Свет гаснет. Х а б е т л е р исчезает, видно только Писателя.
П и с а т е л ь. И этой клятвы он не нарушил.
Пауза. Военный духовой оркестр наяривает задорную песенку: «Печет мама, печет пекарь…»{72}
Весной его перевели в Будапешт. Как-то, получив увольнительную, он зашел в «Зеленый охотник»{73} и здесь познакомился с Марией Пек. Мария Пек была хрупкая, невысокого роста, с крепкой грудью и холодными глазами. Потом они бегали на танцульки каждое воскресенье.
Сад трактира «Зеленый охотник», гремит оркестр. Я н о ш Х а б е т л е р в военной форме танцует с М а р и е й П е к; на ней черное шелковое платье с белыми манжетами; после танца он проводит Марию Пек к столику, оба садятся.
Х а б е т л е р (вытирает лицо). Я весь мокрый. Спина, грудь — все на мне хоть выжимай.
М а р и я П е к. А я никогда не потею, поэтому у меня на коже каждое лето выступают пятна. (Поворачивает голову, показывая Хабетлеру свою короткую шею.)
Х а б е т л е р. И правда, пятна. Как медные монетки.
К е л ь н е р (хлопает салфеткой по столику). Что прикажете, господин полковник?
Х а б е т л е р (поворачивается к Марии Пек). Кисленького?
Мария Пек улыбается, кивает.
(Кельнеру.) Принесите кружку пива и триста вина…
К е л ь н е р. Слушаюсь. (Уходит.)
Х а б е т л е р (подсаживается поближе к Марии Пек). Я не боюсь никого и ничего на свете. Всю жизнь терпеть не мог хвастунов. Но что правда, то правда: сам капитан Матьяш хвалил меня за награды. Не хочу сказать, что у других нету наград, и другие были на фронте, но у меня боевой крест Карла, малая серебряная медаль Франца-Иосифа, бронзовая Франца-Иосифа, медаль за боевое ранение{74}(выбирает одну из медалей среди других наград, показывает, даже по голосу чувствуется, что он особенно ею гордится) и военная памятная медаль. Здесь написано: «Pro Deo et Patria». Понимаешь, что это значит?
Мария Пек отрицательно качает головой.
«За бога и отечество», вот что это значит. Когда господин капитан перевел мне, я был очень растроган. (Задумывается.) Очень порядочный, я бы даже сказал, умный человек господин капитан. Но вот меры совсем не знает: пьет не просыхая, просто бездонная бочка.
Мария Пек слушает, рассеянно поправляет гвоздику в волосах.
(Улыбается, подправляет пальцем усы, явно готовится поухаживать; его так тянет к этой девушке, что даже голос у него мягчает.) Я уже говорил тебе, Мария Пек, что ты на редкость ладная девушка? Как ни взгляну, никак не могу оторваться от твоих чудных голубых глаз.
М а р и я П е к (смотрит на него, тихо). Я беременна.
Х а б е т л е р (пораженный, уставился на нее). Не беда.
Больше он не произносит ни слова. Разглядывает музыкантов, собственные руки, неловко улыбается. Мария Пек поднимает скуластое лицо, смотрит на него холодно, враждебно.
К е л ь н е р (ставит на стол кружку пива и стакан вина). Можно сразу же расплатиться.
Мария Пек берет в руки стакан, запрокидывает голову и медленными глотками выпивает вино. Духовой оркестр замолкает, мелодию продолжает флейта.
Кабинет физики. На подставке покрытые ржавчиной аптечные весы. Капитан М а т ь я ш, сидя на полу, играет на флейте, рядом разбросаны ноты, грязный носовой платок, стоят два подсвечника. Мигающий огонек свечей служит единственным источником света. Матьяш совершенно пьян. В этой сцене я скорее жалею этого больного, терзаемого алкогольным бредом человека, нежели смеюсь над ним. Стук в дверь.
М а т ь я ш (откладывает флейту). Входите все, кому не лень!
Входит Х а б е т л е р, щурится.
А, это ты! Подойди поближе, садись и слушай! Я выскажу тебе свою последнюю волю.
Хабетлер усаживается на пустой ящик, берет в руки один из подсвечников и с любопытством, выжидающе смотрит на капитана.
М а т ь я ш (болезненным, глухим голосом). Слушай меня, солдат! Наступит пора, когда люди забудут о войне. На улицах появятся ловкие торговцы бананов, по Аллее{75} возобновит прогулки верхом элегантные амазонки. Никто и не вспомнит тогда о море пролитой крови, о бессмысленной смерти. В нашей злосчастной стране перестанут ненавидеть немцев. (Тут он, к сожалению, совсем раскисает и, прервав свою речь, охваченный приступом алкогольного бреда, начинает отвратительно выть, костлявыми руками закрывая лицо.) А я несчастный, достойный презрения человек умоляю тебя, не дай пропасть моей симфонии. (Ползая на четвереньках, лихорадочно собирает ноты.) Сохрани их, солдат, ибо сам я уже не в силах сделать это. (Поднимается, передает ноты, простирает руки к небу.) Я скоро предстану перед богом, а эта симфония вечно будет напоминать венграм о море пролитой крови и бессмысленной смерти. (Падает на колени, переползает на тюфяк.)
Х а б е т л е р (очень жалеет капитана, растроганным голосом). Господин капитан, осмелюсь доложить, я охотно сохраню вашу симфонию, ведь она есть не просит. Я прихвачу ее с собой в Брюгеч к моим приемным родителям, потому что мне все равно надо бы туда наведаться. Дело обернулось так, что мне необходимо жениться, и я покорнейше прошу дать мне отпуск на десять дней.
М а т ь я ш (отыскивает свой грязный носовой платок, постепенно успокаивается). Прошу тебя, друг мой, будь ко мне снисходителен, я и сам не понимаю, как мог до такой степени опуститься. Видимо, это кризис, и дни мои уже сочтены.
Х а б е т л е р (почтительно). Господин капитан еще долго будет жить, вот только, осмелюсь заметить, вина и палинки{76} надо бы потреблять поменьше.
М а т ь я ш (помолчав). Ну, ступай, Янош Хабетлер, отправляйся и забери с собою мою симфонию. Женись и будь счастлив. (Отворачивается, чтобы скрыть слезы. Опять принимается играть на флейте.)
Х а б е т л е р аккуратно складывает ноты, засовывает их в карман, отдает честь и выходит.
Квартира адвоката Колиша. А д в о к а т сидит за письменным столом и курит сигару. Входит Х а б е т л е р, в руках у него фуражка и ноты.
К о л и ш (рассеян, мысли его витают где-то далеко). Садись.
Хабетлер садится.
Стало быть, рота исчезла. Твоя супруга со свойственной ей очаровательной манерой сообщила что-то в этом роде.
Х а б е т л е р. Так точно, господин адвокат, именно так обстоит дело. Мы поженились и уехали в Брюгеч к моим приемным родителям. Но в первый же день жена рассорилась с моей матерью и с половиной деревни. Сегодня на рассвете мы вернулись в Пешт, я сразу в школу, а там ни души. Рота как в воду канула. Тут я всполошился и прямо сюда, на улицу Байзы{77}, обсудить это чрезвычайное происшествие с женой.
Колиш встает, подходит к окну, отодвигает штору, смотрит на улицу. Хабетлер тоже встает; не зная, что делать, вертит в руках фуражку, разглядывает обстановку, книги. М а р и я П е к вносит на серебряном подносе кофе с молоком, калач, останавливается между Колишем и Хабетлером.
К о л и ш. Итак, твоя рота исчезла.
Х а б е т л е р (ухмыляясь). Исчезла, господин адвокат, вся как есть. Вот только и осталось что сверток нот… на память.
К о л и ш. Каких нот?
Х а б е т л е р. Симфония Вильмоша Матьяша о мировой войне, о море пролитой крови и бессмысленной смерти. Теперь впору хоть покупай дудку да играй по вечерам.
М а р и я П е к. Скотина безмозглая!
К о л и ш. Мария, сколько раз повторять, что у тебя скверные манеры. Вот, например, ты недавно заявила моей жене: «Не будьте растяпой».
М а р и я П е к (словно не слыша, опускает поднос на стол, расставляет посуду). Как есть скотина безмозглая! Чего дурака валяет с этой флейтой! Тут тебе не в бирюльки играть, речь идет о жизни и смерти! Ну, нету роты, ну и что, ведь не у роты станут проверять бумаги на улице, а у этого олуха. Вот тогда и сыграют симфонию на его шкуре!
К о л и ш (садится, отхлебывает кофе, затем ставит чашку, кисло улыбается). Тебе нечего бояться, Мария. По всей Венгрии Началось повальное дезертирство. (Хабетлеру.) Ремесло ты какое-нибудь знаешь?
Х а б е т л е р. Да, я плотник.
К о л и ш. Браво, приятель! Встретимся на Гревской площади{78}!
М а р и я П е к (раздраженно). Бросьте ваши шуточки, господин Колиш! Скажите лучше, чего нам теперь делать?
К о л и ш (пожимает плечами, откровенно). Думаешь, я знаю? Куда ни глянь, всюду хаос, неразбериха… В России брожение. Международная обстановка… (Взглянув на них, машет рукой. Понимает, что политические рассуждения здесь бессмысленны.)
С улицы доносится: «Смело, товарищи, в ногу».
(Поворачивается к Хабетлеру.) Вот что я тебе посоветую — запишись в Национальную гвардию{79}. Штаб Сводной бригады находится неподалеку, на улице Байзы, так что ты вечерами, пожалуй, сможешь наведываться к жене. Можешь ночевать здесь, — разумеется, пока не определишься. (Горько усмехается.)
Все трое подходят к окну. Песня звучит все громче.
Декорации меняются. Хабетлер один стоит на улице. С песней подходят двое красноармейцев{80}