Д о н - К и х о т. А потом?
С е р в а н т е с. Больше ничего. Ты умрешь.
Д о н - К и х о т. Я? (Выпрямляется, смотрит в глаза Сервантесу.)
С е р в а н т е с. Да. По авторскому замыслу.
Д о н - К и х о т. Ложный замысел. Я не умру.
С е р в а н т е с. Как ты смеешь?
Д о н - К и х о т. Нет и нет!
С е р в а н т е с. Берегись, я могу покончить с тобой одним росчерком пера! Ты моя собственность! Мой авторский вымысел.
Д о н - К и х о т. Плевать мне на вымыслы! Или у тебя мозг размягчился и ты забыл, что в один прекрасный день твое творение начало жить, вышло из каменного века и ты потерял над ним власть! Так и со мной случилось.
С е р в а н т е с. Замолчи! Я тебе запрещаю… Безумец!
Д о н - К и х о т (срывает со стены меч). Вон отсюда! (Размахивает мечом над головой Сервантеса.)
С е р в а н т е с. Караул! Спасите!
Вбегают Д у л ь с и н е я, Л у с и н д а, С а н ч о.
Дон-Кихот перестает размахивать мечом и хохочет.
С а н ч о. Какой вы прыткий, сеньор рыцарь! Опять стали прежним.
Д о н - К и х о т (высоко поднимая меч). Прежним безумцем?
С а н ч о. Которому нельзя отказать в мудрости…
Д о н - К и х о т. Правильно. (С глубоким поклоном, Дульсинее.) Сеньорита! Я знал, что наступит день, когда ты по доброй воле придешь ко мне, когда твои божественные ножки переступят мой порог. Разреши мне губами коснуться твоей одежды. (Целует подол ее платья.)
Д у л ь с и н е я (смущенно). Добрая душа! Я всегда чувствовала, что вы настоящий, а когда отрицала это, то сама была не настоящая. Я должна вам это сказать.
Пока Дульсинея говорит, Дон-Кихот снимает со стены шлем Мамбрина. Санчо молча собирает все рыцарские доспехи, помогает своему хозяину одеваться.
Д о н - К и х о т. Благослови меня, Дульсинея.
Д у л ь с и н е я. Значит, снова в путь?
Д о н - К и х о т. А разве может быть иначе? Я и теперь в пути. Благослови меня.
Д у л ь с и н е я. Наклонитесь чуть-чуть. (Берет двумя руками голову рыцаря, притягивает к себе и целует в лоб.) Буду молиться пречистой деве… (Всхлипывает.) Когда вы вернетесь, мой добрый сеньор?
Д о н - К и х о т. Через сто лет, через тысячу, не знаю. Но я всегда буду с тобой. (Идет к двери.) Прощайте! (Останавливается.) А корзина? (Возвращается, берет корзину.) Мы еще встретимся! (Уходит.)
С а н ч о П а н с а идет вслед за Дон-Кихотом, остальные стоят понурившись. Долгая пауза. Снаружи слышится звук фанфар, шум. Входит В и в а л ь д о в придворном костюме.
В и в а л ь д о (громко). Мир всем! От имени его светлости герцога приглашаю благородного рыцаря Печального Образа… (Смотрит вокруг.) Его нет? Нет нигде? Он изменил нам?
С е р в а н т е с. Нам он, может, и изменил, но самому себе остался верен. Он теперь стал самостоятельным.
З а н а в е с.
Эндре ФейешКЛАДБИЩЕ РЖАВЧИНЫ{70}Драма в двух частях
Перевод Т. Воронкиной.
П и с а т е л ь.
Я н о ш Х а б е т л е р - с т а р ш и й.
Я н о ш Х а б е т л е р - м л а д ш и й.
М а р и я П е к.
Г и з и к е.
Э с т е р.
Х а й н а л к а.
И ш т в а н Х и р е ш.
М и к л о ш С у х а.
Д ё р д ь З е н т а и.
З е н т а и - с т а р ш и й.
Э р в и н.
Ш а н д о р Ш е р е ш.
Ж е н а Ш е р е ш а.
Д я д ю ш к а Р е й х.
К а т о Р е й х.
Ю л и Ч е л е.
С ё р м.
К а п и т а н В и л ь м о ш М а т ь я ш.
А д в о к а т К о л и ш.
И ш т в а н К а л а у з.
Э н д р е К ю в е ч е ш.
А н н а К ю в е ч е ш.
Б е л а Ш а п а д т.
Б е л а С ю ч.
Ш т а д и н г е р — резчик по камню.
П и р о ш к а Ц и р а.
К а б а т ч и к.
М а с т е р.
Р ы ж и й Г р а ф.
В р а ч, п о л к о в н и к полиции, п р а п о р щ и к, ц ы г а н к а, с е с т р а м и л о с е р д и я О р ш о й я — монахиня, к е л ь н е р, ф о т о г р а ф, р а б о ч и е, с о л д а т ы, п о л и ц е й с к и й, п о с е т и т е л и кухни для бедняков, п о с е т и т е л и кабачка «Арфистка», с а н и т а р ы, д в о р н и к, А г а т а, т р у б а ч, м у з ы к а н т ы, д а м а, п а с т о р, ж е н щ и н а.
Часть первая
Свалка железного лома — обнесенный каменной стеной двор позади складского помещения. Когда поднимается занавес, на сцене тишина. П и с а т е л ь стоит в одиночестве и наблюдает. В следующую минуту входят р а б о ч и е, все еще оглядываясь на кого-то за сценой.
М а с т е р. Он убил человека, черт его подери! (Достает сигарету.)
П и с а т е л ь (дает огонька мастеру). Убитый тоже работал здесь?
М а с т е р. Нет, в первый раз объявился. Он привез сырье.
Р ы ж и й Г р а ф. Ну, теперь Яни достанется по первое число.
П и с а т е л ь. Если докажут, что он убил умышленно, долго не видать его желтым глазам вольной жизни.
Р ы ж и й Г р а ф (удивленно). Желтым? С чего вы взяли? У него голубые глаза… не то зеленые… Когда ему стружка попадала в глаз, всегда я вытаскивал. Насмотрелся вдоволь.
М а с т е р (пожимает плечами). С юридической точки зрения это не важно. Прокурору все равно, какие глаза у убийцы, голубые, как незабудки, темные, как ночь, или зеленые, точно море. И мертвому тоже безразлично.
Р ы ж и й Г р а ф. Яни не убийца. Бывает, накричит, обидит человека, а потом самому же и совестно. Да ты ведь это знаешь.
М а с т е р (кивает в знак согласия). Знаю. Этот тип покончил с собой. Сам разбил себе башку… Расскажи эту сказочку в милиции, а то они, не дай бог, подумают, что дело нечисто.
Р ы ж и й Г р а ф. Не знаю, как это вышло. Пусть лучше сам обо всем расскажет.
Р ы ж и й Г р а ф снова возвращается к прерванной работе. М а с т е р уходит вместе с ним.
П и с а т е л ь (оставшись один, тихо). Яни отказался говорить. Он упорно отмалчивался. (Небольшая пауза.) Но мне хотелось раскрыть его тайну. Я просмотрел все материалы следствия. Убит был его зять. Тогда я принялся изучать жизнь семьи Хабетлер. Беседовал со многими людьми, в моем блокноте росло число исписанных строк, новых имен. И под конец я побывал у него самого в тюрьме на улице Марко{71}.
Тюрьма на улице Марко. Я н и Х а б е т л е р - м л а д ш и й недоверчиво и выжидающе смотрит на П и с а т е л я: он видит его впервые в жизни. В глубине сцены тюремная решетка.
Я н и. Это вы хотели видеть меня?
П и с а т е л ь. А вы ждали кого-то другого?
Я н и. Чего вам от меня надо?
П и с а т е л ь. Я хочу знать, что произошло на свалке.
Я н и. Я убил человека, только и всего. Протокол я подписал, в остальном мое дело — сторона.
П и с а т е л ь. Вы затеяли опасную игру, это может стоить вам не одного года тюрьмы. Будьте благоразумны. Дома вас ждет семья.
Я н и. Вы адвокат?
П и с а т е л ь. Нет… Но я хочу помочь вам.
Я н и. Какое вам дело до меня?
П и с а т е л ь (заглядывает в блокнот, тихо). Собственно говоря, никакого… Я тоже был на заводе, когда произошла вся эта история.
Я н и. И столько уже накатали об этом?
П и с а т е л ь. Об этом — ни слова. И случай на заводе — единственное, чего я еще не знаю.
Я н и. Единственное?
П и с а т е л ь (кивает). Все остальное я знаю. Мне известна вся ваша жизнь.
Я н и (медленно). Стало быть, вы писака?
Писатель стоит неподвижно, молчит.
(Кричит.) Да распишите хоть на весь свет! Что вы можете знать? Ровным счетом ничего!
П и с а т е л ь (тихо). Не кричите, я не из пугливых. Я знаю вашу семью и всю ее жизнь. Я хочу знать правду: что произошло на свалке?
Яни молчит, Писатель ждет, перелистывая свои записи.
Я н и. Ну, а если я расскажу?
П и с а т е л ь. Тогда я сожгу свои записи и все забуду.
Я н и. А если не скажу?
П и с а т е л ь (смотрит ему в глаза). Тогда напишу все, что знаю о вашей семье, и предам гласности.
Я н и. Вы меня шантажируете?
Писатель молчит.
(Орет.) Делайте что угодно! Сочиняйте! Брешите! Хоть наизнанку вывернитесь! Ничего вы не можете знать, ничегошеньки!
Писатель молчит, листает свои записи.
(Долгое время молчит, разглядывает свои руки, тюремную решетку.) Черт бы побрал эту распроклятую жизнь…
П и с а т е л ь. Если не верите, я могу доказать. (Откладывает свои заметки. Продолжает тихим голосом, как бы рассказывая.)
Сцена постепенно темнеет, исчезают Я н и Х а б е т л е р, тюремная решетка.
(Подходит к рампе.) Я проделал немалый путь в прошлое. Ибо эта история действительно тянется издавна, что-то со времен первой мировой войны, когда моего героя еще не было и в помине. (Небольшая пауза.) О долгой войне Янош Хабетлер-старший вынес всего лишь два воспоминания. Иногда за стаканчиком вина он делился ими. Как-то на итальянском фронте мертвец с посинелым лицом и дыркой во лбу вдруг зашевелился. Под убитым солдатом рыл свои ходы крот. Живые сперва побледнели, потом принялись смеяться. О другом случае он рассказывает более серьезно и с долей смущения.
Х а б е т л е р (появляется из глубины сцены и идет к центру). Однажды осенью под вечер сбили вражеский аэроплан. Со страшным треском грохнулся он на землю неподалеку от нас, и из кабины вывалились два пилота. Мы с приятелем осторожно выбрались из леса, бросились к горящей машине и начали стаскивать с пилотов кожаные тужурки. Но тут просвистела шальная пуля… Так почил навеки мой приятель. Распластался на камнях рядом с пилотами. И так же, как они, уставился в хмурое небо. Под ливнем пуль я пополз обратно к лесу, извиваясь всем телом, словно червяк. И молился. Я дал клятву всю жизнь прожить честно.