Современная венгерская пьеса — страница 79 из 146

Х а й н а л к а (плачет). Нельзя его ни на минуту одного оставить. Побудь с ним, пока Гизике не вернется. Попробуй покормить его, тебя он слушается. Зентаи тоже придет, принесет рождественский подарок ребенку.


Эрвин остается один с Хабетлером, ставит перед ним еду.


Х а б е т л е р (послушно ест, он уже не плачет). Когда-то мне доверяли музейные сокровища, но меня не соблазняли все эти блестящие побрякушки, я никогда сроду не трогал чужого, не хочу показаться хвастуном, таких людей я осуждаю, а врунов еще того больше. Потому как сам я старался никого не обманывать, жалованье до последнего филлера отдавал жене и вино пил только по большим праздникам, да и то в меру. Насколько себя помню, пьяным напивался всего два раза. Один раз на крестинах Яни, другой раз мы из-за чего-то поссорились с женой. Тогда я ушел и здорово напился. (Небольшая пауза.) Ругательница она была страшная. Всегда, всю свою жизнь. Стоило ей только раскрыть рот, и всем от нее доставалось. Мои родители были очень против того, чтобы я женился на ней. Я тогда был сержантом, из себя видный такой, и родители присмотрели мне одну хорошенькую девушку из состоятельной семьи. Но тут уж она ждала Гизике… и была сама не своя от страха. Я был у нее единственным мужчиной за всю ее жизнь…


Эрвин подкладывает дров в огонь.


Яни, Гизике, девочки — все думают, будто между мной и Анной Кювечеш была какая-то любовная связь. Потому что ваша мать вечно меня ею попрекала, и никак этого нельзя было выбить у нее из головы.

Э р в и н (пожимает плечами). Не думаю, чтобы это кого-то интересовало.

Х а б е т л е р (опускает голову). Я не утверждаю, что мы не целовались, потому что это было бы неправдой. Но Аннушка, та была как дева Мария — и безгрешная и набожная, верила в ад и зайти дальше в наших с ней отношениях никак не соглашалась. Не скажу, что у меня не было других женщин, были, но я не тратил на них больше одной-двух кружек пива, никогда не урывал денег у своей семьи, не было такого случая.


Яни вносит в комнату елку. Эрвин помогает ему.


З е н т а и (входит). Примите мое соболезнование. (Приносит в большой коробке куклу с закрывающимися глазами.)

Э р в и н (Яни). Займись своим зятем, у меня нет ни настроения, ни терпения возиться с подвыпившим типом.

З е н т а и (в поношенном летнем костюме). А знаете, у меня теперь прекрасная комната. Я страшно много занимался, получил аттестат зрелости с одними пятерками. Теперь на очереди новая задача — университет. Тут меня не остановят никакие преграды, ради диплома я согласен на любые жертвы, недоедать, драться, хоть с самой смертью сшибиться.

Я н и (улыбается). И пивные обходишь стороной?

З е н т а и. Не твое дело. (Небольшая пауза.) Ты думаешь, я тебя боюсь. Э, нет. Это уже давно прошло. Если ты сейчас начнешь орать на меня, полезешь с кулаками, меня это ни капельки не испугает, и не подумаю бежать.

Я н и. Дурак ты. Если б я хоть раз полез на тебя с кулаками… Но тебя незачем бить, ты и сам с собой управишься, в одиночку.

Картина двадцать третья

Квартира Хайналки.


Э р в и н (после купания, в пижаме). Нужна новая программа, современная, увлекательная, такая, которую мы могли бы показать и на международном фестивале.

Х а й н а л к а. Вот послушай, это мы пели еще в гимназии. (Напевает мелодию на стихи Бабича{143}.)

Э р в и н. Красиво звучит, торжественно. Но ведь здесь нужен орган или фисгармония. Может быть, сопровождение рояля или гитары. К сожалению, это нельзя переложить для духовых инструментов.


Раздается звонок. Х а й н а л к а  выходит открыть дверь.


З е н т а и (входит в зеленом пальто из искусственной кожи, в серой шляпе, улыбается несколько растерянно, как бы извиняясь). Мой отец умер. Я долго бродил по городу, потом подумал, у вас можно немного обогреться.

Х а й н а л к а. Господи, за что ты наказываешь нас! Проходи, садись.


Эрвин ставит на стол коньяк.


З е н т а и. Ей-богу, я еще с утра чувствовал, что-то неладно. Два раза звонил ему, он не брал трубку. В полдень зашел к нему домой, звонил, но он так и не открыл. Даже на лестнице чувствовал запах газа… ребята, я знал, что его уже нет в живых, и не решился войти один. Крикнул сверху дворнику, тот вызвал полицейского. Мы взломали дверь. Старик сидел в уборной, головой прислонился к стене. Так он и умер. Мы с полицейским открыли окна, потому что газом пахло невыносимо.

Э р в и н. Он покончил с собой?

З е н т а и (пристально смотрит на него). Нет. Абсолютно исключено. Он, к сожалению, был пьян. Поставил в духовку мясо, открыл кран и забыл зажечь. И полиция так же считает. (Встает.) А теперь придется битый час тащиться к черту на кулички. Двести форинтов плачу за клетушку и таскаюсь туда пешком по дождю, по грязи, чудо, если не подвернешь ногу в какой-нибудь выбоине.

Э р в и н. Ночуй у нас.

З е н т а и. Нельзя. В Пештлёринце{144} мой фотоаппарат, утром я сдам его в комиссионный, может, дадут тысячи три. Тогда оплачу расходы по похоронам.

Х а й н а л к а (подходит к окну, смотрит, как идет снег). Не ходи. Снег метет, дороги не видно. У меня предчувствие, не выходи сегодня вечером… еще поскользнешься где-нибудь со своей увечной ногой. Сейчас дам тебе бульону, горячего крепкого куриного бульону, как мама варила. И голубцов. Можешь поесть студня, выпей чаю с ромом.

З е н т а и. Нет, пойду домой. Я буду осторожен дорогой. Пить не смогу, у меня в кармане всего пять форинтов. А дома мне уже ничего не страшно. Если не засну, — на стене, напротив кровати, висит фотография дочки. (Уходит.)

Э р в и н. Давай ложиться. Мне завтра вечером играть, я хочу выспаться наконец.

З е н т а и (возвращается). Я боюсь. (Смеется.) Ребята, можете смеяться, это и впрямь смешно, но я боюсь.


Хайналка дает Зентаи пижаму.


Не сердитесь на мою глупость. Спокойной ночи. (С пижамой в руках уходит в соседнюю комнату; слышно, как он ходит.)

Х а й н а л к а (прислушивается к шагам Зентаи). Он так до самого утра будет расхаживать. Угости его коньяком, он быстро захмелеет и, наверное, скорее заснет.

Э р в и н. Рискованная затея. Пьяный он грубый, задиристый. Или плачет, или дерется. Одно ясно, что утихомирить его нельзя. Но все равно, попытаюсь. (Подходит к двери.) Ты еще не спишь? Иди сюда, выпьем коньяку.


З е н т а и  в белой рубашке выходит, садится к столу. Эрвин наливает ему.


З е н т а и. Прошу прощения за эту сумасшедшую ночь.

Х а й н а л к а. Не говори глупостей!

З е н т а и. Я купил поваренную книгу, учусь стряпать.

Э р в и н (наливает). Пей, парень.

З е н т а и. Надо изучать кибернетику. Не ту, что вы думаете, но эти умные машины. Метод, вот что нужно освоить. Машина работает, как человеческий мозг. Если я изучу машину, я точно смогу знать, как зарождается мысль в мозгу. Или космические полеты. Вот увидите, я еще полечу к звездам. Ведь там не потребуют ни анкеты, ни паспорта, ни визы. Оплатил дорожные расходы до какой-нибудь далекой планеты и лети.

Х а й н а л к а. Поздно уже, давайте спать.

З е н т а и. Газом пахнет.

Х а й н а л к а. Да нет же. Я перекрыла даже главный кран.

З е н т а и. Газом пахнет. (Беспокойно вертит головой, затем выходит в прихожую. Возвращается, вертит в руках пустую бутылку из-под коньяка.) Он всегда очень аккуратно причесывался, кто бы мог подумать, что у него так мало волос. Ей-богу, ребята, я сам видел сегодня.


Хайналка расплакалась.


У меня тоже не много волос осталось. Твоя сестрица вырвала целый клок. Отец еще напоследок советовал, чтоб я к ней вернулся. Но я не вернусь. Хватит с меня. Уж лучше научусь стряпать, стирать рубашки, только бы не видеть ее.

Х а й н а л к а. И ты ей не больно нужен.

З е н т а и. Я не хотел в непочтительном тоне говорить о своей жене. Не сердись, Хайналка, прости меня. (Плачет.) Зажгите свет! Сейчас же зажгите везде свет! Если сейчас же не зажжете во всех комнатах свет, я брошусь вниз!

Х а й н а л к а (резко). Опомнись! Подумай и о нас. Ступай в ту комнату и угомонись наконец!

З е н т а и. Не кричи на меня! Ты видела, в какой гроб его положили? И на гроб-то даже не походит!

Э р в и н. Успокойся, прошу тебя…

З е н т а и. Полицейский позвал меня к телефону, когда старика выносили. Как Христа… И мне пришлось перешагнуть через него. (Замолкает, лицо его испуганно; он беспокойно озирается.) Нет, он не покончил с собой. Он говорил, что и Новый год мы встретим вместе, купим коньяк, приведем с бульвара смазливых кошечек и прохороводимся с ними до утра. Правда, если бы я зашел к нему в сочельник, я бы почувствовал запах газа… Он меня ждал… и мясо для меня хотел жарить… (Выходит в другую комнату; слышно, как он щелкает выключателем, напевает.) «Эй, рыбаки, рыбаки, куда же плывет ваша лодка…». (Перестает петь, продолжает насвистывать мелодию.)


Сцена темнеет.


П и с а т е л ь. Рассветало, когда они вошли к Зентаи. Он открыл окно, стоял, облокотившись на подоконник, и все еще насвистывал. На его обнаженные плечи и грудь падал серебристый снег. (Небольшая пауза.) Зима прошла быстро. В феврале еще стояли десятиградусные морозы, а потом, без всякого перехода, чуть ли не сразу наступила весна.

Картина двадцать четвертая

Свалка железного лома на Металлообрабатывающем. М а с т е р  и  Р ы ж и й  Г р а ф выносят ящик во двор.


Я н и (выбегает из цеха). Граф, вытащи-ка мне стружку из глаза!