Тавасине и Фехерне смеются.
Т а в а с и н е. Вот и вам досталось, тетушка Мари.
Б а л о г н е. И поделом. Мне вечно достается, как заезженному коняге цыгана. Как-то раз некий цыган нещадно хлестал свою лошадь, потому что она не могла стронуть с места тяжелый воз. Какой-то прохожий крикнул: «Что ж ты бьешь доброго коня, его пожалеть надо, воз-то тяжелый», а цыган в ответ: «А чего жалеть-то? Мой конь к побоям привык, он без них обойтись не может»…
Все смеются.
(Тетушке Жуже.) Входи, входи, Жужа. Вот стул, присаживайся. Господин учитель сейчас придет. Он забежал на минутку в сельскую управу.
Ф е х е р н е (смеясь). К писарю?..
Т а в а с и н е. Ой, да не стану я ждать. (Порывается уйти, но у дверей останавливается.)
Т е т у ш к а Ж у ж а (неодобрительно). Лучше бы дождаться господина учителя на улице. Негоже в его комнате сборища устраивать.
Б а л о г н е. А когда тут не было сборищ? Всегда были. Но теперь-то уж все равно. Недолго теперь осталось здесь жить господину учителю. Сказывают, Хорват уже приказал строить новый дом.
В с е ж е н щ и н ы (в большом изумлении). Ах, неужто новый дом?
Б а л о г н е. Конечно. Вы что думаете, новая хозяйка захочет здесь жить? Нет… Хорват возведет молодым хоромы почище докторских. (Поясняя тетушке Жуже.) Помолвка-то ведь состоялась!
Т е т у ш к а Ж у ж а. Да ну! Все-таки состоялась?
Б а л о г н е. То-то и оно. Вчера вечером отпраздновали.
Т е т у ш к а Ж у ж а. А ведь как этот надутый пузырь Хорват противился… Твердил без конца, мол, учитель такой-сякой, паршивец этакий… А все-таки наперекор ему вышло. Теперь небось не скажет, что отец господина учителя когда-то батрачил у Хорватов. Вот так-то и вертится мир.
Б а л о г н е. Коли так, то правильно вертится. Пусть хоть разок солнышко и бедняцкого сына пригреет.
Т а в а с и н е. Я рада — теперь и мы можем тыкать в нос хозяевам: видали, мол, и бедняку случается выйти в люди, хоть вы, богатеи, ни во что нас не ставите.
Т е т у ш к а Ж у ж а. Бёжи Кардош, что батрачит у Хорватов, родственницей нам приходится — она племянница мужа моей дочки. Так вот она рассказывала — вся родня Хорватов — братья, сестры, ну, словом, все, были против учителя. Теперь-то уж могут только локти кусать от досады. На этот раз беднота взяла верх.
Б а л о г н е. Откровенно говоря, я этому рада больше, чем если бы меня сосватал какой-нибудь хозяйский сын.
Т е т у ш к а Ж у ж а (с наигранным испугом, ехидно). Ох-ох-ох, не говори, Мари, этакое, да еще громко! Чего доброго, Анти Кочонди услышит. Я слыхала, на прошлой неделе он собирался из-за тебя в колодце утопиться…
Все смеются.
Ф е х е р н е. Однако рановато радоваться. Коли к гнилой картошке положить хорошую, она тоже сгниет…
Б а л о г н е (горячо, убежденно). Но это вовсе не та картошка. Господин учитель не из таких. Я его сызмальства знаю, да и бок о бок с ним живу не один год. Стало быть, могу сказать, что он за человек. Настоящий, правдивый.
Т а в а с и н е. Да, он именно такой… Всегда за бедняков, за правду вступается.
Б а л о г н е. И впредь так будет. Картофель был добротный, значит, и семя отменным будет.
С улицы уже давно доносится колокольный звон, но только теперь женщины его услышали.
Колокола по старику Ковачу звенят.
Ф е х е р н е. Помер, бедняга.
Женщины умолкают. Их лица скорбны, задумчивы.
Т е т у ш к а Ж у ж а (неторопливо). Матушка господина учителя, Юлча, мне дальней родственницей приходилась. Брат моего отца, Михай, мой дядя, значит, женился на самой младшей сестренке отца матушки Юлчи. Поэтому мы обращались друг к дружке запросто — кума, просто кума. Я даже помню, когда Пишта… то есть господин учитель, на свет божий появился. Мальчонка был никудышненький, хилый такой, болезненный… Словом, с виду всегда он казался неказистым, и никак нельзя было сказать, что из него когда-нибудь толк выйдет. Правда, Юлиш, матушка, значит, еще в ту пору все уверяла, дескать, сделает из своего сына ученого человека, не глядите, что с виду такой хилый да худосочный. Я же ей, бедняжке, ныне уже покойнице, говорила: «Послушай, кума, напрасно ты стараешься сделать из своего дитяти ученого мужа, от этого добра не жди. Бедняцкий сын сроду не станет барином». Будь она, бедняжка, сейчас жива, я бы ей сказала, что на сей раз я ошиблась, потому как хоть он и вышел в люди, но не забыл, кто были его отец и мать… Жаль, что они не дожили до этого дня… (Растроганная, вытирает глаза краем передника.)
Б а л о г н е. Господин учитель совсем не барин, он человек особенный. Всех людей уважает… К нему всякий может прийти со своим горем, заботами, бедой — всегда поможет. Сами же знаете.
Т а в а с и н е. Что верно, то верно.
Ф е х е р н е. Поживем — увидим, чем все кончится! Вот взять того же Микуша, судебного исполнителя. Тоже взял в жены дочку богатого хозяина, а теперь своих бедных родителей и знать не хочет!
Б а л о г н е (горячо). Микуш совсем другой человек. Он уже с малых лет зазнавался. Еще в школу ходил, а уж никого не замечал, даже не кланялся никогда.
Т е т у ш к а Ж у ж а (убежденно). У того и должность прескверная.
Т а в а с и н е. Люди рассказывают, что намедни, когда мать к ним наведалась, невестка ее только в кухню впустила. А еще говорят, будто Микуш не позволяет своей матери обращаться к невестке на «ты».
Т е т у ш к а Ж у ж а (с иронией). А неужто прикажешь величать ее «ваше степенство госпожа-невестка»?
Б а л о г н е (озираясь и шепотом, будто выдавая большую тайну). А мне господин учитель велел звать его запросто — Пиштой. Но я отношусь к нему уважительно… (Испуганно замолкает, так как раздается негромкий стук в дверь.)
Т е ж е и у ч и т е л ь.
У ч и т е л ь (весело, с сияющим лицом заглядывает в дверь). Позволите зайти?
В с е (хором, с некоторым замешательством). Доброе утро, господин учитель!
У ч и т е л ь. Доброе утро. Доброе утро, тетушка Жужа. Вот уж никак не ожидал увидеть в своей холостяцкой квартире столько красавиц. (Подходит к столу, садится и начинает перебирать книги, бумаги.)
Т а в а с и н е (с улыбкой). Конечно, такого еще никогда не бывало. Чтобы разом да столько женщин, а?
У ч и т е л ь (смеясь). Бросьте подтрунивать, Тавасине. Грешно возводить напраслину на скромного холостяка.
Ф е х е р н е. Еще бы, чего доброго, услышит кто. (Показывает на обручальное кольцо учителя.)
Т е т у ш к а Ж у ж а. Мы ведь слыхали радостную новость. От души желаем господину учителю всяческих благ, большого счастья.
В с е (хором). Дай вам бог счастья, здоровья!
По очереди подходят к нему и пожимают руку.
У ч и т е л ь (растроганно улыбается). Благодарю! От кого же вы слышали? (Шутливо погрозив пальцем Балогне.) Тетя Мари, тетя Мари! Опять проболтались?
Б а л о г н е (в сильном смущении). Господин учитель, я и словечка не проронила. Ей-ей, у меня и времени-то нет разговоры эти вести. Нет уж, тут не до разговоров. Мне вовсе недосуг лясы точить! (Торопливо идет к выходу; в дверях.) Господин учитель, старик Шандор Бак вас спрашивал, сказал, позже заглянет. (Уходит.)
Т е ж е, без Балогне, позже м а л ь ч и к и д е в о ч к а.
У ч и т е л ь. Ну что ж, пора делом заняться, посмотрим, что и как! Кто сюда первым пришел?
Т а в а с и н е. Я пришла самая первая. Меня муж насмерть забьет, если я не поспею вовремя в поле с обедом.
У ч и т е л ь. Ну, полно, что за чепуха! (Берет у нее табель и начинает записывать.) А где же ваша дочка, Тавасине?
Т а в а с и н е. Здесь она. Во дворе дожидается. (Подходит к двери и громко зовет.) Бёжике! Зайди-ка, доченька. (Возвращается к столу учителя.)
Т е т у ш к а Ж у ж а (пока учитель пишет). Какая жалость! Не довелось бедной куме дожить до такого радостного дня… (Поднимает фартук к глазам, сморкается.)
Учитель поднимает на нее глаза, понимает, о чем она говорит, лицо его становится серьезным, продолжает писать.
Нам ведь матушка господина учителя как бы родной приходилась. Отцов брат, Михай, мой дядя, женился на Юлче, как бишь ее… (Сконфузившись.) На самой младшей сестренке батюшки вашей матушки… Так что мы стали запросто говорить друг другу — кума… Небось вы изводите еще помнить все это…
У ч и т е л ь. Как же, конечно, помню… тетушка Жужа.
Д е т и тем временем робко входят в комнату и становятся каждый рядом со своей матерью.
Т е т у ш к а Ж у ж а (приободрившись). Бедняжка, бывало, всегда говорила, сделаю, мол, из своего сына человека ученого. В добрый час, кума, подбадривала я ее, потому как господин учитель уже тогда был красивым, умненьким парнишкой хоть куда, так что все предсказывали: «Из него толк выйдет».
У ч и т е л ь (улыбнувшись). Ладно, тетушка Жужа. (Девочке, приветливо, дружелюбно.) Ну, Бёжике, скажи, как у тебя проходят каникулы?
Д е в о ч к а. Хорошо, дядя учитель.
М а л ь ч и к (радостно). Уроки учить не надо.
Т а в а с и н е. Может, ты сначала поздороваешься? Ты еще не сказала «здрасте»!
Ф е х е р н е. И ты, Шани, поздоровайся как следует.
Д е т и (хором, по-школьному). Здра-а-авству-уй-те…
У ч и т е л ь (возвращает Тавасине табель. Ребятам, с нарочитой серьезностью). Ну в таком случае можете, пожалуй, остаться здесь уроки учить.
Д е т и (хором). О-о-ой!
У ч и т е л ь (женщинам). Да, кстати, пока не забыл. С детской группой, кажется, получится. Я договорился с господином секретарем сельской управы. Он тоже сочувственно относится к вам и хотел бы помочь. Возможно, уже с понедельника вы сможете приводить сюда детишек. Они будут получать здесь завтрак, обед, а вечером — ужин…