М а р и. Да, очень люблю. И потому могу быть такой щедрой. Ради того, кого мы любим, можно пожертвовать всем и, если так нужно, даже отказаться от него.
О р б о к. Это тоже тезис товарища Бодони?
М а р и. Нет, это я прочитала в одной книге.
О р б о к. Послушайте, Мари, вы решительно все путаете! Ибо чему нас учит товарищ Бодони? Отказываться нужно только от предрассудков.
М а р и. Что такое предрассудки? Приведите, пожалуйста, пример. Так мне легче будет понять теорию.
О р б о к. Пожалуйста, скажем, парень пренебрегает девушкой из-за того, что он не первый в ее жизни мужчина, — это предрассудок. Хороший пример?
М а р и. Товарищ Бодони знает примеры и получше.
О р б о к. На то он товарищ Бодони. А я только его шофер. Можно взять и другой предрассудок, когда современная молодая девушка думает, что из-за своих прегрешений, совершенных прежде по недомыслию, она будто бы недостойна настоящей любви, — так говорил товарищ Бодони?
М а р и. Нет, не так. Товарищ Бодони ясно сказал: «Вы, милая, не должны ни с кем вступать в любовные отношения просто так. Найдите себе парня, который вас по-настоящему полюбит и готов будет на вас жениться!» Вот что сказал мне товарищ Бодони.
О р б о к. Товарищ Бодони чересчур узко смотрит на данную проблему!
М а р и. Почему же, товарищ Орбок? Что ж тут узкого, если девушка хочет быть любимой женой, матерью и тому подобное?
О р б о к (вдруг, испугавшись своих слишком смелых слов). Ну, если и не узко, то…
М а р и. А с вашим сыном я должна порвать. Почему? Да потому, что как же сможет ваша такая культурная семья принять меня в свое лоно?
О р б о к. Да, в самом деле.
М а р и. Вот и товарищ Бодони так же считает. И я вполне понимаю свое положение. (Встает.) А Дюле вы скажите, пожалуйста, чтобы он не приходил ко мне ни сегодня вечером, ни вообще никогда не приходил. И я больше не буду такой, как вы, товарищ Орбок, меня обычно называете в семейном кругу. Отныне будет так: хочешь меня обнять, сначала докажи, что у тебя серьезные намерения. (Смотрит на окно, потом оборачивается.) Отныне я с гордо поднятой головой буду ходить по улице. Ну, всего хорошего, товарищ Орбок. (Гордо уходит, боясь расплакаться.)
Орбок не провожает ее, молча стоит, глядя перед собой.
О р б о к н е (выходя на террасу). Где ты пропадаешь, Пишта? Кто тут был?
О р б о к. Мари!
О р б о к н е. Уж не…
О р б о к. Она самая.
О р б о к н е. Зачем она приходила?
О р б о к. Товарищ Бодони ее прислал.
О р б о к н е. Бодони? Зачем?
О р б о к. Она под его влиянием решила порвать с Дюлой.
О р б о к н е. Так это же чудесно! Теперь события будут развиваться быстрее.
О р б о к. Какие еще события?
О р б о к н е. Ну, между нашим Дюлой и Каролой… Я уже сплю и вижу их свадьбу.
О р б о к. Дорогая Эржике, сейчас не время мечтать.
О р б о к н е. А что такое?
О р б о к. А то, что я не все рассказал тебе о Мари.
О р б о к н е. Что еще?
О р б о к. С помощью товарища Бодони она сделала шаг вперед.
О р б о к н е. Как? Ее повысили, что ли?
О р б о к. Она сама поднялась в моральном плане. И положила конец. Теперь на ее расположение могут рассчитывать только такие мужчины, которые имеют серьезные намерения.
О р б о к н е. Я рада, что она взялась за ум.
О р б о к. Взялась, взялась! Как ты можешь пожимать плечами, когда налицо факт возрождения человека. В этом факте, если хочешь знать, отражается процесс пробуждения самосознания! Понимаешь? К этому нельзя относится как к чему-то второстепенному.
О р б о к н е. Что-то ты опять заговорил нечеловеческим языком.
О р б о к. Безразличие — это наша болезнь! Мы уже становимся безразличными к собственным успехам. Только недостатки и просчеты могут по-настоящему взволновать нас. А наши успехи, кажется, уже никого больше не интересуют. В том числе и тебя.
О р б о к н е. Меня?
О р б о к. Да. Разве интересуют тебя развитие, рост, те огромные изменения, которые…
О р б о к н е. Ты говоришь о тяжелой промышленности?
О р б о к. Я говорю о Мари!
О р б о к н е. Не понимаю.
О р б о к. Мари сбросила с себя оковы старой морали. Слова товарища Бодони упали на благодатную почву.
О р б о к н е. Остановись, Пишта. Ты снова ораторствуешь, словно на трибуне.
О р б о к. Наверно, потому, что мне больно смотреть, как некоторые люди с равнодушием взирают на новые явления нашей жизни.
О р б о к н е. Почему? Я искренне рада, что товарищу Бодони удалое наставить эту буфетчицу на путь праведный.
О р б о к. Наконец-то ты признала. Но… мы должны смотреть дальше. Если Мари перековалась, если она поднялась — я не боюсь этого слова — до нашего морального уровня, то и мы должны соответственно оценить эти изменения.
О р б о к н е. В каком смысле?
О р б о к. Видишь ли, поскольку Мари изменилась, может быть, нашему Дюле следовало бы теперь жениться на ней.
О р б о к н е. Жениться на этой…
О р б о к. Эржи! Я запрещаю…
О р б о к н е. Ты сам называл ее так…
О р б о к. Тогда я ошибался, а теперь признаю свою ошибку.
О р б о к н е. Пишта… Что с тобой?
О р б о к. Я открыл новый мир. Только что, словно Колумб, я вступил ногой на берег открытой мною новой земли.
О р б о к н е. У тебя опять такой удивительный блеск в глазах, Пишта.
О р б о к. Я счастлив, дорогая. (Неожиданно обнимает жену.) Какая ты эпохальная в этом платье…
О р б о к н е (не в состоянии противостоять наплыву чувств, целует мужа). Еще раз спасибо за стихотворение, дорогой. Оно такое чудесное… (Тихо, с искренним чувством.) «Сердце распускает чудесные, красные лепестки, душа моя стала песней, и в ней я пою о любви…».
О р б о к (скромно). Хорошо, правда?
О р б о к н е (снова обнимает Орбока и, когда, шатаясь от счастья, высвобождается из неловких объятий мужа, возвращается к действительности). Но, Пишта, что же тогда будет с твоим планом?
О р б о к. С каким планом?
О р б о к н е. Насчет Дюлы и Каролы…
О р б о к. Это был ошибочный план.
О р б о к н е. Но ты же сам говорил, что будет совершенно естественным, если Дюла влюбится в Каролу. И при этом ссылался на четвертый тезис товарища Бодони.
О р б о к. Ну и что ж? Я неправильно понял его тезис. Не я первый, с кем такое случается. Ведь что сказал товарищ Бодони? Если я сам не найду решения, его найдет жизнь, потому что жизнь находит выход из самых безвыходных положений. Теперь уже совершенно ясно, что, говоря слово «жизнь», товарищ Бодони имел в виду самого себя.
О р б о к н е. Никак не могу уследить за твоей мыслью.
Т е т я Т о н и выходит на террасу.
Т е т я Т о н и. Кофе готов! Вы чем-то расстроены?
О р б о к н е. Представьте себе, тетя Тони, здесь только что была Мари, эта буфетчица, и заявила, что по указанию товарища Бодони она порывает с Дюлой и вернется к нему только при условии, что он женится на ней.
Т е т я Т о н и. Надеюсь, товарищ Орбок отклонил сию сумасбродную идею?
О р б о к н е. Напротив, хочет дать согласие на их брак.
От удивления тетя Тони впервые в жизни лишается дара речи, недоуменно смотрит на Орбока.
О р б о к (нервно). Я понимаю, что вас, тетя Тони, возможно, и шокирует так называемая безнравственность женщины. Я ценю и уважаю вашу самоотверженную деятельность в качестве медицинской сестры, но что касается морали, то я не разделяю взглядов святых на этот вопрос.
Т е т я Т о н и. Это я-то святая! Ошибаетесь.
О р б о к н е. Тетя Тони, подождите, вы же знаете, что…
Т е т я Т о н и (решительно). Спасибо, Эржи, за то, что вы на моей стороне, но я не хочу больше скрывать свое прошлое от вашего супруга. Пусть он узнает правду и заодно мои взгляды. Так вот, товарищ Орбок, знайте, что я никогда в жизни не была медицинской сестрой. Деньги, которые я получаю, присылают мужчины, которых я в свое время одарила своей любовью. Да-да, любовью.
О р б о к (после некоторого замешательства). Спасибо за откровенность, тетя Тони. Но в результате я еще больше убедился в правильности своего решения. Да, Дюла обязательно должен жениться на Мари, чтобы ее не постигла такая же участь, на какую тетю Тони обрек прогнивший капитализм.
Т е т я Т о н и (пристально смотрит на Орбока). Одним словом, вы во что бы то ни стало хотите выжить Дюлу из дому?
О р б о к. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив.
Т е т я Т о н и. Но ведь вы собирались выгнать его, когда он не хотел порвать с этой девушкой?
О р б о к. Тогда! Но с тех пор много воды утекло в Дунае. Прошло целых три дня.
Т е т я Т о н и. Вы полагаете, товарищ Орбок, трех дней достаточно, чтобы у человека переменились принципы?
О р б о к. Конечно. Чем более развито общество, тем быстрее у людей могут меняться принципы. Взять хотя бы меня в качество живого примера. Три дня назад у меня какая была точка зрения? А какой точки зрения я придерживаюсь сейчас? Противоположной. В этом и состоит диалектика.
Т е т я Т о н и. И с каким пылом, с каким юношеским задором вы говорите, товарищ Орбок.
О р б о к. Да, конечно, поскольку за последние дни я помолодел.
Т е т я Т о н и. Это заметно. Но мне кажется, вы чуточку перестарались и помолодели на несколько лет больше, чем вам следовало бы.
Орбок с немым осуждением смотрит на тетю Тони.
О р б о к н е. Как прикажете вас понимать, тетя Тони?
Т е т я Т о н и. Можешь обращаться ко мне на «ты», Голубка. С данного момента я больше не твоя соседка, но соратница по борьбе. Будь я немного постарше, я даже сказала бы: твоя мать.
О р б о к н е. Тетя Тони…
Т е т я Т о н и. Просто Тони. (Подходит к Орбокне, треплет ее по щеке.) Дорогая, ты в свои сорок лет так наивна и невинна, какой я была, наверное, только в пеленках.