В о л х в ы.
Добрый день и добрый вечер!
Доброго вам всем досуга!
Мы три ваших лучших друга,
Три волхва, и каждый стар,
Валтасар, Мельхиор, Гаспар!
Г а с п а р.
Здесь живет поэт?
М е л ь х и о р.
Вернее,
Здесь поэт когда-то жил?
В а л т а с а р.
Что певцом родного края
Называться заслужил?
Ю л и я. Что с ним? Откуда вы пришли? Что он просил мне передать?
В а л т а с а р.
Мы из тех краев, откуда
Возвращенье, словно чудо.
В и к т о р. Кто вы?
Г а с п а р.
Три волхва, три старых друга.
М е л ь х и о р.
Держимся мы друг за друга.
Г а с п а р.
Будь то снег, иль град, иль дождь.
М е л ь х и о р.
Будь то грязь по пояс…
Г а с п а р и М е л ь х и о р.
Что ж,
Затянувши пояс туго,
Держимся мы друг за друга,
Три волхва, и каждый стар.
В а л т а с а р.
Валтасар, Мельхиор, Гаспар.
В с е в м е с т е.
Мы смеялись над сержантом,
Перед нашим лейтенантом
Танцевали на снегу.
Забавляя генералов,
Поедали тараканов,
Шли из ада
В ад кромешный
И попали в Будапешт мы.
Привела нас темнота.
Остальные навсегда
Под сугробами остались.
Тот, кто не шутил, загнулся,
Те, кто не плясал, тем «aus».
И капут тому болвану,
Кто не лопал таракана,
Дорогого таракана!
В и к т о р. Ишь как разошлись! Кого вам надо?
Г а с п а р. Супругу поэта.
М е л ь х и о р. Точнее, его вдову.
В а л т а с а р. Ту, которую мы чтим музой поэта, увенчанного лаврами, — певца нашей многострадальной родины.
Пауза.
Ю л и я. Что с ним? С моим мужем?
Г а с п а р. Словом… скапутился он, значит.
М е л ь х и о р. Капут!..
В а л т а с а р. Аус… или, как бы это сказать?..
Ю л и я. Это неправда!
В а л т а с а р. Мы сами видели, как он повалился на снег.
Ю л и я. Вот и неправда! Он встал и пошел дальше.
В а л т а с а р. Увы! Этого мы не видели.
М е л ь х и о р. Будь правда на вашей стороне, мы были бы рады.
Г а с п а р. Такого не бывает, чтобы павший встал из снега.
Ю л и я. Вы его не знали. Вы только видели его. Да и то не его, а кого-то другого, какого-нибудь беднягу, который, возможно, споткнулся и упал на снег. Вы пришли не по адресу.
Г а с п а р. Как это так — мы его не знали?
В а л т а с а р. Стихотворца?
М е л ь х и о р. Увенчанного лаврами поэта?
В а л т а с а р. Кто же, как не мы, зачитывались его стихами?
Г а с п а р. Именно нам он доверил свои последние строки.
М е л ь х и о р. Свой завет.
Г а с п а р. Мы запомнили его наизусть.
М е л ь х и о р. Наша память не подвластна цензуре.
В а л т а с а р. Наши черепные коробки крепки.
Г а с п а р. Ни один шпик не просунет туда носа.
М е л ь х и о р. Вы понимаете нас, сударыня?
Г а с п а р. Мы принесли вам последние стихи вашего мужа. Всего три строфы… (Мельхиору.) Начинай!
М е л ь х и о р. Ты начнешь!
Г а с п а р. О да, разумеется… Он… как бишь его. Вот только первое слово не могу вспомнить. Подскажи-ка!
В а л т а с а р. Я умею лишь продолжать… Начинаешь всегда ты.
М е л ь х и о р. Тогда продолжай…
В а л т а с а р. Я продолжаю, если кто-то уже начал.
Г а с п а р. Беда в том, видите ли, что в дороге меня сильно контузило в голову при взрыве гранаты. И вот теперь я иногда за-за-заикаюсь.
М е л ь х и о р и В а л т а с а р (успокаивают его). Ничего, не тужи… Все обойдется!.. Забудь…
Г а с п а р. Но-но-но ведь…
Ю л и я. Что он велел мне передать?
М е л ь х и о р. Сейчас пройдет приступ и он заговорит.
Г а с п а р. Приступ! Атака! Так-так-так-так-так… Трах-тарарах! Бум!
В а л т а с а р. Знакомый ритм. Вот он! Тата-тити-та-ти-ти-та-та…
М е л ь х и о р. Та-та! Так! Так! «Вижу», я помню, это слово было. Та-ти-ти! Вижу!
Г а с п а р. Бах! Ти-и-и! Та-та-ти-ти-ти-та-та! Бах!
Ю л и я (затыкает уши). Боже мой!
В о л х в ы. Бах! Трах-тарарах!
В и к т о р. Попытайтесь все-таки припомнить… Его слова!
Г а с п а р. У нас память отшибло.
М е л ь х и о р. А ведь в пути мы все время повторяли про себя…
Г а с п а р. Мы теперь никак не можем вспомнить ни строчки! Увы!
М е л ь х и о р. Да где вам понять, что нам пришлось пережить!
Г а с п а р. Вот они здесь, у меня в голове! Слова так и просятся на язык. А начать не могу! Поэт наказал мне: «Коль скоро я умру, Гаспар, разыщи Юлику и прочти ей мои последние стихи!» Почему же я не могу их вспомнить? Почему?
М е л ь х и о р. Потому что тебя сильно контузило взрывной волной.
В а л т а с а р. Будьте покойны, сударыня, когда-нибудь мы их вспомним.
М е л ь х и о р. И тогда уж скажем вам без запинки, слово в слово!
Г а с п а р. Я еще вернусь к вам.
В и к т о р (спокойно). Хорошо. А теперь идите-ка к себе домой.
Волхвы идут к выходу, то и дело останавливаясь и скандируя ритм забытых стихов. У порога они смотрят на небо.
М е л ь х и о р. Вот только что было на языке.
Г а с п а р. А у меня в голове.
В а л т а с а р. А у меня в сердце…
В с е в м е с т е (кланяясь). Желаем вам доброй ночи! (Уходят.)
В и к т о р и Ю л и я.
Ю л и я (падает на стул). Они говорят — сами видели…
В и к т о р. Почти всем там один конец.
Ю л и я. Но эти же вернулись домой!
В и к т о р. Да, домой… В дом умалишенных. Отныне их приют там.
Ю л и я. Меня снова знобит.
Виктор укрывает ее шинелью.
А что будет, если они вернутся?
В и к т о р. Еще не самая большая беда, если вернутся эти.
Ю л и я (встает). Я ничего с собой не возьму. (Осматривается.) Чайник я все же поставлю на плитку. Если он не вернется, к утру загорится весь дом. (Оживленно.) Когда мы сюда перебрались, то дали обет никуда больше отсюда не уходить, поклялись жить только друг для друга и для человечества. Так сказал Балинт.
В и к т о р (тихо). Да.
Ю л и я (еще более оживленно). Мы задумали повесить вот сюда картины, мечтали приобрести много мягких ковров, к книжной полке поставить торшер. И еще мы хотели обзавестись электрической кофеваркой. Но у нас ни на что не было денег. Наша жизнь прошла среди голых стен. (Помолчав немного, запевает, изливая всю свою горечь.)
Подлый мир,
Презренный клоун, гнус!
Как глумился ты над красотою.
Притупил к любви и жизни вкус…
Только ты не справился со мною!
Бейся, сердце!
Вырвись из тюрьмы!
Разве не живет в нас жажда дела?
Разве ужасов не нагляделись мы?
Не достигла ненависть предела?
Рухни, подлый мир, сгори в огне!
Ты не выдержишь такого гнева!
Смерть над нами скачет на коне,
Падают на нас земля и небо.
(Плачет. Кончив петь, оглядывается и вдруг мягко и с некоторой гордостью.) Надо бы снова написать что-нибудь на стене. Пусть узнают, что мы жили здесь…
Снаружи слышен шум, топот ног.
В и к т о р (обняв Юлию за плечи). Идемте!
Т е ж е и Х е н к е р.
Входит Х е н к е р, на нем форма капитана СС, позади него с о л д а т.
Х е н к е р. Я вам не помешал? (Обернувшись, отдает приказ.) Двое остаются здесь, остальные — марш на чердак! (Юлии.) Простите за неожиданный визит. Ничего не поделаешь, служба! (Пришедшему с ним солдату.) Ты обойдешь тут все. В ванной, если память мне не изменяет, имеются потайные стенные шкафы. Обыщи всю квартиру!
С о л д а т уходит.
(Фривольно, с явным желанием развлечь даму.) Дезертиры с особым пристрастием прячутся за дамскими нижними юбками. Нередко мы пристреливаем их в ящиках для грязного белья. Им свойственны извращенные вкусы.
Ю л и я. Кого вы теперь разыскиваете?
Х е н к е р. Трех типов. Утром они околачивались возле Цепного моста{34}, а теперь их видели здесь, в этом районе. Проверить их документы так и не удалось… Кстати, что с вашим дражайшим супругом?
Ю л и я. Он на военной службе.
Х е н к е р. Браво! (Подходит к ней, ближе.) Неужели вы меня боитесь?
В и к т о р. Мы как раз собрались уходить.
Х е н к е р. Кто вы такой? (Жестом показывает, чтобы Виктор предъявил документы.)
В и к т о р (спокойно). Я эксперт-ювелир. Меняю серебро на золото, золото на брильянты, их легче упаковать или припрятать.
Х е н к е р (пристально смотрит на него). Вот это, пожалуй, меня может заинтересовать.
В и к т о р. Я рассчитываю на нашу сговорчивость и готовность пойти на сделку. Речь идет о солидной партии драгоценностей.
Х е н к е р. Приложу все старания.
В и к т о р (Юлии). Нам пора идти. (Пропускает вперед Юлию, делает движение, словно хочет пойти за ней, но возвращается, опускает воротник куртки и снова превращается в Виктора послевоенного времени. Подходит к критику и устало опускается на свой узел.)