— А вам хватит пить, пора работать, — строго наказал Франтишек.
— Сейчас, друг мой, сейчас, — улыбнулся ему доктор Костович.
— Мы все сделаем, а ты ступай! — не унимался Богуш.
— Что ты все ищешь? — спросил Вондра; он откололся от компании, вошел в мастерскую.
— В этих полосах нужно просверлить отверстия, — объяснил ему Франтишек, — вот здесь, где намечено…
— Отправляйся! — подтолкнул его Вондра.
— Я мигом! — крикнул Франтишек и помчался по улице.
— Что с тобой? — спросила мать, встретив его в дверях.
— Ничего, — ответил он. — Ты звала меня?
— Хотела пригласить тебя и твоего соседа ко мне на обед, — сказала она.
— Сегодня он уже не будет обедать, — махнул рукой Франтишек.
— А ты?
— Пожалуй, немного перекушу, — кивнул он.
— Зузка тебе ничего не говорила? — спросила мать, ставя перед сыном тарелку с лапшой.
— О чем?
— О том вечере. Приглашают всех к себе на дачу. В будущую субботу.
— В честь чего?
— В честь того, что Лацо закончил школу.
— А устраивают сейчас? Ведь уже месяц, как он закончил…
— Ждали сестер Тибора, что живут в Чехии, говорят, раньше они никак не могли в отпуск вырваться…
— Значит, будет торжество. — Франтишек улыбнулся, он вспомнил, как сам отмечал окончание вечернего техникума пять лет назад. Прощальный вечер был устроен в винном ресторанчике за городом. После изнуряющего знойного дня всех сморило, и вино, приятное, холодное, пилось легко, как вода… К полуночи все, включая нескольких приглашенных преподавателей, изрядно захмелели. Жара и вино сделали свое коварное дело — ноги подкашивались, языки заплетались, а ведь в тот вечер и учителям, и ученикам хотелось напоследок столько сказать друг другу.
— Они позвали уйму народа, я ей говорила — зачем так много, но она и слушать не захотела.
— Значит, у них денег много.
— Видать, много.
— Сейчас такая мода — выставляться друг перед другом.
— И с чего люди так бесятся?
— Некоторые ясно с чего.
— А вас она пригласила?
— Недавно о чем-то таком упоминала вскользь, но не приглашала.
— А мне говорила, что позовет вас обоих, — недоумевала мать, покачивая головой.
Вероятно, это было еще до той дождливой субботы, когда она приходила к нему отвести душу, подумал он, но промолчал.
— Она еще тебе сообщит, — убежденно сказала мать.
— Сообщит, не сообщит — какая разница!
— Как так? От них там будет полно народу, а от нас никого?!
— Что делать, их больше, — усмехнулся он.
— Нет, вы должны пойти, там будет человек сорок, надо же, столько денег на ветер выбросить! — вздохнула мать.
— Прямо как на свадьбу, — проворчал он.
— Я ей все время говорю — не рвитесь слишком высоко, пониже летайте, пониже… Но куда там… — сокрушалась мать.
— Теперь уже поздно, на земле они жить не смогут, их уже не удержать, мама…
— Из дому я ее никогда не гнала, сама ушла… не хотелось ей тут жить, но потом все удачно сложилось, обоим им повезло…
— Повезло, — сказал он.
— Обязательно приходите в субботу, ты скажи Йолке…
— Без приглашения?
— Она еще пригласит.
— Наверное, дождь собирается, — перевел он разговор.
— Ну и пусть. — Она махнула рукой. — Супу не хочешь?
— Нет, достаточно. Мне пора, а то они там напьются до чертиков. — Он поднялся и пошел к калитке.
— Неужто пьют? А я думала, работают, — сказала мать уже вдогонку ему.
— Если бы, черт бы их побрал!
Они не работали. Сидели вокруг стола, как святая троица, под столом валялись пустые бутылки.
— А ваша старуха, Богуш, уже идет сюда, кончилась ваша райская жизнь, — вспугнул их Франтишек.
— Правда идет? — встрепенулся Богуш.
— Да нет, я пошутил, — улыбнулся Франтишек. — Ну что, сделали вы хоть что-нибудь, пока меня не было?
— Дырки просверлены, и отвяжись от нас, — раздраженно отмахнулся хозяин дома.
— Чем выше сидишь, тем ты больше на виду. Это же закономерно, не так ли? — Доктор Костович продолжал распространяться на тему, обсуждение которой, судя по всему, началось еще в отсутствие Франтишека. — На своем веку я, друзья мои, повидал всякое и еще многое мог бы вам поведать. Рассказывать можно до бесконечности, но зачем? По-моему, не стоит. Жаль, право, такими откровениями портить это чудное вино!
— Вино знатное, ей-богу знатное! — поддакнул Богуш, отпивая из стакана.
— А помнишь, Йожко, первомайские праздники, помнишь, как мы их отмечали? — спросил Вондра у Богуша. — Никто нас не гнал тогда на демонстрацию, сами шли раным-раненько, еще шести не было, собирались вон там, у Братиславских ворот, духовой оркестр играл, аж стены тряслись, солнце светило на всю катушку, мне сейчас кажется, что тогда ни одного Первого мая не было без солнышка, все кругом зеленело, цвело, пахло, ты помнишь, Йожко?
— Как не помнить, — растроганно ответил Богуш. — Мальчишки приезжали на велосипедах, в спицы они вплетали такие яркие бумажные ленты — белые, синие и красные, украшали ими и руль, и раму…
— На демонстрацию мы шли вот с такими огромными кувалдами, — широко развел руки Вондра. — С ненастоящими, конечно, — фанерными. Эти игрушки в черный цвет выкрашивались.
— Народу на всех улицах полным-полно, можно было встретить даже тех, с кем целый год не виделся. Потом всей толпой валили на набережную и сливались в одну колонну, широкую, как наша река, — Богуш кивнул головой в сторону порта, — и уже колонной шли в город.
— А мы надевали новенькие спецовки, вот такие, как на тебе сейчас. — Вондра по-дружески положил руку на плечо Костовича. — Куртки рабочие новые, на голове берет и кувалда на плече, а впереди оркестр духовой — так гремел, что даже воздух дрожал.
— Сколько же людей собиралось, кто не видел, не поверит, сколько наша улица может вместить! — Богуш обвел всех глазами, призывая в свидетели.
— Точно, собиралось, — подтвердил Вондра. — Спецовки эти мы получали в конце апреля, а ботинки рабочие начищали к Маю так, что блестели как зеркало…
Франтишек послушал их еще немного, потом пошел посмотреть, как продвинулось дело.
Из прутьев, заготовленных доктором, получилось пять ребер. Хватит, подумал Франтишек, по размеру каркас будет примерно такой, какой хотел Костович. И Вондра не обманул: в полосах уже просверлены отверстия, причем аккуратно и точно.
Осталось приварить к ребрам ушки, размышлял Франтишек, и можно собирать всю конструкцию…
— Ну как? Доделаем? Остались пустяки, — призвал он троицу, сидящую за столом.
Но те и ухом не повели.
— Никто не хочет мне помочь?
— Брось все как есть! — рявкнул Богуш. — Присядь-ка лучше к нам. На вот, выпей! — Чуть ли не силой он сунул ему в руку стакан с вином. — Отдохни, Ферко, успокойся, выпей за наше здоровье…
— Что-то не хочется…
— Времени у нас вагон, Ферко, успеем, — махнул рукой Богуш.
— Там же на полчаса работы, — робко вразумлял их Франтишек.
— Слушай, отстань! — резко оборвал его старый голубятник. — Ну чего ты ноешь? Завтра закончим.
— Как «завтра»? Не знаю, смогу ли я, у меня других дел полно, — возмутился Франтишек.
— А мы и без тебя справимся, — ответил Вондра, обнимая своих приятелей за плечи.
— Сегодня можно было бы отвезти каркас на участок. Олах просил к вечеру вернуть ему тележку.
— Так верни, — сказал Богуш. — У меня своя есть, даже две.
— Ну как хотите, — сдался Франтишек, поскольку силы были явно неравны. Он заметил, что и Костович усердно поддакивал Богушу и Вондре.
— Все сделаем. Верно? И каркас доставим на участок. Конечно, доставим. Вещь будет не хуже заводской, хоть на выставке показывай, не волнуйся, Лайош, — заверил Богуш Костовича. — Мы еще его так покрасим, рот разинешь…
Франтишек взял свой стакан, сел поодаль от них, около пня, что остался от старого абрикосового дерева. Потягивая вино, он смотрел на спины трех стариков, не обращавших на него никакого внимания. А они вспоминали годы, когда стояли долгие, жаркие лета…
Долгие, знойные… Франтишек закрыл глаза. Где вы теперь, бесконечные, балканские!..
Не любила она ездить в город в эти часы. А уж центр и прилегающие главные улицы и сейчас старается обходить за километр, хотя ей это почти не удается.
В период летних отпусков в центре невероятная сутолока. В субботу же здесь творится еще больший бедлам. Запруженные автомобилями и автобусами улицы — характерная черта эпохи и человека в ней. Люди гоняются за тем, чего им якобы не хватает дома. Чехи и словаки устремляются к теплым морям. Немцы — туда же или на худой конец к озеру Балатон, народы, живущие у южных морей, тянутся в обратном направлении, венгры наводняют магазины словацких приграничных городов, словаки же прочесывают магазины по другую сторону границы, а сколько спешки, суеты, нервов в этой беспрерывной миграции народов!
Она выскакивает из опасной зоны и попадает в атмосферу тихих кривых улочек, но этот рывок сто́ит ей пота и одышки. Теперь надо немного отдохнуть, что-то в боку закололо, и перевести дух, время еще есть.
Вчера вечером ей позвонила дочь, спрашивала, не заехать ли за ней на машине. Зачем, отвечала она, ведь у вас сейчас своих дел по горло, доберусь потихоньку пешком, не нужно сюда ездить, терять время… Дочь это, понятно, устроило, возражать матери она не стала, сразу же согласилась, не преминув, правда, напомнить, что ждут ее не позднее десяти!
Да-да, дочка дважды подчеркнула, чтобы я пришла не позже десяти часов, ой, пора, хватит отдыхать…
Подходя к особняку, облицованному снаружи темно-коричневой керамической плиткой, она не в первый раз почувствовала, как холодок пробегает по спине. Неужто здесь, в таком роскошном доме, живет дочь, неужели ее Зузка здесь хозяйничает! Господи! У нее даже закружилась голова от этой мысли.
Перед домом она увидела три легковые машины. Желтую, принадлежащую зятю, она сразу узнала, а вот другие две — красную и белую — нет.