С и л а ш и. Вы говорите: окна… Но действительно ли был через них выход…
К а т а. Да, и в этом-то весь ужас! Я переношусь в прошлое и заново переживаю свои решения.
С и л а ш и. Вы и сейчас решили бы точно так же.
К а т а. Да, как будто бы и нельзя иначе. Но, быть может, это всего лишь мираж. Потому что, возможно, не характер определяет наши решения, а решения — характер. Позже щель казалась мне все более узкой, заделка окон все быстрее… пока я не оказалась замурованной в этой тюрьме настолько, что почувствовала: у меня даже никогда и не было возможности выбора.
С и л а ш и. А если б вы в первом или последующих случаях выбрали другое, вы уверены, что…
К а т а. Даже в самом худшем случае я привыкла бы, что сегодня сплю в постели одного, завтра — другого…
Тишина.
С и л а ш и. Словом, мы промахнулись с нашей нравственностью.
К а т а. Да, моральная надстройка относительна. Нельзя жить моралью прошлой эпохи. Мы там, в Сегхате, на основе романов, склонности своего сердца и при поддержке учителя составили рецепт благородства.
С и л а ш и. И это анахронизм? Это повлекло за собой наказание? Я сегодня уже слышал подобное обвинение.
К а т а. От кого?
С и л а ш и. От вашего сына…
К а т а. Петер еще ребенок. Должно быть, он допустил какую-то бестактность.
С и л а ш и. Он налетел на меня так, словно надеялся, что у меня найдется какой-нибудь аргумент или что-то в этом роде, с помощью чего я смогу оправдать побуждения, которые он считает постыдными и осуждает. Он проводил меня до дома.
К а т а. Чтобы под предлогом этой прогулки улизнуть от меня и от занятий…
С и л а ш и. Он натура более глубокая, чем вы предполагаете. Он может страдать за других и вместо других. Это великое дело…
К а т а. Ну, и что вы ему ответили?
С и л а ш и. Я принял вызов. От имени всей морали прошлого.
К а т а. А именно?
С и л а ш и. Я сказал ему: вы выйдете из этого кризиса окрепшей.
К а т а. Я?
С и л а ш и. Да, потому что ваша жизнь была экспериментом, на основе которого он хотел сделать слишком поспешные выводы.
К а т а. Дядя Банди, так вы полагаете, что они слишком поспешные?
С и л а ш и. Да, я это вижу.
К а т а. Что вы видите?
С и л а ш и. Что нравственность — единственная сфера, где в расчет принимается лишь пыл и искренность усилий.
К а т а. И целесообразность!
С и л а ш и. И целесообразность. Но не успех.
К а т а. Как это понять?
С и л а ш и. А вот так, что усилие здесь проявляете вы: оно становится моральным капиталом, и неудача не может лишить его ценности.
К а т а. То есть дети мои могут развратиться, муж — отбросить меня как тряпку…
С и л а ш и. А ваше благородство лишь сбросит бремя, станет более свободным.
К а т а. Вы исходите из мужского опыта…
С и л а ш и. Нет, из женского… опыта сильных духом, благородных женщин.
К а т а. В таком случае я не хочу быть благородной женщиной! Ни шага дальше по тому пути, который привел меня сюда.
С и л а ш и. У вас есть другой путь?
К а т а. Да, путь малодушных женщин. Надеяться, что мой муж разочаруется и вернется ко мне. Или ходить к косметичке, привести себя в порядок, чтобы нравиться другим.
С и л а ш и. Своим тоном вы сразу же даете ответ, можете ли вы это сделать.
К а т а. А если не могу, то должна холодным здравым умом признать, что достойна случившегося…
С и л а ш и. Или?
К а т а. Или по заслугам возненавидеть — не мужа, а весь мир, галактику, в которой моя судьба сложилась именно так.
З а н а в е с.
Действие третье
Снова холл и снова воскресное утро, только чуть более позднее. Более позднее и время года — начало июля. Это заметно по проникающему через окно маленькой комнаты свету и пению птиц. В и ц а зашивает юбку, видно, что ей это внове. Рядом с ней, у стены, гладильная доска. П е т е р выходит из своей комнаты, в летней одежде, без пиджака. Останавливается около Вицы.
П е т е р. Обруч… У тебя в этой юбке ноги будут как ходули.
В и ц а. Ну вот, пожалуйста, теперь ноги. Что ты еще хочешь раскритиковать во мне?
П е т е р. Во всяком случае — прогресс.
В и ц а. Что?
П е т е р. Что сама зашиваешь.
В и ц а. В последнее время я не особенно люблю просить маму.
П е т е р. Ты воображаешь, что у тебя не хватит для этого душевных сил…
В и ц а. Ты с успехом заменяешь отца. С тех пор как ты сдал на аттестат, слишком уж задрал нос. (Становится перед зеркалом в зашитой юбке колоколом.)
П е т е р. Церковь в Варошмайоре{39}?
В и ц а. Площадь Москвы.
П е т е р. Твой крестоносец порвал с клерикализмом?
В и ц а. «А где ж прошлогодний снег?»
П е т е р. Прогресс… Ну, а новый?
В и ц а. Женатый…
П е т е р. О-о…
В и ц а. То есть почти.
П е т е р. Твой отец?
В и ц а. И твой. Он поведет меня на выставку.
П е т е р. Колоссально…
В и ц а. Я думаю, это вполне пристойно — проводить воскресенье с отцом.
П е т е р. Во всяком случае, гармонирует с твоей этикой. Правда, что он был с твоей школой на экскурсии?
В и ц а. Представь. И ухаживал за всеми учительницами. Если ты видел Фружи, как она вертелась вокруг него. Она его выдвинет председателем родительского комитета.
П е т е р. Он этого заслуживает в качестве образцового родителя.
В и ц а. Не суди дела родителей.
П е т е р. Особенно если выгода от подобной воздержанности налицо.
В и ц а. Отец во многом прав.
П е т е р. Словом, ты все-таки судишь, а он выкладывает перед тобой свои доводы… Но, Вица, если я узнаю…
В и ц а. Что?
П е т е р. Что на выставку вы… идете втроем…
В и ц а. Ну, этого не бойся. (Включает утюг.) А знаешь, кто в последнее время ходит по церквам? Я видела, когда шла с тенниса.
П е т е р. Кто?
В и ц а. Твоя красавица!
П е т е р. Анци!
В и ц а. С каким-то пожилым мужчиной. В ранние сумерки. Не то чтобы под ручку, а так… совсем рядом.
П е т е р. Врешь!
Г о л о с К а т ы (из большой комнаты). Дети, нам нужно кое о чем поговорить.
В и ц а. Мамочка, я глажу.
Входит К а т а в очках, в руках бумага.
К а т а. Я сделала небольшие расчеты наших расходов.
В и ц а. Не забудь про купальник, мамочка. Не могу же я ходить в прошлогоднем.
К а т а. Речь идет о более серьезном. Я не хочу, чтобы ваш отец тратился на нас.
В и ц а. Даже эти тысяча шестьсот?
К а т а. Он живет отдельно от нас. А мужчине, когда он один, за все приходится платить вдвойне.
В и ц а. Но не брать денег! Это безумие, мамочка.
К а т а. В конце концов, все мы взрослые люди. Петеру исполнилось восемнадцать. На него даже по закону не надо платить.
П е т е р. Ты совершенно права. Не бери у него ни филлера{40}!
В и ц а. Если вы так думаете…
П е т е р. Что-то ты быстро успокоилась.
В и ц а. Ну вот, теперь плохо, что успокоилась.
П е т е р. Я вижу все твои планы.
К а т а. Разумеется, я не могу запретить вам принимать от отца то, что он сочтет нужным…
В и ц а. Вот видишь!
К а т а. Но это не должно быть обязанностью.
В и ц а. Какая ты благородная, мамочка!
К а т а (отстраняя ее). Но для этого нам нужно немного уменьшить спои расходы… Я напишу несколько статей для «Физического обзора» и для «Жизни и науки».
П е т е р. Распространение знаний! Ты должна заниматься своей научной работой!
К а т а. Моя научная работа! Это в лучшем случае приносит четыреста-пятьсот форинтов. Остальное нам следует сэкономить самим.
П е т е р. Летом я пойду работать.
К а т а. Если ты попадешь в институт, то тогда летом сможешь поработать. Я думаю, нам надо сдать маленькую комнату.
П е т е р. Маленькую? Почему не большую? Все равно же пустая.
К а т а. Я не хочу, хотя бы из-за книг. Отцовские книги тоже пока здесь.
В и ц а. Не понимаю, мамочка. От тысячи шестисот ты отказываешься, а из-за каких-то несчастных трех сотен мы впустим в дом чужих людей. Которые вечно будут открывать дверь в ванную.
П е т е р. Запрешь, моя дорогая. А может, жильцом будет какой-нибудь красавец.
В и ц а (с презрением). В маленькой комнате? Ну, в общем, как хотите.
К а т а. И телефонный счет очень большой. Нужно записывать, кто с кем говорит, а если не поможет, повесим замок.
В и ц а. Но, мамочка, ведь это три-четыре звонка в день.
П е т е р. Пусть лучше они звонят…
К а т а. Самое трудное… тетя Клара.
П е т е р. И уборку? Ну уж этого я не позволю. Чтоб ты снова натирала полы…
К а т а. Но два раза по четыре часа — это двести форинтов в месяц.
В и ц а. Этого ты не сделаешь, она так привыкла к нам.
К а т а. Во второй квартире ее сейчас же примут — за восемь форинтов. И так уж это слишком льготная плата.
П е т е р. Она почувствует себя несчастной, если не сможет спорить со мной.
Звонок.
П е т е р открывает дверь. Входит К л а р а.
(Катит перед собой полотер.) А мы как раз только что о вас говорили… Уже и тетю Клару механизировали?
К л а р а. Так уж предусмотрено планом.
К а т а (неодобрительно). Это полотер товарища домоуправа? Я же говорила, что не люблю одолжений.
К л а р а. Это уже не его полотер… он продан дому.
П е т е р (пишет что-то). Чудеса в решете на улице Кёртэ.
К л а р а. За мизерную сумму… И жильцы могут им пользоваться за очень скромную плату — только возмещение расходов на его ремонт.
К а т а. Но я, к сожалению…
П е т е р (кладет перед матерью написанное). Так годится?
К а т а. Что это?
П е т е р. Объявление. Я повешу его у остановки.