Б э ж е н а р у (знает, что именно хочет услышать шеф). Китлару! Сократим Китлару.
Т у р к у л е ц. Могут возникнуть всякие разговоры.
К р и с т и н о ю. Какие же?
Т у р к у л е ц. Ну, например, что его сокращают за критику, что это самая настоящая расправа.
К р и с т и н о ю (пространно). Я… незлопамятен… И потом, почему я должен быть против Китлару? Больше того, признаюсь вам по секрету, он мне даже симпатичен. Очень… (Категорично.) Но не могу же я тянуть на собственном горбу всех непригодных к работе людей, стать предводителем неудачников. Я пожертвовал университетской карьерой, чтобы поднять газету на должную высоту… Прошу вас, не вынуждайте меня прибегать к решительным мерам. Иначе, даю вам слово, я пойду к начальству и попрошу освободить меня от занимаемой должности.
Б э ж е н а р у (словно произошла катастрофа). Это невозможно! Вы уйдете из газеты? Уж лучше уйдем мы.
К р и с т и н о ю (принял «ответственное решение»). Вот соберу вещи, позвоню куда следует, меня примут, пусть через неделю, и подам заявление об уходе.
Б э ж е н а р у. Но почему?
К р и с т и н о ю. А потому, что товарищ Туркулец, которому ситуация известна не хуже, чем мне, защищает и покрывает Китлару. Что у меня общего с Китлару? Он меня критиковал? Это его право, это его дело, это его одного касается. Вы можете мне объяснить, чем занимается этот Китлару последние шесть месяцев? Три непошедших материала и одна статья, да и ту я правил. Вот и вся его работа.
Т у р к у л е ц. Но он готовил все материалы, поступавшие в редакцию от читателей.
К р и с т и н о ю. Все! Решено! Подаю заявление… Я не могу своим именем покрывать бездарность, товарищ Туркулец. Имя, которое я ношу, досталось мне не по наследству. Я его сам сделал. И издеваться над ним не позволю. Я ухожу, пусть другой займет мое место, и выкручивайтесь тогда как знаете.
Б э ж е н а р у (с сочувствием к «страданиям» шефа). Не понимаю, зачем так расстраиваться! Мы ведь сокращаем Китлару. Это решено.
Т у р к у л е ц. Как это — сокращаем? Увольняем? А с какой мотивировкой?
Б э ж е н а р у (с готовностью). Безделье, статья семьдесят шестая. И пусть сам ищет себе работу, трудоустраивать я его не буду.
К р и с т и н о ю (под бременем ответственности). Подумайте сами. Речь идет о государственных деньгах! Это вопрос сознательного отношения к делу. Государство прилагает огромные усилия. Результаты грандиозны. Страна вышла на международную арену во всех областях. Мы тоже обязаны сделать все, чтобы не ударить в грязь лицом. В воскресенье я был на строительстве гидростанции Арджеш{35}. Вы были там, Туркулец? Вам нужно обязательно побывать там. Если хотите, я поеду с вами еще раз. Клянусь, я был потрясен.
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Разумеется. (Кладет трубку.) Итак, вы говорите, что предложения готовы?
Б э ж е н а р у. Так точно, готовы.
К р и с т и н о ю. В двенадцать ноль-ноль принесите их мне на подпись. В одиннадцать тридцать пришлите ко мне Китлару. Я сам с ним поговорю.
Т у р к у л е ц. Мне кажется, что он знает.
К р и с т и н о ю. Знает? Как это — знает? Разве разработка предложений не держалась в секрете?
Т у р к у л е ц. Именно потому он и знает. «Секретно» — значит все всё знают.
К р и с т и н о ю. Впрочем, это не имеет значения. Я должен ему объяснить. Конечно, разговор будет малоприятный, но и это я беру на себя. Так, что еще? Послезавтра у нас профсоюзное перевыборное собрание… Что вы решили? Кого мы предложим?
Б э ж е н а р у. Вэздэуцану.
К р и с т и н о ю (неприятно удивлен, но спокоен). Вэздэуцану. А что он умеет делать, ваш Вэздэуцану?
Б э ж е н а р у. Я говорил, что он слабоват.
К р и с т и н о ю. Слабоват? Очень слаб. Никакой энергии. Никакого кругозора.
Б э ж е н а р у. Кандидатура Белчу была бы лучше.
К р и с т и н о ю. Безусловно.
Б э ж е н а р у. Тогда предложим Белчу.
К р и с т и н о ю (после «зрелого размышления»). Впрочем… Если вы решили Вэздэуцану, пусть будет Вэздэуцану… Попробуем… Так, что еще? Кого вы предлагаете включить в состав делегации журналистов для поездки в Швецию?
Б э ж е н а р у. Предложения готовы. (Лихорадочно ищет в портфеле.) Черт возьми, где же они? Вот, пожалуйста.
К р и с т и н о ю. На ком вы остановились?
Б э ж е н а р у. На вас.
К р и с т и н о ю (тоном «жертвы»). Опять я!
Б э ж е н а р у. Но это необходимо! Ведь это же международный конгресс. Нам рекомендовали послать туда ответственного товарища. Значит, вас. Жена ваша сможет поехать?
К р и с т и н о ю. Нет, на этот раз я возьму сына. Дальше. Что там еще? Ах да… Список представляемых к награждению в связи с двадцатилетием нашей газеты.
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Исключено! (Кладет трубку.) Список приготовили?
Б э ж е н а р у. Готовят.
К р и с т и н о ю (словно мученик). Готовят! Готовят! Меня бесит это слово! Не готовят, а готово — вот как нужно отвечать! Когда вы научитесь экономить время? Время не ждет… Подумайте над этим. И не вынуждайте меня прибегать к решительным мерам! Прошу вас!
Снова звонит телефон.
(Слушает, закрывает трубку рукой. Присутствующим.) Вы не могли бы на минуту выйти?
Т у р к у л е ц и Б э ж е н а р у уходят.
Да… Разумеется… Исключено. (Кладет трубку.)
Занавес из газет опускается.
К и т л а р у (у рампы, зрителям). Я каждый раз задаю себе вопрос: кто поддерживает шефа? И не нахожу ответа. А вот почему он сам отсюда не уходит — это я знаю. Раньше, например, были поместья, заводы, банки, пароходы. Они принадлежали иксу, игреку, зету. Они приносили доход, давали власть, открывали пути к развлечениям. Как известно, поместья, заводы и пароходы были национализированы. Но остались в человеке тщеславие, зависть, жажда власти. От них так легко не избавишься! Стул, простое кресло, мягкое кресло обеспечивают власть. (Жест в сторону кабинета шефа.) Да-да. И здесь, как и везде, существует своя иерархия. Работа его не интересует, он ничего не понимает, ничем не увлечен — вот он и держится за свой стул обеими руками. Я спрашивал себя, почему люди молчат? И понял: одни по инерции, другие из страха, третьи из равнодушия. Не ровен час и сам скатишься ступенькой ниже. И все же будем объективны. Не все молчат. Вот я, например, говорю. При каждом удобном случае. А теперь, как сказал Туркулец, расхлебываю. Надеюсь, вы поняли, что речь здесь шла обо мне. Я — Китлару. (Выйдя на игровую площадку.) Паскалиде, как ты думаешь, меня выгонят?
П а с к а л и д е (не отрывая глаз от бумаг). Выгонят!
К и т л а р у. Ты уверен?
П а с к а л и д е. Даю голову на отсечение. (Взглянув на Китлару.) Но в этом виноват не шеф, а ты сам!
К и т л а р у. Я?
П а с к а л и д е. А кто же? Я тебя тысячу раз предупреждал: не лезь на рожон. Взбрендило критиковать начальство — критикуй… Если уверен, что начальство висит на волоске, иначе рискуешь прослыть не просто глупцом, но человеком неблагоразумным. (Уходит с корректурой.)
Входит О т и л и я, редактор отдела «Жизнь семьи». Красива без вызова, кокетлива в меру, вежлива без угодливости.
О т и л и я. Материал готов.
К и т л а р у. Как вы его назвали?
О т и л и я. «Отцы и матери, которые пишут за детей сочинения, виноваты больше, чем их дети».
К и т л а р у. Потрясающий заголовок! А что, если сократить? (Берет рукопись, правит.) «Родители-второгодники».
О т и л и я (встав за спиной Китлару, вместе с ним просматривает рукопись). Это правда?
К и т л а р у. Что?
О т и л и я. Вы уходите?
К и т л а р у. Нет. Меня выгоняют.
О т и л и я. Но это невозможно.
К и т л а р у. Почему же?
О т и л и я. Потому что вы прекрасный работник, способный человек!
К и т л а р у. Как раз поэтому и выгоняют. (Читает, ошеломленно.) Что это? «Родители по самой своей сути — демагоги».
О т и л и я. Простите. Не «демагоги» — «педагоги». Я сама печатала и ошиблась, а исправить забыла.
К и т л а р у. Что с вами, Отилия?
О т и л и я. Со мной?
К и т л а р у. Да. Когда вы пришли в газету?
О т и л и я. Шесть месяцев и четыре дня тому назад. Девятого сентября шестьдесят третьего года.
К и т л а р у. Прекрасно. Я снова узнаю ваши деловые качества: точность, пунктуальность, собранность, которые делают из вас журналиста, я боюсь сказать, безупречного, но, во всяком случае, перспективного.
О т и л и я. Спасибо.
К и т л а р у. Не благодарите. Ибо сегодня, увы, я не могу этого о вас сказать. Вы стали апатичны, равнодушны. Не слушаете…
О т и л и я. Смотря о ком говорят…
К и т л а р у. Что-нибудь случилось? Неприятности? Вы чем-то расстроены?
О т и л и я. Нет.
К и т л а р у. Тогда что же?
О т и л и я (смущенно, но искренне). Я влюблена.
К и т л а р у. Влюблена. Разве этого плохо? Сколько вам лет?
О т и л и я. Тридцать.
К и т л а р у. Тридцать… Конечно, это ваше дело, но я не вижу повода для огорчения. Выходите замуж…
О т и л и я. Оставим этот разговор.
К и т л а р у. Как хотите. Но поверьте, что я говорю это лишь из глубокой симпатии к вам.
О т и л и я. Я вам симпатична?
К и т л а р у. Конечно. (Продолжает читать рукопись.) Вот этот кусок надо вычеркнуть, это повторение того, о чем вы уже сказали на первой странице.
О т и л и я. Вы правы. Так лучше… (После большой паузы.) Выходите замуж… Легко сказать!
К и т л а р у. Что?
О т и л и я. Вы сказали: «Выходите замуж». Для этого минимум надо, чтобы меня любили.
К и т л а р у. А он что, не любит вас?