Яни подхватывает его под руку, провожает.
(Останавливается, смеется, затем начинает петь.) «О чаровница, дивная, прекрасная…».
Из коридора все тише доносится его пение.
Сцена темнеет.
П и с а т е л ь. Иштвана Хиреша подстрелили ветреным, промозглым ноябрьским днем, недалеко от Цепного моста{140}. Он шел в Буду и нес в рюкзаке утку. По извилистым узким улочкам его увезли в больницу. В конце февраля Янош Хабетлер-старший отправился за ним. Иштван Хиреш смущенно поздоровался, затем взял под руку женщину в красном пальто и ушел с ней. Потом его арестовали. Гизике каждый раз, когда принимали передачу, носила ему продукты, сигареты. С женщиной в красном пальто она больше не встречалась. (Небольшая пауза.) В середине зимы озлобленная Эстер с отчаяния позвонила младшей сестре и пожаловалась, что Зентаи ежедневно заявляется домой пьяным. Через несколько дней Хайналка позвонила ей, спросила, как Зентаи. Эстер ответила, что сейчас он ведет себя вполне пристойно. Но несколько дней спустя, у родителей, она расплакалась.
Квартира Хабетлеров.
Э с т е р. Не могу я с ним больше. Не могу видеть его бессмысленную рожу, когда он пьяный.
М а р и я П е к. Я кое-что замечала, когда он возвращался из провинции. Литрами воду хлебал, нутро требовало… В каждой командировке напивался до полусмерти.
Г и з и к е. Так несправедливо. Все на него накинулись, а надо бы послушать и другую сторону. У Эстер тоже хватает недостатков. А всех собак сроду на него вешают.
Я н и (ухмыляется). Ну, опять пошла защищать. Заступница. Непрошеная защитница. Дура сердобольная. Мне все рассказали! Он и тогда был пьяный, когда свалился с мотоцикла! А знаешь, что они вытворяли в командировках? Заставляли баб плясать на столе!
М а р и я П е к. Да заткнись ты!
Х а б е т л е р. В моей семье непозволительно так вести себя. Вот я поговорю с ним.
М а р и я П е к. Нечего тебе говорить с ним! Что ты можешь ему сказать? Это тебя не касается! Пусть сами разбираются!
Г и з и к е (Эстер). Ну, и ты тоже как есть дура! Зачем ты заявилась домой обсуждать свои дела?
М а р и я П е к. Чего болтаешь! Кому же ей еще пожаловаться?
Г и з и к е. Да кому угодно, только не вам! Перемоют все косточки и со зла еще надают самых вредных советов!
М а р и я П е к (грозит сухоньким кулачком). Замолчи или убирайся отсюда!
Г и з и к е. Сроду я не была права в этом доме. (Рыдает.) Гоните, ну и уйду. Уйду и никогда больше ноги моей здесь не будет.
М а р и я П е к (загораживает ей дорогу). Уйдешь ты, как же, черта с два!
З е н т а и - с т а р ш и й (старается разрядить обстановку, наливает вино). За здоровье вашей матери! Пусть будет счастлива вместе со всеми нами, и долгих ей лет. Я никогда не смогу отблагодарить за то, что она сделала для меня во время моей ссылки.
Э с т е р. Теперь бы только Яни женить.
Я н и. Тогда мы все за одним столом не поместимся. Да и что нам, ссор не хватает?
М а р и я П е к. Ссоры у нас не по злобе, а для жены твоей всегда место найдется. Мне бы хотелось дожить до твоей свадьбы.
Х а б е т л е р. Я, правда, не люблю вина, можно сказать, за всю жизнь не выпил столько, сколько ваша мать за неделю, но сейчас я пью за здоровье моей дорогой, доброй женушки, за милых деток, ненаглядных внучат, за всю мою горячо любимую, дорогую семью!
М а р и я П е к. Ну, а прекрасная вдова? Что ж ты ее пропустил?
Х а б е т л е р (целует Марию Пек). Оставь ты ее в покое! (Пьет.) Ну, единственный сын мой, когда же мы выпьем на твоей свадьбе?
Яни поднимает оплетенную бутыль, большими глотками пьет из нее, сцена погружается в темноту.
Улица. Ю л и Ч е л е стоит на том самом месте, где когда-то Яни прощался с Като Рейх.
Ю л и Ч е л е. Что с тобой?
Я н и. Подвыпил. (Смеется, опирается о стену.)
Ю л и Ч е л е. Может, горе у тебя какое?
Я н и. Нет у меня никакого горя. (Хмурит брови.) Ты веришь в сны? Я видел во сне полую воду. Не к добру это, кажется, к смерти. Или крупной ссоре. Мать считает, что сны всегда сбываются, я ей даже и не рассказал о своем.
Ю л и Ч е л е (пожимает плечами). Я в них не верю. Помнишь, и дядюшка Рейх так же считал.
Я н и (без зла). Ничтожество ты. Воровка. Вся душа твоя в мерзости погрязла.
Ю л и Ч е л е. А твоя душа? (Закуривает.)
Я н и (молчит, затем снова). Спишь с кем попало. Врешь, воруешь, обманываешь.
Ю л и Ч е л е (кивает). И с тобой пересплю. Если хочешь, даже заплатить могу. Денег у меня сейчас хватает. Ненавижу по ночам оставаться одна. (Пожимает плечами.) Пошли. Я надену халат из китайского шелка — закачаешься. Весь черный, а по нему этакие желтые и зеленые драконы дерутся. Мерзкие твари, но я давно уж свыклась с ними…
Я н и (ровным голосом). Ты — животное.
Ю л и Ч е л е (улыбается). Ну, кто спорит! Дрянная баба! А ведь у меня происхождение — что надо! На вес золота! И нечего ухмыляться! Хочешь верь, хочешь не верь, а я могла бы стать врачом или судьей! А почему бы и нет? Этот болван Шереш клянется, что могла бы… Представляешь, как бы все в доме удивились?.. Я бы ходила в Оперу… мать честная… Муж у меня был бы вежливый, умный, если чего не пойму, сразу бы растолковал… Яни, сколько же всего человек не понимает… Верно я говорю или нет? (Ждет, что Яни что-нибудь скажет, но тот молчит, лицо его сохраняет строгое выражение.) Ну, дунь и забудь! (Смеется.) Что мне с того происхождения? Нет у меня аттестата зрелости, и не видать мне Оперы! Обожаю палинку, денежки и мужчин! Тоже неплохая житуха! Хочешь верь, хочешь нет, а один тип — вот дурак! — клялся, что у меня глаза невинные. Я прямо готова была его слопать. Уставилась на него и реву как дура! И тут же сказала, что люблю его. А на самом деле — какого там хрена… Нельзя же всех любить… Но это вранье нужно им, Яника… необходимо, я сама убедилась, тогда они дольше не отвязываются… Правда, все они шваль порядочная, с ними держи ухо востро!
Яни, опьянев от вина и воспоминаний о Като, ищет руку женщины, поворачивает ее к себе и с горечью узнает Юли Челе; сцена темнеет.
П и с а т е л ь. На Новый год выпустили Иштвана Хиреша. Он сразу же направился к Хабетлерам.
Квартира Хабетлеров.
И ш т в а н Х и р е ш поправляет черную повязку на руке и уходит без единого слова.
Х а й н а л к а. Что случилось?
Г и з и к е. Я сказала, что, пока он был в беде, я не бросала его. Теперь он на свободе, может работать, а мне лично — больше не нужен.
Х а й н а л к а. Нельзя было так, Гизике. Ведь он только что вышел. Куда, к кому он пойдет? Ох, родная, ты как следует все обдумала?
Г и з и к е. Я все обдумала и знаю что делаю. Когда я прознала про его гадости, вы хотели, чтобы я вернулась домой. Я же сказала, что чаша еще не переполнилась. И ждала, все терпела. Одной мне бы никогда не получить квартиру. А теперь уж я не нужна ему, да и он нам больше не нужен.
Сцена погружается в темноту.
П и с а т е л ь. Дождливым весенним днем Хайналка неожиданно встретила саксофониста Эрвина. На радости они расцеловались и зашли поговорить в кафе «Юность».
Кафе «Юность».
Э р в и н. У меня небольшой ансамбль. Только что вернулись из Болгарии, гастролировали на взморье. Прилично подзаработали…
Х а й н а л к а. А у меня прелестный сын. Я работаю в магазине трикотажа, кассиршей.
Э р в и н. А муж?
Х а й н а л к а. Он техник в Геодезическом управлении, часто выезжает на периферию. Без ума от математики! (Смеется.) А ты еще играешь иногда «Короткую остановку»?
Э р в и н. Приходи ко мне, я сыграю только для тебя. (Целует ей руку.)
Сцена темнеет.
П и с а т е л ь. В середине лета Яноша Хабетлера-старшего хватил удар. Он начал вдруг задыхаться, лицо его исказилось, он потерял сознание. Дочери неделями кормили отца с ложечки.
Квартира Хабетлеров. Я н о ш Х а б е т л е р - с т а р ш и й лежит в постели.
Э с т е р. Папе уже гораздо лучше. Теперь надо следить только, чтобы он поменьше двигался, а то ему хоть кол на голове теши, не слушается.
Х а й н а л к а (наблюдает за выражением лица Миклоша Сухи, потом громко, нервно смеется, встает, разводя руками, шутливо кланяется). Ну вот, семейный совет в сборе, можно начинать. И давайте поскорей разделаемся с этим. Думаю, все знают, что я ушла от Миклоша, потому что не хочу больше жить с ним. Мне от него ничего не надо, я забираю только ребенка.
З е н т а и. Что он такого сделал тебе?
Х а й н а л к а. Ничего. Просто распался наш брак. Я не могу сказать о нем ничего особенного, что он вытворял то да се. Просто мне до чертиков скучно с ним — одним словом, тошно. Не ладится. Ничего плохого он мне не сделал. Даже не в этом дело.
М и к л о ш С у х а. А она мне сделала.
М а р и я П е к (смотрит на него). Что она сделала?
М и к л о ш С у х а. Изменяла.
М а р и я П е к. Значит, моя дочь шлюха?
М и к л о ш С у х а. Я этого не сказал…
Х а й н а л к а (смеется). Прекрасно! Ничего не скажешь! Вот что ты теперь вытащил на свет божий! Чего же ты тогда жил со мной? Ведь все совсем не так было! Ты точно знаешь, что все было не так!
З е н т а и. Ребята, сейчас не об этом речь. Это ваше дело, и никого не касается. Надо обсудить, что будет с ребенком. Вот что важно.