В с е (смеются). Богема!..
Б а л и н т. Он измывается над вами! Черт бы его побрал! Мы только было собрались спеть «Марсельезу», а он тянет «Богему». Это он про нас! Понимаете? Что мы — богема, и все тут! Не хочу больше этого слышать! (Уходит.)
К а р о й. Пойдем и мы, надо еще обставить другие комнаты.
Все уходят.
С у д ь я с ж е н о й и на какой-то момент В и к т о р.
Несколько мгновений сцена пуста, Виктор продолжает петь в ванной. На спиртовке начинает закипать кофе. Входят с у д ь я и его жена М е л и т т а. На судье смокинг, Мелитта в вечернем платье. Они останавливаются в растерянности.
С у д ь я. Кажется, мы ошиблись адресом.
М е л и т т а. Не беда. (Прислушивается.) Это моя любимая опера. (Подпевает Виктору.)
С у д ь я. Я убежден, что мы попали в чужой дом. Прошу вас, перестаньте петь.
М е л и т т а. Неужели вы думаете, мой дорогой, что, попади мы туда, куда шли, я запела бы на пороге? Стараюсь спасти положение, вот и все. (Продолжает напевать.)
С у д ь я. Уйдем, пока не поздно.
М е л и т т а. Теперь уже поздно. В передней мы наткнемся на горничную, и она может нас принять за жуликов. (Продолжает напевать.)
С у д ь я (нервно). Прошу вас, Мелитта, перестаньте! Вы же прекрасно знаете, у меня голова трещит.
М е л и т т а. Это другое дело.
С у д ь я. Я абсолютно уверен, что это не та квартира. Возможно, этажом выше, а может, и ниже… Но эта явно не та… К тому же нас приглашали на ужин, а тут уже готовят кофе. Следовательно, они или поужинали, или…
М е л и т т а. Прекратите, прошу вас. От ваших логических рассуждений положение отнюдь не прояснится, а станет еще более невыносимым, да к тому же и голова у вас разболится еще больше.
С у д ь я. У меня начинается головная боль, когда вы мне возражаете, да еще от пения. Дайте же мне разобраться.
Мелитта жестом показывает, что больше не произнесет ни звука.
Расположение комнат совершенно то же, но вот обстановка стала куда скуднее, чем в последний раз.
М е л и т т а. Прошу вас прекратить следствие. Это не приведет ни к чему хорошему. Мы попали куда надо. Вот и корзина цветов, которую мы послали супругам Залавари.
С у д ь я. Браво! Я, не колеблясь, сразу же назначил бы вас судебным следователем! Все верно. Теперь и мне стало ясно… Значит, в ванной поет Залавари. (Озадаченно.) Вот только непонятно, при чем тут кофеварка? Ну, да ладно… (Идет к двери в ванную и стучит.) Сервус, Ричи!..
В и к т о р (приоткрыв дверь, высовывает голову). Привет… Что вам угодно?
Судья с изумлением смотрит на полуобнаженного незнакомца.
М е л и т т а. Мы хотим вас попросить, перестаньте, пожалуйста, петь.
С у д ь я. Понимаете, у меня болит голова.
В и к т о р. Пожалуйста. (Закрывает дверь.)
М е л и т т а. Видите! Я же говорила вам — не доискивайтесь!
С у д ь я. Нам не следовало сюда приходить. Не следовало… Я же говорил, не надо идти…
М е л и т т а. Вы говорили, Лала, что нам не следует идти к Залавари, но ведь это не Залавари. Будьте логичны.
С у д ь я. Это я должен быть логичным? Будьте сами логичной. Я встаю в шесть утра. У меня ежедневно по три судебных заседания, а в ветреную погоду у меня вдобавок начинается мигрень. К тому же я терпеть не могу Зала…
М е л и т т а (перебивая). Можете спокойно договаривать. Там, где на стене написано имя Пикассо, семейства Залавари быть не может.
Виктор в ванной начинает насвистывать.
С у д ь я. У меня голова раскалывается от боли. Уйдем отсюда.
М е л и т т а. Подождем. Вот разгадаем загадку, и мигрень вашу как рукой снимет.
С у д ь я. И хоть бы один стул найти… посидеть…
М е л и т т а. Сядьте на ковер.
С у д ь я. Какой ковер?
М е л и т т а. Вот тут написано: бухарский.
С у д ь я. Бухарский? У Залавари никогда не было бухарского ковра. И никакого ковра тут нет!.. А если б и был, я бы на него не сел.
М е л и т т а. Правильно, надо всегда сохранять чувство собственного достоинства.
Пауза.
С у д ь я. Когда вы сегодня звонили, кто с вами говорил по телефону?
М е л и т т а. Трубку никто не поднял.
С у д ь я. И мы, зная, что хозяев нет дома, все же пришли!
М е л и т т а. А почему бы и нет? Раз в ванной свистят и варится кофе, значит, кто-то дома.
С у д ь я. Но ведь нас приглашали не на чашку кофе, а на ужин.
М е л и т т а. Вы же говорили, что все равно ничего не будете есть, потому что у вас мигрень.
С у д ь я. Совершенно верно, я сказал, что ничего не стану есть за ужином. Но я вовсе не намерен отказываться от еды только потому, что тут вообще нечего есть.
М е л и т т а. Лала, вы неисправимый формалист.
С у д ь я. Ничего не поделаешь. Когда в передней не пахнет едой, а из столовой не доносится стука посуды, и нас не приглашают к столу, у меня вдруг просыпается аппетит, в желудке урчит, и желудочные соки требуют утоления голода калорийной нищей. В судебной медицине об этом ничего не сказано, но, мне думается, Мелитта, мои условные рефлексы действуют наоборот.
М е л и т т а (вздыхает). Если б вам удалось направить свои рефлексы на правильный путь, вы, пожалуй, могли бы осчастливить и меня. Вам бы следить за своими желудочными соками, чтобы они не дремали, когда им дают поесть.
С у д ь я. Попытаюсь, Мелитта. (Целует ей руку.)
М е л и т т а (гладит мужа по голове, с некоторым сомнением). Ну что ж, дорогой, поживем — увидим.
Т е ж е и В и к т о р.
Из ванной выходи т В и к т о р; на нем смокинг. Несколько секунд он наблюдает за умилительной сценой.
В и к т о р. Целую ручки, мадам! Сервус, Лала! (Чтоб разрядить атмосферу, галантно целует руку Мелитте, обменивается сердечным рукопожатием с судьей.)
С у д ь я. Ты на короткой ноге с семейством Залавари?
В и к т о р. В деловых отношениях… (Мелитте.) Но я, кроме того, поэт.
М е л и т т а. Обожаю поэтов! К сожалению, мне редко приходится общаться с ними.
В и к т о р. Здесь собралась славная плеяда поэтов, к тому же истинных лириков.
С у д ь я. Очевидно, Залавари на сей раз решили пригласить к себе ни ужин более пестрое общество.
В и к т о р. Увы, Залавари тут больше нет.
С у д ь я. Как так?
М е л и т т а. Мой дорогой, вы не выносите Залавари, так почему же вы не можете примириться с отрадным фактом, что их тут нет? Ну и слава богу, что их нет.
С у д ь я. Но ведь они пригласили нас на ужин.
В и к т о р. Верховное командование не могло обойтись без нашего друга Ричи Залавари. Сам понимаешь… международные события огромной важности… Словом, Ричи нет. И ужина тоже нет.
С у д ь я. Тогда нам, пожалуй, ничего не остается, как отправиться восвояси.
М е л и т т а. Жаль… Я только стала входить во вкус…
С у д ь я. Как прикажете. Но я не желаю вместо ужина пить черный кофе.
В и к т о р. Сударыня, а вот и поэты!
Те же, Ш а н д о р, К а р о й, Б а л и н т и Ю л и я.
Б а л и н т, войдя, в изумлении останавливается у порога. За ним входят все остальные.
М е л и т т а. Добрый вечер.
В и к т о р. Друзья, позвольте вам представить моих закадычных друзей… (Вынимает из корзины с цветами визитную карточку, читает.) «Доктор Лайош Сегилонги — председатель коллегии венгерской королевской судебной палаты, и его любезная супруга».
Ю л и я (бросается к кофеварке). Ой, совсем забыла про кофе! (Снимает с огня кофейник.) Ну конечно, треснул!
М е л и т т а. Вам удивительно везет, Лала. Теперь нечего опасаться, что придется вместо ужина пить черный кофе. Его тоже нет. (Юлии.) Помочь вам, милая?
Ю л и я. Этому уже не поможешь.
М е л и т т а. В следующий раз, когда мы сюда придем, я принесу вам кофеварку из небьющегося стекла. Надеюсь, вы нас еще пригласите? Мы чувствуем себя у вас превосходно. (Садится на пол.) Угостите меня, пожалуйста, стаканчиком вина.
Виктор протягивает ей пустой стакан и садится рядом, скрестив ноги по-турецки. Остальные садятся на скамейки у стены.
В вас чувствуется истинный поэт… Мне страсть как хочется хоть раз в жизни послушать свободные стихи. Прочтите, пожалуйста, что-нибудь.
В и к т о р (в замешательстве). Я? Свободные стихи?
М е л и т т а. Ничего, если они чуть фривольны. Я вам разрешаю. Или вот что — прочтите мне ваши стишки на ухо.
С у д ь я. Мелитта, дорогая, вы спутали свободные стихи со свободной любовью.
М е л и т т а. Дорогой мой, позвольте нам сначала согрешить, а потом уж осуждайте, как это бывает в жизни.
С у д ь я. Я осуждаю ваше поведение, Мелитта.
М е л и т т а. Слышите? Значит, есть еще судьи в Венгрии. Господин председатель призвал к порядку свою супругу и вот-вот прикажет очистить зал заседаний от публики. (Встает, с умилением.) Обожаю Лалу, когда он председательствует на суде. Лала, дорогой, скажи еще раз: «Я осуждаю»…
С у д ь я. Я уже осудил ваше поведение, сударыня!
М е л и т т а. Вот-вот, слышите? О, если б вам довелось хоть раз оказаться перед ним, ну, скажем, на скамье подсудимых. Вы получили бы огромное удовольствие. Он олицетворение правосудия, беспристрастности, справедливости. О, Лала, какое блаженство слушать вас в зале суда…
Модных магазинов кутерьма
Не мила мне, а мила тюрьма.
Суд — моя любимая обитель —
Следствие и прения сторон
Душу мне тревожат испокон,
Ведь судья — мой муж и повелитель.