{5}. Так, между прочим, через прислугу — у них ведь и служанка имеется. Вот я и раздумываю, как мне поступить. Поначалу решил я эти деньги вернуть ему при встрече и заявить, что за любовь да за ласку деньгами расплачиваться не принято… Но теперь уж не могу этого сделать, потому как деньги пришлось истратить… Нужда заставила… Нужда заставила…
У ч и т е л ь (тихо). Может, мне с ним поговорить?
М и к у ш (испуганно). Да нет, нет! Боже упаси! Беды потом не оберешься. Я не для того пришел, чтоб на него жаловаться. Я уж давно примирился с тем, что так оно и должно быть. Только вот старуху свою жалко, больно уж иной раз горюет бедняжка. Но все-таки Имре ни о чем не надо говорить. Я не жаловаться пришел, проходил просто мимо… а теперь вот пойду… (Встает.)
У ч и т е л ь. Куда вам торопиться, дядюшка Микуш, успеете.
М и к у ш. Вспомнил я господина учителя, потому что нынче ночью приснился мне, мир праху его, мой покойный кум, и я сказал бедняге: послушай, кум Иштван, твой сын славный малый, он стал теперь достойным человеком, и уж коли вы с кумой не успели увидеть, каким молодцом стал ваш сын, так мы, бедняки, теперь видим это… Вот как я говорил ему во сне.
Расстроенные, оба замолкают, но когда учитель порывается что-то сказать, уверенно, без стука входит Х о р в а т.
Те же и Х о р в а т.
Х о р в а т (зажиточный крестьянин, человек дородный, крепкий, с уверенной походкой. Одет по-крестьянски, но в его костюме есть детали и городской одежды). Здравствуйте! А что, Клари с парнишкой уже ушли? (Здоровается с учителем за руку, не удостаивая старика даже взглядом.)
У ч и т е л ь. Ушли, незадолго до вашего прихода.
Х о р в а т. Не беда. (Вынимает из кармана жилета часы на толстой серебряной цепочке, смотрит на них.) Малость задержался в клубе…
М и к у ш (тем временем отходит к двери). Храни вас бог, господин учитель.
У ч и т е л ь (подходит к нему, протягивает руку). Всего доброго, дядюшка Микуш. Будете в этих краях — заглядывайте.
М и к у ш (шепотом). Уж Имре-то, пожалуйста, ничего не говорите…
У ч и т е л ь. Нет-нет, не скажу.
М и к у ш уходит.
Т е ж е, без Микуша.
Х о р в а т (кивает в сторону ушедшего Микуша). Этот старик отец судебного исполнителя?
У ч и т е л ь. Да.
Х о р в а т. Некогда работал у нас поденщиком.
Оба чувствуют себя стесненно, неловко.
(Спохватившись, несколько смущенно старается перевести разговор.) Так вот, господин учитель… Я хочу сказать, любезный сын мой, после обеда к нам придет строитель. Будем говорить о проекте. Разумеется, и тебе надобно быть. Говорю об этом заранее, чтоб ты смог освободиться.
У ч и т е л ь. После обеда у меня никаких особых дел нет. В школу что-то не больно идут записываться…
Х о р в а т. Ну что ж, добро! Пока все. А после обеда мы с тобой еще потолкуем. Правда, у меня не так уж много времени, нужно на хутор съездить. Столько всяких забот да хлопот, просто беда! (Вытирает лицо и шею носовым платком.)
У ч и т е л ь. Что-нибудь случилось? Неприятность какая?
Х о р в а т. Неприятность? Этого добра всегда хватает. Вот, к примеру, жатва. Работа не спорится, если самому за уборкой не присматривать. Все время надо следить за жнецами, потому что поденщики только и знают что лодыря гонять. А зерно-то уже осыпается… Потом всегда что-нибудь неожиданное да происходит. Вот и нынче ночью не успел даже домой, на хутор, заехать, пришлось катить на коляске за доктором.
У ч и т е л ь. За доктором?
Х о р в а т. Да. Наш пастушонок, что пасет гусей, такой дурной щенок — распорол себе на стерне ногу да расковырял ранку… Ух… Вот и придется теперь туда наведаться, поглядеть, что стало с мальчишкой. Одно только горе со всеми этими бездельниками. Будто и без того неприятностей мало. Ну, мне пора, пойду. Будь здоров, сынок. Сервус! Ждем тебя к обеду. (Протягивает ему руку.)
У ч и т е л ь. Непременно приду.
Х о р в а т уходит.
У ч и т е л ь один.
Учитель садится за фисгармонию и импровизирует. Раздается стук в окно.
У ч и т е л ь (обернувшись). Это ты? Сервус, Имре! Так можно насмерть перепугать.
Г о л о с И м р е М и к у ш а. Видать, совесть у тебя не чиста.
У ч и т е л ь (смеется). Значит, чтоб испугаться судебного исполнителя, нужно иметь нечистую совесть? Ну, заходи.
Г о л о с И м р е М и к у ш а. Боюсь помешать твоему вдохновению.
У ч и т е л ь. Лицезреть судебного исполнителя для вдохновения — это просто необходимо.
У ч и т е л ь, И м р е М и к у ш.
Входит И м р е М и к у ш, молодой человек, примерно одного возраста с учителем. В его костюме есть некоторая щеголеватость. Под мышкой у него портфель. Обменявшись с учителем рукопожатием, осматривается.
И м р е М и к у ш. Ну, вещей здесь не так-то много, чтоб можно было описать их и наложить арест. Но, я слыхал, ты тоже решил позаботиться о завтрашнем дне. Что ж, старина, позволь тебя поздравить с помолвкой. (Пожимает учителю руку.)
У ч и т е л ь. Благодарю. Вам уже известно?
И м р е М и к у ш. Нам обо всем известно, старина. (Садится, закуривает, протягивает портсигар учителю.) Угощайся! Ах да, ты же не куришь. А отныне — тем паче? Кларика не выносит запах табака? Не робей, через несколько лет даже тот, кто никогда не курил, привыкает к табаку, чтоб только досаждать жене.
У ч и т е л ь. Тебе видней. Как-никак ты уже почти год женат…
И м р е М и к у ш (хохочет). Я тебя только запугиваю. Меня тоже этак стращали, ну и я так поступаю, А ведь ты, старина, счастливый малый. Кларика девушка хоть куда, привлекательная. Вот уж никогда бы не предположил, что ты сумеешь этак ловко ухватить свое счастье. Из нее выйдет замечательная жена. К тому же сто хольдов приданого тоже не валяются.
У ч и т е л ь. Я не ради приданого…
И м р е М и к у ш. Знаю, знаю. Любовь. Но даже при всем при том сто хольдов чего-нибудь да стоят. Секретарь нашей сельской управы Мишка охотно согласился бы заполучить их в приданое. Слыхал, ты к нему заходил… Ты, кажется, придумал спасительную идею и хочешь ее навязать ему? Печешься, так сказать, о благе народном… Ну что еще там за группа при школе? Смотри не подорви местный бюджет, а то придется мне побегать за денежками налогоплательщиков.
У ч и т е л ь (резко). Да, задумал, но это вовсе не спасительная идея всенародного блага, а вполне реальная помощь односельчанам. Я никому ничего не навязываю и никого не прошу приносить какие-либо жертвы, даже тех, у кого есть подобная возможность.
И м р е М и к у ш (тихо). Ну-ну, не буду, старина. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Беру свои слова обратно.
У ч и т е л ь. Значит, идешь на попятный. Хорошо, что ты высказался, мне давно хочется с тобой серьезно поговорить.
И м р е М и к у ш. Ну что ж… Изволь. Я к твоим услугам.
У ч и т е л ь. Послушай, Имре! Я не собираюсь быть духовным наставником или судьей. Каждый живет как хочет. Правда, нас с тобой кое-что связывает, и поэтому мы не вправе проходить мимо того, что касается тебя или меня. Мы с детских лет знаем друг друга. Вместе росли, мужали, в общем, судьба у нас складывалась одинаково, как, впрочем, у всех венгерских бедняков. Не многим из нас удается выбраться, подняться на более высокую ступеньку социального бытия, и потому нам не может быть безразлично, как живут и ведут себя люди, подобные нам с тобой. И если те, кто остался там, в нищете и бесправии, откуда мы с тобой вырвались, не могут нас спросить, так ли мы живем, то мы сами должны быть требовательны друг к другу. Не берусь судить, правильно ли живешь ты, но над тем, что я делаю, над тем, как живу и во что верую, я никому не позволю глумиться.
И м р е М и к у ш. Но послушай, старина, это же…
У ч и т е л ь. «Нам обо всем известно!» — заявил ты. Так вот, я тоже знаю, как зло говоришь ты по поводу всего, что я здесь делаю, — словом, о моей работе.
И м р е М и к у ш. Право же, старина, я вовсе не…
У ч и т е л ь. Всякий вправе иметь о ней свое суждение. Считать ее недостаточной, ни во что не ставить, осуждать, даже смеяться над ней, если угодно, — всякий, но только не ты. Я и сам знаю, как мало я еще сделал. Но разве кто-либо пытался здесь сделать больше? Ты ведь хорошо знаешь, какую глухую стену недоверия мне приходится пробивать. Это относится и к тем, кто живет в лачугах, и к тем, кто в барских хоромах. Мы с тобой здесь родились, и все нас прекрасно знают с детских лет, и все же, когда несколько лет тому назад я вернулся сюда, меня встретили настороженно, словно я был чужим. И как много времени и сил мне потребовалось, чтобы создать обстановку взаимного доверия. И если за все это время я ничего особенного не делал, разве что только старался помогать каждому, кто нуждался, — голодному давал кусок хлеба, плачущей утирал слезу, — то и это кое-что да значит. Не утверждаю, будто я делаю что-то великое или необыкновенное, но для меня это святое дело, в этом я вижу свое призвание. И если ты не хочешь помогать, не хочешь, чтоб эти будничные дела переросли в большие, значительные, то хоть не мешай мне, не ставь палки в колеса.
И м р е М и к у ш. Пишта, право же… я просто ума не приложу, отчего ты именно на меня так накинулся.
У ч и т е л ь (смягчившись). Я не накидывался, но пора объясниться начистоту.
И м р е М и к у ш. Ну что ж, ладно. Хоть я и не заслужил всего этого, но готов простить обиду, которую ты мне нанес. От другого я бы подобных оскорблений не потерпел. Ну, пока. У меня тоже найдется что тебе сказать, но не теперь. Мне недосуг этим заниматься.