Современная словацкая повесть
«КАЖДОЙ КНИГЕ ДО́ЛЖНО БЫТЬ ПОЛЕМИЧНОЙ…»
В соединении разных авторов под общей обложкой, как правило, есть нечто искусственное, момент произвольного отбора. Художественное произведение, созданное писателем, органически тяготеет прежде всего к контексту его творчества, раскрываясь в нем значительно полнее и глубже. Но и фрагментарный, избирательный принцип сборника все же имеет свои практические достоинства, позволяя читателю на относительно небольшом пространстве перебрать сразу несколько вариантов диалога литературы со временем, в прямом контрастном сопоставлении нагляднее ощутить наиболее характерные, индивидуальные особенности творческого почерка каждого из авторов, В данном случае речь идет о четырех писателях, представляющих различные поколения в современной словацкой литературе. Альфонз Беднар (род. в 1914 г.) и Иван Габай (род. в 1943 г.) уже переводились раньше на русский язык. С Иваном Гудецем (род. в 1947 г.) и Андреем Ферко (род. в 1955 г.) наш читатель встречается впервые.
Книга открывается повестью А. Беднара «Часы и минуты» (1956, окончательный текст — 1980). В свое время, по выходе из печати, эта повесть наряду с другими произведениями Беднара (роман «Стеклянная гора», 1954, рассказы «Недостроенный дом», «Соседи», «Колыбель» — все 1956 г.) вызвала не только бурную реакцию в критике, но и стала предметом горячего общественного обсуждения. Перечитывая сегодня «Часы и минуты», трудно поверить, что тридцать лет назад автора этой скромной повести резко упрекали в искажении картины Словацкого национального восстания 1944 г., что ему предъявлялись всевозможные обвинения в «дегероизации» антифашистской борьбы, аполитичности, в смаковании мелких, несущественных, натуралистических подробностей и т. п. Впрочем, с такого рода упреками встретилась примерно тогда же в советской литературе так называемая «лейтенантская» проза — «Батальоны просят огня» Ю. Бондарева, «Пядь земли» Г. Бакланова и др. Эти книги, открывавшие принципиально новую страницу в художественном отображении Великой Отечественной войны, тоже поначалу столкнулись с обидным недоверием; определенная часть критики даже пыталась дискредитировать их как проявление частной, неполноценной, «окопной» правды, противопоставляя им некую целостную, «высшую» правду о войне. Все последующее общественно-литературное развитие подтвердило правоту писателей, отказавшихся следовать ложным стереотипам времени.
Альфонз Беднар не был участником партизанских сражений. Может быть, поэтому в его произведениях, посвященных событиям восстания, не часто встречаются развернутые описания боевых эпизодов. Заслуга писателя в другом. Он не столько расширил, сколько углубил представления о воздействии восстания на судьбы нации. Историческое событие есть не что иное, как сложный результат коллективной и разнонаправленной деятельности людей. Между тем приобщение конкретного человека к истории всегда окрашено субъективными моментами, отмечено чертами его социальной принадлежности, индивидуальной специфики личности. Беднар и переносит центр тяжести своего художественного исследования исторических событий непосредственно на их участников. С оружием в руках в восстании сражалось несколько тысяч человек. Но они пользовались широчайшей, можно сказать — всенародной, моральной поддержкой, и эти сотни тысяч людей тоже внесли свой, пусть даже скромный вклад в драматическую и сложную эпопею антифашистской борьбы. Кроме того, были ведь и многие другие — коллаборационисты, прихвостни режима, колеблющиеся, трусы, маловеры…
«Я не знаю ни одного великого исторического события, — разъяснял в 1957 г. свою позицию писатель, — которое не сопровождалось бы кровью, грязью и ужасом, человек вырывается из всего этого лишь с отчаянными усилиями, постепенно пробиваясь с неимоверным трудом к тому, чтобы стать достойным звания человека».
Повесть «Часы и минуты» дает яркое представление о трагическом накале борьбы с немецкими оккупантами, о смертельной проверке личности на прочность нравственных устоев, об извечном конфликте совести, гражданского чувства и темного эгоистического начала, толкающего на пагубные компромиссы, на преступление. Действие разворачивается в конкретной словацкой деревне на протяжении суток, в самый канун прихода Советской Армии. В эти последние часы и минуты перед освобождением достигает драматической кульминации борьба противоречивых сил и устремлений среди жителей деревни: последний удар по отступающим фашистам наносит группа местных партизан, саботируют выполнение немецких приказов крестьяне, психологически сложный поединок ведут между собой начальник последнего немецкого гарнизона в деревне обер-лейтенант Шримм и инженер Митух — бывший офицер словацкой армии, скрывающийся у своей родни от ареста, панически мечется в попытках спасти награбленное при марионеточном профашистском режиме Гизела Габорова, новоиспеченная владелица богатой усадьбы… Часы, а потом уже только минуты решали: жить или умереть. И если выжить, то какой ценой: остаться человеком, сохранить человеческое достоинство или — предательством, доносом, трусливым эгоизмом — «противопоставить себя обществу людей».
Закономерность у Беднара не существует вне случайности, способной трагически распоряжаться даже судьбами людей. Нелепо, например, погибает рядовой солдат вермахта, коновод Калкбреннер, отправившийся сдаваться в плен к партизанам. Кстати говоря, впервые в словацкой прозе здесь дана попытка отказаться от сплошной черной краски в изображении немецкой армии. И на противоположной стороне сражались не роботы и не одни только отъявленные садисты и патологические убийцы. Там тоже были люди, одетые в военные шинели, задавленные фашистской муштрой, но сохранившие в глубине души проблески совести и здравого смысла. К концу войны к ним приходило прозрение, и они тоже по-своему стремились стать достойными звания человека. Глубоко прав был известный словацкий критик Александр Матушка, в свое время активно выступивший в защиту Беднара и точно определивший главную направленность его творчества:
«Больше, чем сражение на поле боя, Беднар стремится изобразить борьбу в самих людях, — борьбу, которую они ведут с собой и за себя в обезумевшем мире».
С этим общим поворотом к человеку, активному или пассивному участнику событий, связана еще одна немаловажная особенность, характерная для позиции писателя. В цикле произведений середины 50-х гг. Беднар не ставил перед собой задачи создания целостной картины восстания. И хотя событийный узел вынесен им в прошлое, его самого волнует прежде всего настоящее, точнее, связь времен, которая только и может облегчить постижение настоящего. Писатель чувствует деформацию этой связи, места́ обрывов, его настораживают тенденции приспособленчества, приживальческой психологии, уже дающей себя знать в послевоенной действительности. В «Часах и минутах» сам рассказ об освобождении деревни Молчаны советскими войсками стилизован под воспоминания инженера Митуха, разбуженные случайной встречей с Гизелой Габоровой много лет спустя после войны. Такие, как Гизела, оказывается, продолжают жить дальше, как-то приспосабливаются к новым условиям, обустраиваются в мире социализма, исподволь отравляя этот мир своим тлетворным, эгоистическим дыханием. И, следовательно, обществу нельзя самоуспокаиваться, почивать на лаврах, предаваться прекраснодушным иллюзиям. Борьба продолжается — в иных формах, иными средствами, но суть ее остается прежней: борьба за то лучшее в человеке, что только и способно вывести его за пределы узких, эгоистических расчетов навстречу людям, навстречу будущему. Мотив заветов восстания, высокого, морально обязывающего смысла принесенных народом жертв — это главное художественное открытие Беднара будет вскоре подхвачено и мощно развито словацкой прозой 1960—1970-х гг., по-своему отозвавшись в творчестве Владимира Минача, Рудольфа Яшика, Винцента Шикулы и других.
Сам Беднар больше не будет возвращаться к теме восстания. В своих последующих книгах — «Балкон оказался высоковато» (1968), «Горсть мелочи» (1974), «Дом 4, корпус Б» (1977) и других — он все пристальней всматривается в лицо современника; его заботят отнюдь не исчезающие со временем и даже в чем-то усиливающиеся тенденции к атомизации общества, эгоистическое отчуждение людей друг от друга, суетная погоня за материальными благами, в жертву которой нередко приносятся лучшие человеческие качества. Писатель, впрочем, далек от брюзгливого морализаторства. Основным оружием борьбы с нравственными изъянами современного общежития «поздний» Беднар избрал насмешливую иронию, гротеск, сатиру.
«Каждой книге до́лжно быть полемичной, — убежденно сформулировал еще в 60-е гг. писатель, — она обязана полемизировать с непорядками в мире, в человеческих отношениях, в искусстве, литературе и так далее. Зачем нужна книга? Помимо всего прочего, и для этого… Срывать маски не только с общественной лжи и аномалий, но прежде всего с аномалий и дисгармонии в человеке».
Это высказывание хотелось привести не только потому, что оно красноречиво «объясняет» самого Беднара, но и потому, что по своей воинствующе гуманистической сути оно отвечает духу творчества целого отряда молодых писателей, вступивших в словацкую литературу в 70-е и особенно в 80-е гг.
Для Ивана Габая, в частности, исключительно характерна эта деятельная озабоченность состоянием общественного самосознания, негативными чертами и черточками, проступившими или проступающими в облике современного человека. Уже первые его рассказы, объединенные в сборниках «Люди с юга» (1972), «В тени шелковицы» (1973), «Мария» (1976) и других, обратили на себя внимание общей атмосферой достоверного изображения жизни, внутренней серьезностью, «выстраданностью» авторской интонации. Юрист по образованию, давно уже житель столичной Братиславы, Габай в большинстве своих произведений, подобно иным своим сверстникам в Словакии — П. Ярошу, Л. Баллеку, В. Шикуле (как, впрочем, и многим современным художникам из других социалистических стран, вспомним хотя бы мастеров советской «деревенской» прозы), — удивительно постоянен в своей привязанности к родным местам, к миру деревенского детства.