няня?
Д о м н и к а (вздрогнув). На холод поставила, сынок. (Приносит молоко.)
М а н о л е (тяжело переводя дыхание). Опять, Домника, к тебе твои старики приходили?
Д о м н и к а. Только-только ушли. Потому, какая у них забота? Вот и гуляют. Ни пахать тебе, ни полоть. Весь день по гостям. Большими барами заделались.
М а н о л е. Все еще зовут к себе?
Д о м н и к а. А зачем, думаешь, ходят? Прикидываются: «Почему, мол, девонька, корова не доена?.. Да чего, мол, стоишь у плетня?» Какая корова, какой плетень? Будто не знают, что тут у нас дача?! Хитрые! Бери молоко, сынок. Пенку я сняла.
М а н о л е (пьет). Хорошо. Им-то оставила?
Д о м н и к а. Господи, Маноле, что тебе в голову пришло! Они же… (долгая пауза) померли.
М а н о л е (с мрачным юмором). Так, может, они голодные после такого пути. А что еще говорили старики?
Д о м н и к а. Ну, чего не наговорят! (Смеясь.) Сегодня про Митруца меня пытали.
М а н о л е. Какой такой Митруц?
Д о м н и к а. А кот, Митруц. Не я ль ему жестянку на хвост навязала? «Что ты, матушка, как можно!» Ну что сказать ей, что злодей Ионикэ, поповский сын, подбил меня кота держать, пока сам жестянку ему навязывал? (Заливается старческим дребезжащим смехом. И совершенно неожиданно смолкает.)
М а н о л е. Люди бы сказали: из ума выжила няня.
Д о м н и к а. Эх, горемычные, что они знают? Может, и впрямь из ума выжила… Так это когда готовишься в самую дальнюю дорогу. Одной ногой здесь, а другой — там, почитай, ушла наполовину.
М а н о л е (смеясь). Смерть, которую видят мои каменные люди, не похожа на твою, няня. Она без Митруца и без гостевания батюшки с матушкой.
Д о м н и к а. То-то они пялятся страховито как… Будто большое дело помереть, Маноле… Так уж положено. А что ты там делаешь — чистое злодейство, поломал бы лучше. Чтобы люди не видели. Ну что им нужно? Жизнь — жизнью, а смерть — смертью. Чего мешать их? Не положено закон рушить, Маноле.
М а н о л е (сердито). Хорошо, хорошо, иди спать.
Д о м н и к а (поднимаясь). Тогда доброй ночи. (Бредет к дверям.) С законом играть не пристало тебе. (Открывает дверь.) Оставить тебе дверь приоткрытой? Вон, послушай, соловей поет. Ах, сердешный, ах, ласковая птаха, какое чародейство вложил всевышний в твое горло? (Словно читая псалом.)
Солнце держало,
Луна подымала
Венцы над нами;
Были гостями
Чинары да ели,
Птицы нам пели,
Нас величали,
А горы венчали.
Знаешь, как я думаю, Маноле? Что вся наша жизнь — это таинство свадьбы. Венчается тьма со светом, зло с добром, и снова и снова беспрерывно зарождаются зори.
М а н о л е. Какие еще зори.
Д о м н и к а. Заря, сестра родная. Слышишь?
М а н о л е (довольно хмуро). Не слышу. И вообще, чтоб его кошка съела!
Д о м н и к а. Окстись, не мели. А как лягушки орут, тоже не слышишь, как деревья шумят? Господи, как велик и прекрасен жизни сад…
М а н о л е (выталкивает ее за порог). Хватит, оставь меня в покое, ничего я не слышу. (Закрывает за нею дверь. С усмешкой.) Жизни сад! (Идет к скульптуре.)
Дверь приоткрывается, и в мастерскую проскальзывает неясная тень, прижимается к стене и замирает.
(После долгой паузы поднимает глаза, видит тень у стены. Без удивления.) Опять пришла? (Усаживается спиной к своему безмолвному собеседнику.) Ты никак не поймешь, что нас двое совсем чужих. Ты — другой Маноле Круду. Тот, который стоял наверху, у края пропасти.
К р и с т и н а (ибо это она, испуганно отделяется от стены, делает шаг вперед). Маэстро!
М а н о л е (вздрогнув). А? (Оборачивается, проводит рукой перед глазами, будто прогоняя видение.) Это ты? (Тихо смеется.) Я беседовал с другим гостем. Тоже незваным. Его зовут скульптор Маноле Круду, и он невероятно назойливый человек. Читает мне проповеди. Я выставляю его за дверь, а он лезет в окно.
К р и с т и н а. Маэстро!
М а н о л е (словно только сейчас осознал ее непрошеное вторжение). А ты что здесь потеряла? Кто позволил тебе войти в мастерскую?
К р и с т и н а. Мне нужно поговорить с вами. Немедленно!
М а н о л е. Ты забываешься, девочка. Откуда ты взяла, что у меня есть желание разговаривать с тобой? Почему ты врываешься сюда без спросу?
К р и с т и н а (героически). Я пришла сказать вам, что никогда больше не увижусь с Тома и что…
М а н о л е (раздосадованно). Ну а мне что? Твое дело.
К р и с т и н а. И что я сделаю все, что вы захотите.
М а н о л е (после паузы). Подойди.
Растерянная Кристина делает два шага к нему.
Ты в своем уме, девочка? Что за странные сказки ты рассказываешь? И что ты себе позволяешь?
К р и с т и н а (растерянно, но готовая идти напролом). Вы сказали однажды, что для вас я… жизнь. Так я…
М а н о л е (разражается смехом). Я сказал это? (Приподнимает ей подбородок.) Ага, ты решила принести себя в жертву, не так ли? Кажется, шла речь, что ты будешь мне позировать.
К р и с т и н а (едва дыша). Да, маэстро.
М а н о л е. Хорошо, раздевайся.
Кристина испуганно глядит на него. Потом, смертельно побледнев, поднимает руку и расстегивает пуговицу на блузке.
(Хватает ее за руку и дает ей оплеуху.) Блаженная! Иди спать и выкинь дурь из головы. (Встает и направляется к своей скульптуре. Берет молот и долото. Не оборачиваясь.) Ты все еще здесь? Я занят.
К р и с т и н а (направляясь к выходу. В дверях). Прошу вас, простите меня, теперь я понимаю, что была ужасно смешной и бесстыжей.
М а н о л е (обернувшись к ней). Это неважно и со временем пройдет. Скорей, нужно чувствовать себя счастливой.
К р и с т и н а. Это правда. Но мне вас жалко. Вы так переменились и так печальны…
М а н о л е (вздохнув, скучающе). Излечу тебя и от этого. Но потом не надоедай мне больше. (Указывает на скульптуру.) Подойди и смотри.
Кристина подходит.
Если поймешь, что я сделал, догадаешься, что я уже по ту сторону и печали и жалости.
К р и с т и н а (зачарованная и испуганная, слегка пятится). На что глядят эти люди, что они увидали?
М а н о л е. Небытие, девочка. Смерть.
К р и с т и н а взглядывает на него, издает сдавленный крик и бежит, оставив дверь открытой.
Гусыня! (Вновь идет к скульптуре, но, скрученный болью, хватается за сердце. Падает на стул, стонет.)
В дверь заглядывает В л а д. Видит отца, но не отдает себе отчета в том, что происходит, или не хочет принимать этого во внимание. Осторожно проходит за спиной Маноле к скульптуре. Через некоторое время возвращается.
В л а д (настолько взволнован, что почти заикается. Подходит к отцу). Прости меня, отец! Я должен был увидеть ее! Потрясающее творение!
М а н о л е (во власти приступа, невнятно бормочет). Ампулу! (Показывает на куртку, висящую на гвозде.)
В л а д (только сейчас осознал серьезность положения). Что с тобой, папа, тебе плохо?
М а н о л е (хрипит). Ампулу!.. В кармане!
В л а д (бросается к куртке, достает ампулу). Что с ней делать, папа?
М а н о л е. Платок… Разбей… Скорее…
Влад разбивает ампулу в платок. Маноле хватает его и глубоко вдыхает запах лекарства.
В л а д (совсем потеряв голову). Позвать кого-нибудь? За доктором послать?
М а н о л е (делает отрицательный жест. Продолжает вдыхать, потом понемногу расслабляется). Воды, прошу.
В л а д (подавая стакан). Тебе легче?
М а н о л е (отвечает с большим запозданием, как человек, вернувшийся издалека). Пока да. По крайней мере могу дышать. (Пауза. Глядит на скульптуру.) Не успею закончить ее!
В л а д. Но она закончена, отец!
М а н о л е (глядит на него недоуменно и сосредоточенно). Что? Что ты сказал?
В л а д. Всякое добавление ее осквернило бы. (Благоговейно.) Какой ты большой скульптор, папа! (Возвращается к скульптуре.) Теперь я понимаю твои слова, что я ничего не знаю о мраке и почему предупреждал меня не плясать на канате. Каким глупцом я должен был тебе казаться с моими мелочными истериками и моим эстетическим шутовством! (Подходит к Маноле.) Но с этой твоей скульптурой случилось нечто: она ничего не потерпит рядом! Она — по ту сторону искусства и человеческого.
М а н о л е. Не ожидал от тебя таких слов.
В л а д (указывая на скульптуру). Она вынуждает меня произнести их. Вопреки моему сопротивлению. Это не человеческое творение, а противоположность его, средоточие паники, осязаемое отрицание. Сама смерть.
М а н о л е. Помоги мне подняться. Хочу ее видеть.
Влад помогает ему встать и подводит к скульптуре.
Как странно! Ты прав. Я не заметил, что кончил ее. Думал, что работы еще много. Но сейчас понял, однако, что полностью закончил ее. Словно лет десять назад. (Улыбается, потом улыбка переходит в почти жизнерадостный смешок.)
В л а д. Чего ты смеешься?
М а н о л е (указывая на скульптуру). Само уродство!
В л а д. Это шедевр!
М а н о л е. Как гигантская, вырванная с корнем и водруженная на постамент опухоль. (Вопросительно сыну.) Почему на постамент?
В л а д. Не понимаю, что ты хочешь сказать?
М а н о л е. Откуда такой шум? Невероятный шум, как водопад, ураган.
В л а д. Тебе чудится.
М а н о л е (внимательно прислушивается)