Б э ж е н а р у. С чисто формальной стороны. А содержание?
К р и с т и н о ю. Содержание более живое, более разнообразное…
Б э ж е н а р у. Но как он ведет себя с людьми! Ионицэ, скажите.
И о н и ц э. Я бы не хотел, чтобы потом говорили, будто я субъективен… Поскольку он сказал, что мне не хватает профессиональных навыков и мне нечего делать в редакции. Но разве вы так разговариваете с нами?
К р и с т и н о ю (польщенный). Надеюсь, что нет.
И о н и ц э. Разглагольствует: «Кто тебя сюда устроил?»
К р и с т и н о ю (первый тревожный сигнал). Кто это спросил? Китлару?
И о н и ц э. Конечно! Да к тому же при всех! «Кристиною?» Делает паузу, смотрит на Паскалиде со своей ядовитой усмешкой. И снова с намеком: «Шеф?» А потом делает вывод: «Он ошибся. Дважды ошибся. По отношению к тебе и к редакции».
К р и с т и н о ю (размышляя). «Ошибся»? Кто? Я?
И о н и ц э. Вы! А Китлару еще раз повторяет: «Ошибся». (Кричит, стуча кулаком по столу.) Я вас спрашиваю — и не сомневайтесь, повторю свой вопрос в любой инстанции, — кто здесь главный редактор, а кто заместитель?!
Звонит телефон.
К р и с т и н о ю (берет трубку). Исключено! (Кладет трубку.)
И о н и ц э. Пользуясь своими связями, он хочет меня запугать. А я приехал из деревни, мой отец и братья работают в кооперативе. Я, простите меня, я взволнован, но… (Вот-вот расплачется.)
Б р а х а р у. Хватит, Ионицэ, возьми себя в руки. (Шефу.) Хотя я его понимаю… Что, собственно, хочет доказать Китлару? Что до него газета не существовала? Прав Бэженару, мы опытные работники, с первого дня в газете. Не на готовенькое явились — потрудиться пришлось.
М а н о л е с к у. Я вам приведу лишь один пример. Приношу я ему материал, а он говорит: «Хорошо». На следующий день: «Манолеску, я читал твой материал — в корзину его». Я говорю: «Его читал главный». — «Ну пусть он и публикует в своей газете, если ему нравится».
Звонит телефон.
К р и с т и н о ю (еще более раздраженно, в трубку). Исключено! (Бросает трубку. Видно, он с трудом себя сдерживает.) У вас нет сигареты?
Брахару протягивает ему пачку.
Б э ж е н а р у. Да что говорить, его намерения ясны. Он собрал свою клику — Паскалиде, Туркулец, Отилия. С Отилией вообще одному богу известно, что там за шуры-муры.
И о н и ц э. Не богу, а всем известно.
Б э ж е н а р у. И хочет прибрать к рукам газету. Он так и сказал: «Надо провести чистку». Так что это цветочки, ягодки впереди.
К р и с т и н о ю. Теперь-то вы понимаете, как я был прав, когда говорил: «Помогите мне принять решительные меры!» Вы не помогли…
Б э ж е н а р у. Мы ошиблись, что уж говорить.
К р и с т и н о ю. С вашим головотяпством вы его еще и в Швецию пошлете!
Б р а х а р у. К тому же он демагог. Упразднил вахтера: пусть, мол, ходит кто хочет.
Снова звонит телефон.
К р и с т и н о ю (снимает трубку, он на пределе нервного напряжения — вот-вот сорвется). Разумеется. (Бросает трубку.)
Б э ж е н а р у. А как он ведет себя с посетителями! У меня наверху сидит гражданка Гологан. Она была у него с жалобой. То, что он ей сказал, а вернее, предложил, я даже повторить не могу.
К р и с т и н о ю. Он не совсем здоров…
Б э ж е н а р у. А позавчера какую он гулянку устроил?
К р и с т и н о ю. Здесь?
Б э ж е н а р у. Пьяные выкрики были слышны внизу в типографии, так что мне рабочим в глаза стыдно смотреть.
Б р а х а р у. Ну, это не так уж страшно.
К р и с т и н о ю (у него лопается терпение). Не страшно?! Ты сказал — «не страшно»?!
Б р а х а р у. Страшно другое. Он хочет скомпрометировать вас и выгнать из газеты. Он громогласно заявил: «Пока я его не выгоню — не успокоюсь».
Входит Т у р к у л е ц.
К р и с т и н о ю. Что случилось, Туркулец?
Т у р к у л е ц. Принес макет полосы.
К р и с т и н о ю. Прекрасно. Оставь.
Т у р к у л е ц. И сообщение Аджерпрес{47}.
К р и с т и н о ю. Что там? (Берет листок, читает.) «Товарищ Пэскэлою освобожден от обязанностей министра по делам печати как не справившийся с работой». (Читает еще раз.) «Освобожден». О-сво-бож-ден!
Т у р к у л е ц уходит.
Что скажете, товарищи? (Перечитывает, не веря своим глазам.)
Б р а х а р у. Пора!
И о н и ц э. Послужил — и хватит.
К р и с т и н о ю. О-сво-бож-ден, как не справившийся с работой. (Твердо и решительно.) И этот несчастный Китлару, этот абсолютный нуль, этот тупица воображает, что все сойдет ему с рук? Это у кого? У меня?! У меня, который пожертвовал университетской карьерой, чтобы поднять на должную высоту нашу газету! (В крайнем раздражении.) Собрание. Немедленно провести собрание! Открытое! (Приказывает.) Бэженару, срочно готовь сообщение. Короткое, до с перечислением всех фактов… Брахару, поговорите с людьми! Пусть скажут все.
Звонок телефона.
(Берет трубку.) Да. Разумеется! Исключено! (Кладет трубку.) Собрание!
Б э ж е н а р у. Кто будет его вести?
К р и с т и н о ю. Я.
Б э ж е н а р у. Кого в президиум?
К р и с т и н о ю. Меня, Бэженару, Брахару. Манолеску, ты выступишь с предложением.
М а н о л е с к у. Кто будет вести протокол? Это очень важно.
К р и с т и н о ю. Ионицэ. Его предложит Каламариу. Подготовь его. Вообще, людей следует подготовить: пусть говорят открыто, смело, принципиально и конкретно, пусть не распыляются по мелочам, пусть покажут, какое зло причинил этот человек нашей газете. Пусть расскажут, какой он беззастенчивый карьерист и авантюрист. И кстати, пусть напомнят о его знакомстве с Пэскэлою.
М а н о л е с к у (ошарашен радостным известием). Он знаком с Пэскэлою?
К р и с т и н о ю. Друзья-приятели.
М а н о л е с к у. Черт знает что! Дружок Пэскэлою смеет критиковать мои материалы!
И о н и ц э. А мне — говорить, что у меня ни капли таланта и мне не место в газете!
К р и с т и н о ю. Ладно. Теперь мы посмотрим, кто вылетит из газеты. Манолеску, ты подымешь вопрос о его дружбе с Пэскэлою. И вообще, пусть расскажет о своей личной жизни. Где эта гражданка?
Б э ж е н а р у. Какая?
К р и с т и н о ю. Которой, как ты сказал, он предложил…
Б э ж е н а р у. У меня. У меня наверху.
К р и с т и н о ю. Пусть задержится. Может понадобиться на собрании. Поговори с ней. Ну что?! Разве я не говорил вам, что надо перейти к решительным действиям. Пришло время.
Звонит телефон.
(В трубку.) Разумеется! Разумеется! Разумеется!
Внутренний занавес падает, как гильотина.
Кабинет Китлару.
К и т л а р у (разговаривает по телефону). Вы нас прервали. Соедините еще раз, пожалуйста… Товарищ председатель? Говорит заместитель главного редактора газеты «Факел», Китлару. У меня к вам вот какой вопрос. В вашем хозяйстве были цесарки?.. Да или нет?.. Це-сарки!.. И да и нет? Не понимаю… Были, а сейчас нет. В бухгалтерских отчетах не значатся? Допустим. А на птицеферме?.. У вас нет птицефермы? А птичница Марчика Тунсу есть?.. Как это была? А сейчас почему ее нет?.. На фестивале? Получила первую премию? Примите мои поздравления! Обязательно сообщим в газете. Скажите, а зачем вы ее перевели на известку?.. Клевета? Неужели?.. Ах переведете обратно?! Когда же?.. Когда будут цесарки. А когда будут цесарки?.. Тогда, когда вы переведете на ферму Марчику Тунсу. Все понятно. В четверг я у вас буду. (Кричит.) Да не нужны мне цесарки! Я не ем цесарок! Я вегетарианец! Понятно? Ве-ге-та-ри-а-нец! (Кладет трубку. Нажимает на кнопку звонка.)
Входит с е к р е т а р ш а.
Попросите, пожалуйста, товарища Чорей.
С е к р е т а р ш а уходит. Входит Ч о р е й.
Садитесь. Я занимался вашим делом. Кажется, вы правы.
Ч о р е й. «Кажется». Когда говорят «кажется, вы правы», это значит, что ты или не прав, или что, хоть правда на твоей стороне, тебе от этого ни тепло ни холодно.
К и т л а р у. Вы правы. Я созвонился с Салонтой, там новый директор, видимо порядочный человек. Он говорит, что вы правы. Единственное, что, по его словам, не соответствует действительности, — это история с собранием. Вы говорите, что было устроено собрание специально с целью вас снять.
Ч о р е й. У меня есть резолюция.
К и т л а р у. А он говорит, что собрания не было, что вы сами подали заявление об уходе. Где правда? Мне-то кажется, что невозможно устроить собрание с единственной целью — уволить человека. Поезжайте в Салонту и держите меня в курсе дела.
Ч о р е й уходит. Входит П а с к а л и д е.
Что с тобой, Паскалиде? Ты мрачен, как могильщик.
П а с к а л и д е. Метко сказано.
К и т л а р у. Ты потерпел кораблекрушение?
П а с к а л и д е. Полное. Ты видел сообщение?
К и т л а р у. Нет. Что за сообщение? (Берет листок, читает.) «Товарищ Пэскэлою освобожден от обязанностей министра по делам печати как не справившийся с работой». Освобожден. Что ты на это скажешь?
П а с к а л и д е. Что ж тут говорить?
К и т л а р у. Был у меня в этом мире приятель, который меня поддерживал, да и того сняли.
П а с к а л и д е. Что мне сказать?! С тех пор как я позвонил от его имени, я словно влез в его шкуру. Себя зауважал. С собой стал считаться. Себе открывал дверь и пропускал вперед. Смотрел на себя в зеркало и говорил: «Ты видел, какой силой обладаешь? Тебе достаточно одного звонка…» И вот — освобожден. Меня освободили, Китлару. Словно я умер и присутствую на собственных похоронах. Пойду напишу о себе некролог. (Уходит.)
К и т л а р у (у рампы). Даю вам честное слово, хотя настроение у меня неважное — такую «руку» потерял в Министерстве, — все равно я счастлив. «Освобожден от занимаемой должности…». Всего несколько слогов — ОС-ВО-БОЖ-ДЕН! Но какой в них глубокий смысл! Они напомнят кое-кому, что никто не рождается министром и не обязан умереть министром.