И л я н а (тянет его в сторону). Милый, выйдем на воздух, хоть ненадолго, я неважно себя чувствую, может, табачный дым…
Василе идет к двери, с сожалением оглядываясь.
В и к т о р (Василе). Не хочешь с нами чокнуться?
В а с и л е (с порога). Не могу. Иляна плохо себя чувствует. (Выходит с шляпой.)
В и к т о р (разливает вино). Будьте счастливы!
И о н. Желаю счастья!
Входит П у й к а, держа в руках зубочистку с маслиной.
П у й к а. Извините меня, пожалуйста, но я хочу еще раз, последний, проверить. Виктор, попробуйте эту маслину.
В и к т о р. А что в ней такого?
П у й к а. Это-то я и хочу узнать.
В и к т о р (пробует). Мммм… Похоже, чуть-чуть солоновата.
П у й к а (торжествующе). Потому-то вы и генеральный директор, Виктор, что вы прекрасно во всем разбираетесь!
Гонг.
Вокруг стола.
В и к т о р. Предлагаю пять минут полного блаженства. Все безудержно хвастаются. Долой критический дух, за дверь его, в раздевалку. Каждый в обязательном порядке улыбается. (Георге, который поднялся со своего места.) Куда это ты собрался?
Г е о р г е. В раздевалку. Ведь именно я — ваш критический дух.
В и к т о р. Ишь чего захотел! Сядь и слушай.
Г е о р г е. Есть, товарищ генеральный директор.
В и к т о р. Можешь обращаться ко мне по имени.
Г е о р г е. Я всю жизнь боялся генеральных директоров.
Э м и л и я. А уверял, что боишься гандболисток.
Г е о р г е. У гандболистки рука что десятикилограммовая гиря, подпись генерального директора весит семь тонн. Наш уважаемый бывший коллега всегда поражал меня своим здравомыслием. Когда мы восхищались зеркальной гладью воды, он тут же обращал наше внимание на камушки, лежавшие на дно, которые, по его мнению, заслуживали гораздо больше внимания… Я долго мучился, глубокоуважаемый генеральный директор, пытаясь припомнить хоть один достойный упрека поступок, который бы ты совершил в студенческие годы. И почти панически вынужден констатировать, что подобных поступков не было. Мне не в чем тебя упрекнуть, решительно не в чем. Ты относишься к тем немногим, которые не били себя в грудь на собраниях, не бахвалились своей честью, искренностью и твердостью… Хоть у меня ядовитый язык, но тебя, Виктор, мне упрекнуть не в чем — это обстоятельство является признаком моей профессиональной деквалификации и, уверяю тебя, поводом для мигрени. Я привык смотреть на мир сквозь призму своей рубрики, и до сих пор никто не ускользал от меня, кроме Виктора и Иона. Стало быть, надо копать глубже. Обещаю вам, досточтимые коллеги, этим заняться.
В и к т о р. Желаю успеха, плачу по счету… Так, пошли дальше. Эмилия, чем ты можешь похвастаться?
Э м и л и я. Четырехлетней дочкой. И дважды завоеванным европейским первенством. Ну как?
В и к т о р. Годится. Слово предоставляется мужу Эмилии, приготовиться Василе.
П е т р е. Я… если можно так выразиться…
Г е о р г е. Забил гол, он же — офсайд.
П е т р е. Какой такой офсайд, о чем вы говорите? Какой офсайд, когда справа был Олаффсон, я пошел на сближение и ударил.
В и к т о р. Яснее ясного, чистый гол.
Г е о р г е. Ну будьте же серьезны!..
П е т р е. Да вы почитайте газеты, почитайте, пожалуйста, газеты!
Г е о р г е. А вы-то сами читали датские газеты?
П е т р е. Я, видите ли… то есть… (В раздражении и замешательстве залпом осушает бокал.)
В и к т о р. А что ты, Василе?
В а с и л е. Я писал… и печатался…
И о н. Прислал бы и нам, брат, хоть по книжке. Хотя бы коллегам, черт побери…
В а с и л е. Конечно… У меня просто не было ваших адресов. Непременно пошлю. Как только вернусь домой…
В и к т о р. Слово предоставляется жене Василе. Приготовиться Георге.
И л я н а. Что я могу о себе сказать… Что я подготовила десять выпусков? Но это сделал каждый из нас. И посадила два тополя.
В и к т о р. Где?
И л я н а. Где-то у черта на куличках. На вершине холма.
И о н. Заразилась поэтическим духом от мужа?
И л я н а. Стараюсь. И так говорят, что мы, математики…
В а с и л е. Дайте я скажу. Пожалуйста, дайте мне сказать.
Г е о р г е. Кто же тебе мешает?
В а с и л е. Ты.
Г е о р г е. Я?! Здравствуйте!.. Я сижу и молчу.
В а с и л е. Ты мне мешаешь и тогда, когда молчишь.
Г е о р г е. На воре шапка горит.
В и к т о р. С этой твоей рубрикой ты превратился в заправского прокурора.
Г е о р г е. Да ну вас, ей-богу, разве не видите — я молчу, что вы ко мне привязались?
В а с и л е. Я хотел сказать… Сказать, что Иляна заботилась обо мне.
Г е о р г е. Она сует тебе пустышку и укладывает бай-бай?
В а с и л е (продолжает свое). Заботилась обо мне.
В и к т о р (Георге). Прошу, твое слово.
С о ф ь я выскальзывает из зала.
Г е о р г е. Мда… Гм. Ну что ж, самое большое достижение, если хотите знать, — это то, что мой начальник меня еще не выгнал.
В и к т о р. Не прибедняйся. У тебя бойкое перо, журналистская хватка, чего тебе не хватает?
Г е о р г е. Ха, вы не знаете нашего шефа: умного да пишущего он не держит. Такого человека он выдвинет, переместит, неважно куда, но уберет. А в результате без малого десять лет он у нас самая светлая голова.
В и к т о р. Почему ты не посвятишь фельетон этой теме?
Г е о р г е. В этом нет надобности, он и так у меня на крючке, с одним веселеньким дельцем.
В и к т о р. Потерял какое-нибудь письмо?
Г е о р г е. Нечто в этом роде.
В а с и л е. Это, знаешь ли, методы… методы…
Г е о р г е. …достойные осуждения. Согласен. Но что вы скажете о методах шефа?
В и к т о р. Каков поп, таков и приход… Я слышал, ты написал книгу.
Г е о р г е. Мне ее завернули в трех издательствах. Говорят, слишком «односторонняя», вижу все в мрачном свете.
В а с и л е. Ну, если тебе приходится иметь дело только с мошенниками…
Г е о р г е. Среди них есть здравомыслящие и более честные, чем многие.
В и к т о р. Кто — многие?
Г е о р г е (пожимая плечами). Многие люди.
В и к т о р. Жуликов ты берешь под защиту, а своих товарищей подозреваешь во всех смертных грехах.
Г е о р г е. Мой лозунг — «поступай наоборот!». Когда мне говорят «посмотри сюда», я инстинктивно смотрю в другую сторону.
В и к т о р. Идет молва, что ты сначала разговариваешь по телефону, а потом уж набираешь номер собеседника.
И о н. И что супружескую жизнь ты начинаешь с развода, а не со свадьбы.
Г е о р г е. Не болтайте глупостей, просто я не люблю проторенные дорожки, вот и все.
В и к т о р. Со временем ты получишь право входить в трамвай спереди.
П е т р е (убежденный, что удачно шутит). И выходить сзади, хи-хи-хи!
Г е о р г е. Это прикажете понимать опять как шутку?
В и к т о р. А что думает твоя жена? Она почему-то исчезла.
Г е о р г е. Она не любит допросов. Я выбрал ее в жены потому, что она с такими же вывихами, мы с ней похожи. Вы познакомились с вашими женами в парке, я со своей — в суде.
В и к т о р. Кто она? Неподкупный обвинитель?
Г е о р г е. Ни-ни!
В и к т о р. Бесхитростная свидетельница?
Г е о р г е. Ничуть не бывало.
В и к т о р. Значит, защитник, способный доводами сердца опрокинуть козни обвинения.
Г е о р г е. Тоже нет. Она — подсудимая. Героиня моего лучшего фельетона.
В и к т о р. Браво, молодец! Пишешь одно, а делаешь другое.
Г е о р г е. Это — эксперимент. Как у Пигмалиона{69}. Сегодня исполняется месяц.
П е т р е (снова шутит). Медовый месяц в суде, ха-ха-ха!
Г е о р г е. Проси в награду чего хочешь, только обещай больше не шутить.
П е т р е. Обещаю. А взамен верни гол, мой гол.
Г е о р г е. Гол был забит из позиции «вне игры» и, следовательно, голом не был. Значит, я тебе ничего не должен.
П е т р е. Уважаемый Георге, я…
В и к т о р. Ну хватит, хватит. Ион, твоя очередь.
И о н. Право не знаю, что сказать.
Г е о р г е (язвительно). Я располагаю всеми данными: одиннадцать тысяч триста пятьдесят три погонных метра асфальта, двадцать тысяч четыреста пять квадратных метров зеленых насаждений, кафе с несколькими пристройками и широкоэкранный кинотеатр со скрипучими стульями.
И о н. Речь идет не об этом.
Г е о р г е. Господи, ну, конечно, не об этом.
И о н. Приезжай ко мне в деревню и посмотри, как живут и что думают люди. Это уже не переведешь на квадратные метры.
Г е о р г е. Да и не изобрели еще калибра, с помощью которого можно было бы высчитать в процентах размер твоего вклада.
И о н. Даже если он составляет ноль целых одну сотую процента, и то хорошо.
В и к т о р. Что-то я твоей жены не вижу.
О ф и ц и а н т. Она на кухне, варит кофе. Она уверена, что мы употребляем кофейную гущу для заварки дважды. Это ж надо! Разве мы можем себе позволить что-нибудь подобное? (Уходит.)
В и к т о р. Итак, сделаем выводы.
И о н. Эх, ребята, сохранили ли мы еще свою молодость?
Э м и л и я. Допустим, сохранили, и что дальше?
Г е о р г е. Если сохранили, я сунул бы тебе в сумочку хлопушку, а мы, парни, поиграли бы в «жучка».
И о н. Как играли в зимние ночи, когда прогорали дрова и в общежитии становилось холодно.
Г е о р г е. Рехнулись вы, ребята, я ведь пошутил, как можно играть в «жучок» с товарищем генеральным директором?!
В и к т о р (выходит на середину зала и останавливается, принимая позу «ведущего» в игре, — прямо против ниши). Ну, давайте, я буду первым.
Пауза. Никто не решается приблизиться к нему и ударить. Вдруг из ниши протягивает руку Валентин и бьет по руке Виктора. Возгласы удивления. Всеобщая растерянность.