В и к т о р. Что вы здесь делаете?
К р и т и к. Собираю биографические данные о безвременно погибших писателях. Сборник выйдет в роскошном библиофильском издании, в черном кожаном переплете, на тончайшей бумаге. Под моей редакцией. Может, вы тоже подпишетесь?
В и к т о р. Вы знали их?
К р и т и к. Я автор первой обстоятельной рецензии о творчестве Балинта. (Самодовольно улыбается.) Прайда, я тогда его сурово раскритиковал.
В и к т о р. Ах, это были вы! Как же, помню. (Презрительно смерив взглядом критика с головы до ног, кивает головой. Негромко насвистывает мотив песенки «В сафьяновом ты выйдешь переплете…». Затем, осмотревшись, с внезапной горечью, даже с отчаянием.) Быть того не может, что его уже нет в живых. Знаете ли вы, как ждали его возвращения!
К р и т и к. Что, кстати, стало с ней? С его женой?
В и к т о р. Я был тут. Стояла зима. Фронт проходил совсем близко, за две улицы отсюда… (Поднимает воротник куртки и останавливается на пороге, словно только что вошел.)
Критик остается в глубине сцены и внимательно наблюдает за тем, что происходило несколько месяцев назад и что теперь воскрешает Виктор.
(Тихо.) Добрый вечер!.. Алло! Юлия! Вы дома? (Чиркает спичкой и, прикрывая ее пламя ладонью, осматривается по сторонам, затем пробирается вперед ощупью, словно бредет в потемках.) Что это? Здесь кто-то свистит… (Как бы обнаружив на электрической плитке чайник.) Гляди-ка! В чайнике кипит вода! Кто-то, верно, собирался пить чай. (Делает вид, будто выключает плитку.) Какое обнадеживающее зрелище — обнаружить вдруг на необитаемом острове кипящий чайник. С превеликим удовольствием выпил бы чашку чая. Но будет вежливее дождаться хозяйку… Гостю не подобает самому наливать себе чай, пусть ждет, пока угостят. Я вычитал это в «Книге о правилах хорошего тона». Но ни в одном кодексе не сказано, какой этикет надо соблюдать, поедая падаль. Неужели и для потребления конины надо ждать появления хозяйки?
Музыка.
О, этикет, о, этикет,
Чему нас учит этикет?
Что рыбу не едят ножом?
Мы это знаем с детских лет!
Но почему не рассказал,
Ох, этикет, ох, этикет,
Чем элегантней на тот свет
Отправить — газом ли, штыком?
Эх, этикет, эх, этикет,
От мертвецов тебе привет!
О, этикет, о, этикет,
Чему нас учит этикет?
Как ручки дамам целовать?
Мы это помним с юных лет.
Но почему не рассказал,
Ох, этикет, ох, этикет,
Как хоронить детей и мать,
Когда на бедных рухнет дом?
Эх, этикет, эх, этикет,
От мертвецов тебе привет!
О, этикет, о, этикет,
Чему нас учит этикет?
Ты учишь нас, когда пиджак
Надеть, когда напялить фрак,
Но ты, пожалуйста, скажи,
Ох, этикет, ох, этикет,
Когда одолевают вши,
Чесаться надо или нет?
Эх, этикет, эх, этикет,
От мертвецов тебе привет!
О, этикет, о, этикет,
Чему нас учит этикет?
Какую обувь и когда
Носить нам надо, господа,
Но не сказал нам — вот беда! —
Ох, этикет, ох, этикет,
Что надо на ноги надеть,
Когда ступней обеих нет.
Эх, этикет, эх, этикет,
От мертвецов тебе привет!
Вот видите, сколько проблем создает человеку война.
Шум за сценой.
К р и т и к. И тогда пришла Юлия?
В и к т о р. Нет, не Юлия.
В и к т о р, М е л и т т а.
Входит М е л и т т а в пальто.
М е л и т т а. Добрый день. Целую вечность вас не видела.
В и к т о р. Вы меня узнаете?
М е л и т т а. О, конечно! Поскольку нынче усы только у тех, кто их прежде не носил, а те, у кого они были, избавились от них. Мне нетрудно было догадаться, кто вы… Где Юлия?
В и к т о р. Я жду ее. А как поживает господин судья?
Музыка.
М е л и т т а. О, Лала? Лучше не спрашивайте. Он укладывается. А я вот хожу по городу и прощаюсь с друзьями. И что за странность: люди, которых я любила, остаются здесь, а те, кого терпеть не могла, уезжают с нами.
Прощай, дорогой Будапешт мой,
Прощай, моя светлая ночь!
Все тонет уже в тьме кромешной.
Отсюда уеду я прочь!
О роскошь, былая химера,
Куда ты ушла? Отзовись!
Прощайте, мои кавалеры,
Прощай, моя сладкая жизнь!
Ведь все промелькнуло так быстро.
Не верю, что юность была!
Однажды на бале юристов
Мы встретились с ним — о-ла-ла!
И как дерзновенно и просто,
Как бешено сразу сошлись!
Прощайте, мои сумасбродства,
Прощай, моя сладкая жизнь!
Где роскошь прекрасных отелей?
Изящный интим номеров?
Где скрипки цыганской веселье?
Разгулье ночных кабаков?
Где загородная поутру
Прогулка? Хотя бы приснись!
О, как ты мила и беспутна
Была, наша сладкая жизнь!
А где королевское дерби?
Журфиксы, балы, вечера!
И лето в поместье, в деревне?
Где жизнь, что была как игра?
О, сколько имели мы! Сколько!..
Оплачен был каждый каприз…
Хоть это и больно и горько,
Прощай, моя сладкая жизнь!
Передайте Юлии мой привет. Ее я тоже любила. И она, понятно, тоже остается здесь… Нет, пожалуй, не говорите ей ничего. Не выношу слезливых прощаний-расставаний. А для чего же я сама хожу, прощаюсь со всеми? (Пожимает плечами, идет к выходу.) А вот и бухарский ковер. Мы тут сидели. Здесь висела маленькая картина Пикассо, а вот тут — нет, не подсказывайте — пейзаж Чонтвари. (С порога.) Представьте себе, друг мой, до чего ужасно будет для меня состариться в компании с мадам Залавари, скажем, где-нибудь в Австралии! (Уходит.)
В и к т о р, затем Ю л и я.
В и к т о р (вслед Мелитте). Алло!.. Ушла, значит! Как-то забыл спросить ее, какова судьба солдатских сирот, отцы которых погибли на войне? Надеюсь, их не запакуют и не увезут вместе с вещами. Предпочитаю, чтобы благотворительность имела свои пределы. (Закуривает.)
Слышится какой-то шум.
А вот и Юлия. Все-таки стоило соблюсти этикет.
Г о л о с Ю л и и (за сценой). Ау! Ау!..
Входит Ю л и я в плаще, с маленьким чемоданчиком.
Ю л и я. Дорогой мой!
В и к т о р. К сожалению, это не он, а всего лишь я.
Ю л и я (застыв в дверях). А я была так уверена, всем сердцем чувствовала, что сегодня он непременно вернется. Я бежала по лестнице, думая, а вдруг он уже здесь. В передней я почувствовала запах табачного дыма. И вот… (Садится.) Зачем вы меня обманули? (Пауза. С раздражением.) Вы хоть бы свет зажгли!
В и к т о р. Вы все еще надеетесь?
Ю л и я. Да, надеюсь! Я уверена — он вернется. Октябрь всегда был для него счастливым месяцем.
В и к т о р. Вы продрогли… Вся дрожите. (Плотно закрывает окна, заклеенные черной бумагой.)
Ю л и я. Надежда вдруг покинула меня. Вот почему я зябну.
В и к т о р. Вода в чайнике закипела, я выключил плитку.
Ю л и я. Спасибо. (Встает.) Я оставила чайник на плитке только потому, что думала, а вдруг он придет! (Зажигает свет.) Он наверняка вернется. (Улыбается.) Вот видите, мне уже совсем не холодно. Хотите чашечку чая?
В и к т о р. Спасибо.
Ю л и я (рассеянно). Что это вы усы отрастили? Думаете, они вас украшают? Кому вы хотите понравиться?
В и к т о р. Жандармам на улице.
Ю л и я. Я вас так давно не видела. Вы — неверный друг, совсем позабыли меня.
В и к т о р. Но ведь я же говорил, что приду, если только понадоблюсь вам.
Ю л и я (протягивает ему чашку чая). А разве сейчас вы мне нужны?
В и к т о р. Да. Я пришел, чтоб увести вас отсюда.
Ю л и я. Куда?
В и к т о р. В более надежное место.
Ю л и я. Я никуда отсюда не уйду.
В и к т о р. Это необходимо. Вас будут здесь разыскивать. Поймите же — вы в опасности.
Ю л и я. Чего доброго, прольете свой чай. И на том спасибо, что предупредили. Придется мне тоже отрастить усы. Тогда уж меня никто не узнает.
В и к т о р. Вам грозит смертельная опасность.
Ю л и я. Смертельная опасность? Как это понять?
В и к т о р. Я принес вам книгу, полистайте ее.
Ю л и я. Что это?
В и к т о р. Список политически неблагонадежных лиц, составленный органами внутренних дел. В алфавитном порядке, как в телефонной книге. Вы найдете в нем и свое имя.
Ю л и я. Какая скрупулезная точность! С каким знанием дела составляют черные списки…
В и к т о р. Можете поискать в нем и мое имя.
Ю л и я. Ваше?
В и к т о р. Иначе говоря, человека, по чьим документам я нелегально вернулся на родину. Не думал, что он такой порядочный человек. Даже в черный список занесен. Вот, прочтите и сразу станете относиться ко мне с большим уважением.
Ю л и я. Да перестаньте вы! Чем-чем, а уж политикой-то вы никогда не занимались.
В и к т о р. Но теперь я просто обязан заниматься ею. Не могу же я опозорить присвоенное мною чужое имя! Сожалею, что до сих пор не старался стать героем. Уж если меня повесят, так пусть за собственные поступки. Разве не так? В этом есть что-то вдохновляющее. Но погибать под чужим именем глупо. Пойдемте со мной.
Ю л и я (отрицательно качает головой). Если Балинт вернется и не найдет меня здесь, он придет в отчаяние.
Стук в дверь.
Я знала! Это он!
Те же и т р и в о л х в а.
Входят т р и в о л х в а — демобилизованные ополченцы, веселые и печальные, цепляющиеся за свое благодушие, как за спасательный круг, и, кто знает, может, оно и в самом деле помогло им остаться в живых. Говорят то речитативом, то прозой.