А чай-эрзац один, один недаром!
Б а л и н т (зажимает уши). Хватит! Замолчи!
К а р о й. А я готов подхватить:
Кончится война — такого
Больше не найдешь!
Пей, а то исчезнет скоро,
Пей, пока хорош!
Гей, гей, гей!..
В и к т о р. Да замолчи ты!
Тягостное молчание.
Пойду укладываться. Я уезжаю отсюда.
К а р о й. Неужели нельзя их продать? Мне бы полусотенную, больше не надо… Такие скверные стихи, и вдруг не продаются. Это самые скверные стихи на свете, почему же их никто не покупает?
Звонок.
Все переглядываются.
В и к т о р. А вдруг это пришел бескорыстный унтер, чтоб оказать помощь в кредит… Разве чудеса бывают только тогда, когда мы жертвуем деньги святому Антонию?
Ю л и я (подходит к двери). Мне страшно…
Б а л и н т. Кто это может быть?
Снова настойчивый звонок.
Ю л и я. Я посмотрела в глазок и увидела чьи-то глаза. Я где-то их видела, но где?
Б а л и н т (равнодушно). Они тебе не понравились? Ну и пошли его к черту. (Укладывает вещи в сундучок.)
Снова звонок.
Впусти его!
Ю л и я выходит.
Т е ж е и Х е н к е р.
Входит Х е н к е р, за ним — Ю л и я. На нем забрызганный грязью плащ.
Х е н к е р. Мы, кажется, уже знакомы. Капитан Хенкер.
В и к т о р (резко). Значит, это вас преследуют?
Х е н к е р. Да. Я не знаю, что там сочинили обо мне в газетах борзописцы. Ситуация сложилась весьма пикантная. Женщина визжала, со муж стал куражиться, задел мою офицерскую честь. Я его тут же на месте и прикончил… Насколько мне помнится, тут ванная. (Входит в ванную, оставляя дверь открытой.)
Б а л и н т. Еще один пикантный случай.
Х е н к е р (в дверях ванной). Что это тут за вшивое тряпье? (Выкидывает куртку Шандора.) Я хочу догнать свою воинскую часть. Там такие истории раздувать не станут. (Прикрывает дверь.)
Ю л и я. Что ему тут надо?
Б а л и н т. Бог отдал его в наши руки. И поскольку мы хорошо знаем, что делают убийцы с нами, попадись мы им в лапы, мы должны решить, как нам поступить с этим палачом: пристукнуть его, выдать полиции или отпустить на все четыре стороны.
В и к т о р. Пока этот мерзавец принимает ванну, у вас есть достаточно времени для дискуссии о гуманизме. А я пошел. (Уходит.)
Т е ж е, без Виктора.
Б а л и н т. Виктор по-своему уже высказался в этой дискуссии. А вы что скажете?
Музыка.
Ш а н д о р.
Убивающий меня — все же человек!
К а р о й.
Кто оружье взял, людскую суть свою отверг.
Ш а н д о р.
Лютой злобою захвачен, сможешь победить,
Но тогда ты перестанешь человеком быть.
К а р о й.
Старина, играй надеждой, сердце свое тешь,
Только все же помни лозунг: бей, коли и режь!
Б а л и н т и К а р о й.
Бросьте чистые слова!
Красоте какой ни следуй,
Остается напоследок:
Бей, коли и режь — раз-два!
Ш а н д о р.
И под дулом пистолета все-таки смогу,
Что такое человечность, объяснить врагу.
К а р о й.
Философия напрасна. Кто тебя поймет,
Если в споры аргументом входит пулемет?!
Б а л и н т и К а р о й.
Бросьте чистые слова!
Красоте какой ни следуй,
Остается напоследок:
Бей, коли и режь — раз-два!
Г о л о с Х е н к е р а (из-за двери ванной). Дайте мне чистую рубашку!
Молчание.
Х е н к е р (выходя из ванной). Ну, что же вы?.. Ах, пардон! Я забыл, что здесь дама. (Берет из сундучка одну из рубашек Балинта, разглядывает.) В такое время не приходится быть слишком разборчивым. (Возвращаясь в ванную.) Продолжайте, господа, я люблю веселую музыку. (Уходит.)
К а р о й (язвительно). Смелее, друзья, наступила решительная минута! Или, может быть, зачитаем ему манифест Томаса Манна? Ты уже уступил ему почти последнюю свою рубашку.
Ш а н д о р (страстно).
Нет,
Нет!
И чего стою я,
Если в пламени лет
Человечность моя
Не идет мне вослед?!
Нет,
Нет!
Силы нет у любви,
Если, выйдя на свет,
Аргументы мои
Победить не могли
Его пистолет!
Б а л и н т.
Так,
Так,
Ты рехнулся, чудак!
Не тебе превозмочь
Этот дикий кабак,
Вавилонскую ночь!
Х е н к е р выходит из ванной, на нем темный костюм Виктора. Он демонстративно запихивает в карман револьвер.
Б а л и н т и К а р о й.
Что там Цицерон с Руссо?!
Красоте какой ни следуй,
Остается напоследок:
Бей, коли, гвозди, и все!
Х е н к е р (Юлии). Прошлый раз я имел возможность нанести вам лишь короткий визит вежливости. На сей раз я решил воспользоваться вашим гостеприимством на более длительный срок. Я намерен остаться здесь до тех пор, пока полиция не перестанет меня разыскивать. Я не придаю этому серьезного значения. Полицейские лишь делают вид, будто гонятся за мной… Все это из-за репортеров, поднявших шумиху вокруг инцидента. Вы мне разрешите задержаться? Благодарю. Я проведу у вас несколько приятных дней.
Ю л и я. Пожалуй, по этому адресу вы найдете для себя куда более надежное убежище. Вот, возьмите. (Передает ему записку.)
Х е н к е р. А, так это Мелитта, моя дорогая… Это она прислала, не правда ли? Представляю, как она тревожилась. К вам, сударыня, я загляну в следующий раз. (Надевает пальто Кароя. Благодушно.) Военный трофей! При случае пришлю вам его обратно… А ну-ка спойте мне на прощанье песенку! (Уходит.)
Т е ж е, без Хенкера.
Балинт порывается броситься за Хенкером.
Ю л и я. Берегись! Он вооружен.
Б а л и н т. Ха-ха! Вооружен! Ну и что же?
Что там Цицерон с Руссо?!
Красоте какой ни следуй,
Остается напоследок,
Бей, коли, гвозди, и все!
Ш а н д о р.
Вот,
Вот
Видишь, что за урод,
Зол и дик,
Славит штык,
Нас пускает в расход.
Б а л и н т.
Так,
Так,
Ты умнеешь, чудак,
Разглядел, что и как,
Но, попавши под танк,
Пропадешь и так и сяк.
Т е ж е и Х е н к е р.
Х е н к е р (вбегает, запыхавшись). Полиция! Там, на углу, под газовым фонарем, стоит полицейский.
Б а л и н т (вызывающе). Не теряйте голову, герр капитан! Постарайтесь сохранить хотя бы видимость военной доблести. Действуйте смелее, по-гусарски!
Х е н к е р (вынимает револьвер). Попытаюсь выбраться через сад.
Б а л и н т. Может, прикажете подать вам веревочную лестницу? До чего мне нравятся трусливые романтики!
Х е н к е р. За подобные выпады стоило бы пристрелить вас тут же на месте…
Ю л и я (торопливо). Здесь под окном вход в подвал. По крыше вы легко спуститесь вниз.
Х е н к е р. Одному? В кромешной темноте? Раз вы так хорошо знаете, как пройти…
Б а л и н т. Я тоже знаю. Идите за мной. (Открывает окно, в комнату врывается ветер со снегом. Влезает на подоконник.)
Х е н к е р. А вы пойте, пусть полицейские послушают. (Вылезает вслед за Балинтом.)
Ш а н д о р, К а р о й, Ю л и я.
К а р о й.
Философия напрасна. Кто тебя поймет,
Если в споры аргументом входит пулемет?!
Ю л и я (закутавшись в халатик, подбегает к окну, пристально всматривается в темноту). Та-та, та-та, та-та…
Ш а н д о р.
Брось пулеметы и автоматы,
Не нужны баррикады тебе.
Критика чистого разума Канта —
Вот оружье в твоей борьбе!
К а р о й.
Старая песня! Нам брошен вызов.
Логике с пулями не совладать.
Критика чистого разума — бисер.
Стоит ли свиньям ее метать?!
Ш а н д о р.
Варвар, сын сумасшедшего века,
Я твоей логики не признаю!
Поднял я, чтоб защитить человека,
Логику гуманизма мою!
К а р о й.
Речь идет о собственной шкуре.
Если хочешь победу ковать,
То не оружие критикуя,
Надо оружием критиковать!
Ю л и я (у окна). Где же он так долго задержался? Где же ты, мой дорогой?
Т е ж е и Б а л и н т.
Б а л и н т появляется в окне, садится на подоконник. На лбу у него небольшое красное пятнышко.
Б а л и н т (негромко декламирует).
Бросьте чистые слова!