— Пошли с нами, — приглашает его Битман-младший, чтобы он их не выдал. — Посторожишь.
Старый Яро сторожит, пока мальчишки, взобравшись на грушу, чего-то ждут. Наконец в новой ванной, которую Игор Битман всю облицевал заграничным кафелем, зажигается свет. Мальчишки тихо ойкают, слезают с дерева и исчезают во тьме.
Последним слезает Битман-младший. В кармане у него звякают кроны. Он не исчезает во тьме, он — дома.
— В чем дело? — спрашивает старый Яро.
— Они подглядывали в ванную, — неохотно открывает ему тайну маленький Битман. — За крону.
— Каждый может? — интересуется Яро.
— Каждый.
Яро рад, что не ужинал: зато проник в тайну. Он подходит к забору и всматривается в освещенное окно вдовы Цабадаёвой. Из соседнего двора, от Милохов, доносится лай.
— Это Поцем, — говорит Йожко Битман.
Бульдога Поцема купил водитель Милох; пока он в дальнем рейсе, пес сторожит его красавицу жену. Мышь и ту Поцем не пропустит за ограду, придушит и лягушку, и ежа.
— Ранние персики у них будут, — вздыхает Йожко Битман. При мысли о фруктах пес портит ему настроение.
— В ванной был твой отец? — уточняет Яро.
— Не-е, там сейчас купается Иолана.
Иолана — самая красивая девочка в деревне, а может, и во всей округе. Игор Битман вознамерился выдать ее только за футболиста, на худой конец за какого-нибудь другого миллионера. Его Иоланка заслуживает самого большого счастья, а счастье, по Битману, — это деньги. У Иоланки должна быть самая красивая ванная, потому как скоро она войдет в девичество. Пятнадцатый пошел.
— Поглядеть бы и мне на эту ванную, — говорит Яро.
— За крону, — говорит Йожко. — Ты почему в богадельне?
— Город — сумасшедший дом, и я уехал оттуда. Здесь покой и чистый воздух. — Яро делает глубокий вдох. В воздухе — весь смрад скотных дворов, что за Тихой водой.
Из бывшей усадьбы выходят пенсионеры, чтобы тоже подышать чистым воздухом перед тем, как усесться к телевизору. Из кухни доносится звон посуды.
— Йожко, — кричит Каталин Месарошова, пропащая старуха, любительница выпить.
Йожко отбегает. Яро разрывается между двумя окнами. Над ним гаснет ванное окошко прекрасной Иоланки, а в соседнем саду все еще светится окно вдовы Цабадаёвой. Всматриваясь в ее темный сад, Яро видит в нем пропасть неистребимого хрена. Бульдогу вторят соседские псы.
— Поди ко мне, Йожинко, — трясется, пуская слюни, Месарошова.
— Когда получите? — осмотрительно спрашивает Йожко Битман.
— Послезавтра, право слово, — божится Каталин. — Послезавтра получу большие деньги, а у меня даже спрыснуть их нечем.
— Послезавтра и отдадите. — Маленький Битман, сбегав домой, приносит ей бутылочку от ментолового спирта «альпа», полную вишневки. Ему и невдомек, что управляющий Битман пристально следит из темного окна за тем, что происходит с его вишневкой.
Когда довольный Йожко возвращается, отец уже поджидает его с ремнем.
— Сколько дала за нее? — трясет Битман сына.
Йожко прикидывает, есть ли смысл утаить кроны, что получил от мальчишек.
— Двадцать крон, — юлит Йожко.
— Покажи! — приказывает отец.
— Послезавтра отдаст.
Игор Битман бьет сына.
— Знаешь, за что бью?
— Не знаю, — дергается в реве Йожко.
— Потому что веришь людям. Заплати она тебе наперед, я бы ни слова не сказал.
Маленькому Битману слова отца глубоко западают в душу.
— Деньги наперед, — повторяет он сквозь слезы.
Гроза миновала — отец улыбается.
— Что сегодня еще подглядел? — переводит он разговор на милую сердцу тему.
— Феро Такач и Яна Швабекова на скирде были. Но ничего такого, Феро был пьяный.
— Ну и ну! — удивляется отец.
— Поругались, а потом сверзились с мотоциклом в канаву.
— Ладно, — кивает головой Битман. — А что за шум был перед домом?
— Ванную разглядывали.
— Кто?
— Иоланкины одноклассники.
Битман хмурится.
— За крону, — живо добавляет Йожко и вытаскивает четыре кроны.
Отец, ласково улыбнувшись, выходит из дома. В углу усадебного двора качается на бревне Лоло-дурак.
— Ты что выделываешь, Лоло? — спрашивает управляющий.
— Ищу равновесие, — отвечает Лоло. — То, чего у тебя нет.
Лоло — любимая мишень всей детворы, потому что он отвечает всегда иначе, чем дети ожидают. Разве что окрик «Лоло-дурак» сердит его, ибо дураком он себя не считает. Ему семьдесят, но, как скажешь ему «дурак», он подымает камень и бросает.
— Ну можно ли? — роняет управляющий, направляясь к усадебной мастерской — идет за пилой, чтобы спилить нижнюю ветку на груше.
— Нынешнему пенсионеру все можно. — Лоло качается во тьме, опьяненный плавным движением.
— Поди подсоби мне, — зовет его управляющий.
Перед входом в дом танцует счастливая Каталин, горькая пьяница; ей мало нужно.
— И малое не мало, коли больше нет.
— Ты там не ослеп, управитель? — доносится из темноты голос Лоло.
— Когда тебя вижу, слепоты не боюсь, — отвечает от пилы Битман.
В клубном зале собрался весь дом. У дверей стоит Маришка Ваврекова, повариха. В руке полная сумка кнедлей на прокорм уточек — старые люди едят мало, а выбросить жалко. Домой Маришку ничуть не тянет; ее муж, Рудо Ваврек, сидит в корчме, и потому Маришка вечернюю передачу смотрит со стариками — по крайней мере сэкономит на электричестве.
Телевизор смотрят все, кроме умирающих. Тем коротать время за экраном уже не приходится, оно у них само по себе убывает. Сейчас умирает Иогана Ендрейчакова, бывшая уборщица. Лежит, слушает духовой оркестр по телевидению. А перед глазами ее кооперативная квартира, на которую сама накопила. Младшенькая дочка Милада как-то пришла мать навестить и ну жаловаться, как им плохо. Ей и зятю Михалу.
— Полжизни бы отдали, только бы быть вместе.
Оба жили поврозь — в общежитиях.
— Через полгода получим квартиру, но мне ее уж не дождаться, — печалилась девятнадцатилетняя Миладка.
— Полгода могли бы и у меня перебиться, — предлагает Иогана. На другой день прикатывают молодые на «симке» — свадебном подарке от Иоганы.
— Будем возить тебя на прогулки, — улыбаются оба.
Вечером в мусорной корзине нашла Иогана полбуханки хлеба.
— Черствый, — насупилась Милада.
Месяц спустя убиралась Иогана в гостиной и намела полный совок мелочи. Пропесочила молодых. Миладка была точно сахар.
— Поедемте, мама, на прогулку.
Гуляла с ней Миладка в красивом саду у небольшой усадебки. Зятюшка Мишинко о чем-то похлопотать отошел.
— Нравится тебе здесь? — спросила Миладка.
— Я б хоть цельный день здесь провела, — радуется Иогана удачной прогулке и буйной зелени, какой и в помине нет в канцеляриях, заставленных пыльными шкафами.
— Хорошо, — говорит Миладка, — хорошо, мамочка.
Иогане уже долгие годы никто не говорил «мамочка». Напоследок муж на смертном одре. Иогана счастлива. Они держатся с дочкой за руки. Подходит зятек с каким-то мужчиной.
— Все улажено, — улыбается Мишинко.
Иогана на седьмом небе.
— Ладно, мы пойдем. — Милада выпускает материну руку из своей.
— Будем навещать тебя каждое воскресенье, — обещает Михал, и оба бегут к «симке».
Иогана перестает улыбаться: это похоже на побег. Но от кого убегать им?
Авто отъезжает.
— Пойдемте, покажу вам комнату, — вежливо говорит Игор Битман. — Вам понравится.
Управляющий вежлив, в брючном кармане согревают его три тысячи крон, о которых никто и не ведает.
— Где я? — вскрикивает Иогана, и свет меркнет перед ее глазами. Приходит она в себя на железной кровати. Вокруг храпят тринадцать старух — две молятся, три плачут, и уж совсем рядышком плюется на пол пьяная Каталин Месарошова.
— Миладка, — в ужасе вскрикивает Иогана Ендрейчакова, а Месарошова знай талдычит свое.
— Женское сердце отходчиво, — сплевывает Каталин липкие нитевидные слюни.
Иогана прикрывает глаза и видит, как по ее уютной квартире во все стороны раскатываются монеты. Звенит звонок, Иогана отворяет — в дверях стоят молодые, Миладка и Мишко. В гости пришли. Дочка жалуется, что живут поврозь, что квартиру только через полгода получат. Иогана переживает все наново, понять не может, где и что сломалось. Ей и то невдомек, что Миладка перекоряется с сестрами: пускай за мать они платят. Из клуба доносится веселая духовая музыка — ей-ей под стать национальному прусскому вкусу. Иогана чувствует, как холодеют ноги. Она улыбается при мысли, что на похороны придут все, у кого за два с половиной года не нашлось для нее времени. Четыре обеспеченные дочери, четверо зятьев и пятеро, не то шестеро внуков, из которых одна внучка, Сильвинка, посылает ей горячий поцелуй в конце каждого письма; Сильвинка — единственная, кто Иогане пишет.
В комнату, пошатываясь, входит Каталин и — на редкость счастливая — ковыляет к своей кровати.
— Иогана, — трясет она соседку и вдруг обнаруживает, что та умерла. — Ну и правильно сделала, — икает она спьяну и в чем есть заваливается на кровать.
В комнате тишина.
В темный погреб входит Йожко Битман со свечой. От мальчишек постарше он усвоил, что свет в ночи имеет необыкновенную силу, ребята с фонариками ловили в темноте воробьев, спавших в сиреневых кустах, и скармливали их своим собакам.
Йожко Битман все еще вспоминает свою мамку. Рыбак Маянек, покуда жил, проявлял к ней большой интерес. Однажды Елена Битманова дождалась, когда муж уехал, и они все вместе пошли под вечер на рыбалку. Речка Тихая вода была тогда чистой.
— Посвети в воду! — приказал усатый Маянек маленькому Йожко.
Йожко светил в воду, и рыбы скучивались — он видел их очертания под белой сетью.
— Мы пойдем кое-что приготовить. — Маянек с мамой стал подниматься в гору, к ветрозащитной полосе.
— Что? — спросил вдогонку Йожко.
— Специальную наживку.
Йожко долго светил. Потом пришел Маянек и без всякой наживки вытащил сеть. За то, что светил, Йожко получил окуня, а мама — много рыбы. Когда построили сахарозавод, вся рыба сдохла. Перемерли и рыбаки, а с ними и усатый Маянек.