(Уходит. Слышно, как резко хлопнула входная дверь.)
Т а м а ш (садится за письменный стол и закрывает лицо руками. Несколько секунд сидит неподвижно, затем, решившись, нервно набирает номер). Алло!.. Говорит Шолтэс! Попросите к телефону товарища Седечи… (Пауза.) Это вы, Марина? Я хотел бы поговорить с Седечи… Хорошо, жду… (Пауза.) Не можете соединить? Почему?.. Совещание? (Сердито.) Так вызовите!.. Я Шолтэс, прошу его всего на одну минуту! Ладно, жду… (Пауза.) Не может выйти? (Снова вспылив.) Передайте ему… (Сдерживаясь.) Впрочем, ничего ему не говорите… Алло, алло! Не кладите трубку!.. Алло!.. (Но там, очевидно, положили трубку, и поэтому он тоже кладет трубку и снова набирает номер.) Алло! Говорит Шолтэс!.. (Раздраженно.) Пожалуйста, юрисконсульта Фабиана… Жду… (Пауза.) Его нет в тресте?.. Когда он вернется?.. Понимаю. (Бросает трубку и, снова облокотившись на стол, закрывает лицо руками.)
Входит Е в а.
Е в а. Я готова, только подожду Андреа… (Внимательно посмотрев на Тамаша.) Что случилось? Нездоровится? (Подходит к нему.)
Т а м а ш (берет ее за руку). Ева, у меня большая беда.
Е в а. У тебя? (Убежденно.) Не верю. С тобой никакой беды случиться не может. Я пять лет была твоей женой и видела, что ты в конце концов всегда выходил сухим из воды. В этом тебе нет равных.
Т а м а ш. На сей раз, кажется, не удастся. Меня выгоняют с работы. Ко мне только что приходил наш кадровик, он заявил мне об этом.
Е в а. С чего это тебя станут выгонять?
Т а м а ш. Помнишь подвесную дорогу в Иванде? (Поясняет с явным смущением.) По поводу этой дороги Кернэр и приходил в тот вечер…
Е в а. Беда невелика. Сегодня выгонят, а завтра предложат десяток новых должностей, а послезавтра — еще больше.
Т а м а ш. Но меня увольняют с административным взысканием. С таким клеймом трудно будет устроиться на приличное место. Уже и теперь все двери передо мной захлопывают. Звоню этому бесхребетному Седечи — велит мне передать, мол, у него совещание. Звоню Фабиану — тоже где-то совещается. Случись с человеком беда — вокруг него сразу же глохнут телефоны.
Е в а. Кто у вас в кадрах?
Т а м а ш. Все еще Понграц.
Е в а. Ты, кажется, его недолюбливаешь.
Т а м а ш. Вернее — он меня не выносит. Вероятно, чем-то недоволен. Все, по его мнению, мало работают. Не горят на работе, энтузиазма не хватает. Надо, мол, всегда перевыполнять план… Словом, старик — идеалист, а считает себя убежденным материалистом. (Хватает Еву за руку.) Ева, ты должна остаться, должна поддержать меня. Сейчас, когда мне предстоит трудная борьба, когда я должен все начать заново, ты не вправе меня бросить! Раньше ты всегда меня выручала, всегда поддерживала…
Е в а. Тебе действительно нужна моя помощь?
Т а м а ш. Да, только с тобой я сумею пережить это трудное для меня время.
Е в а (не желая его обидеть). Мне всегда нравилась твоя прямолинейность. Ты во всем старался найти главное для себя и без лишних хлопот взять то, что тебе было нужно, а то, что казалось лишним, мешающим жить, — ловко отстранить от себя.
Т а м а ш. Иронизируешь?
Е в а. Как ты глух! Именно за это я тебя и любила. Я не стыжусь в этом признаться… Целых пять лет я любила тебя… Ты пробуждал в моей душе надежды, сулил счастье…
Т а м а ш. Сулил?
Е в а. Когда мы впервые с тобой встретились в библиотеке, меня увлекала твоя мальчишеская бесшабашность, наивность житейской философии: можно, мол, жить припеваючи, стоит только замкнуться в узком кругу своих интересов… Когда же ты увел меня, больную, из общежития, твоя смелость, твоя дерзость пленили меня. Ты казался мне героем, и я таяла от любви. И когда бросила университет, — свято верила — это нужно для того, чтобы ты добился какой-то высокой, благородной цели…
Т а м а ш. Наше обоюдное счастье — вот какая цель вдохновляла меня, разве ты не понимала?
Е в а. Счастья не получилось, Тамаш. Мы потерпели неудачу. Разве то, к чему мы с тобой пришли, счастливый исход? Скажи откровенно: чего ты достиг? Лично я — ничего. Мы исковеркали друг другу жизнь — вот, пожалуй, и все, в чем мы преуспели.
Т а м а ш. Перестань ворошить прошлое. Нельзя же портить все до конца.
Е в а. Когда я пришла, ты еще говорил иначе.
Т а м а ш. Я и тогда предлагал — давай начнем новую жизнь. Но тут случилось непредвиденное… Меня вышибли из седла… Мне необходимо теперь чувствовать тебя рядом.
Е в а. Чем я могу помочь?
Т а м а ш. Всем. Тем, что ты есть, тем, что и дальше будешь жить вот здесь, рядом со мной, ходить здесь, дышать со мной одним воздухом, тем, что я смогу тебя слушать, смотреть на мир твоими глазами и учиться понимать его. (И сам начинает верить в то, что говорит, поскольку сейчас очень нуждается в ее поддержке; позирует, стараясь произвести на нее впечатление.)
Е в а. Неужели для тебя это действительно такое потрясение?
Т а м а ш. Я смертельно напуган. Я боюсь остаться один.
Е в а (недоверчиво). И ты в самом деле просишь моей поддержки? За все пять лет ты никогда не признавался, что чего-то боишься.
Т а м а ш. Я доведен до отчаяния, того и гляди, начну спотыкаться на ровном месте, и ты должна поддерживать меня.
Е в а (все больше проникаясь к нему жалостью). Ну и что получится? Возможно, неделю, месяц, год все у нас пойдет хорошо, а потом? Что будет потом?
Т а м а ш. Мы воспрянем духом, крепко встанем на ноги.
Е в а. Ты-то на ноги встанешь, а я? Я снова окажусь у разбитого корыта. (Очень серьезно.) Если б я могла надеяться на что-то новое в наших отношениях, я бы сказала «да», но я в этом не уверена, Тамаш. И я, наконец, должна что-то получить от нашего брака. И это не эгоизм, а желание обрести в семье элементарное равноправие. Я не могу допустить, чтобы ущемляли мое человеческое достоинство.
Т а м а ш. Чего же ты хочешь?
Е в а. Многого.
Т а м а ш (торопливо). Я готов на все. Что ты имеешь в виду?
Е в а. Ты не забыл, что я хотела стать врачом? Так вот, я собираюсь продолжать занятия в Мединституте.
Т а м а ш (несколько растерян). Сейчас?
Е в а. Да, и не откладывая. И так мы это делали из года в год… То тебе надо было закончить институт, то нужно было копить деньги, сперва на квартиру, потом на машину, затем… бог весть на что… Мой заработок всегда для чего-то был необходим. Теперь придется это изменить.
Т а м а ш. Именно теперь? При таком тяжелом для нас стечении обстоятельств? Ведь я, возможно, на долгое время выйду из строя, окажусь не у дел…
Е в а. Если ты согласен с моими планами — никакие трудности нас не испугают. Начнем все сначала… Продадим машину, коллекцию твоих марок, а если понадобится, и нашу кооперативную квартиру.
Т а м а ш (вспылив). Неужели ты не понимаешь, что этого нельзя допустить? Мы обносимся, опустимся. Пойми, кто, очутившись в трудном положении, безропотно покоряется судьбе, тот человек пропащий.
Е в а. Я тоже не хочу стать безликим человеком и смириться с невыносимым положением, которое досталось мне в удел в нашем браке.
Т а м а ш. Ты играешь словами.
Е в а. Так ответь — тебе нужен мой заработок или я?
Т а м а ш. Зачем ты меня обижаешь?
Е в а. Если ты считаешь, что тебе нужна я… если, как ты выразился, я одним своим присутствием буду тебе полезной… я не могу допустить, чтобы ты жил по-прежнему, я не позволю тебе уйти в свою скорлупу, укрыться за каким-нибудь неприметным письменным столом… Иного выхода я не вижу, и жизнь свою с тобой я представляю только так: ты изменишь, пересмотришь свое отношение к людям. Если же этого не произойдет, значит, ты не изменишь своего отношения и ко мне.
Т а м а ш. Короче говоря, с чего, по-твоему, я должен начать?
Е в а. Пойти к Понграцу.
Т а м а ш (насмешливо). И снова выслушивать его нудные нотации, дескать, вот ты, безжалостный эгоист, равнодушный человек, черствый сухарь и т. д.?
Е в а. Все, что ты ему скажешь, ты решишь сам. Ты должен остаться в тресте. Конечно, рано или поздно тебя примут куда-нибудь на работу даже с взысканием, занесенным в трудовую книжку. Но я считаю, что ты должен остаться на прежнем месте, где работал до сих пор, даже если понизят в должности. Я на этом настаиваю, таково мое условие.
Т а м а ш. К чему все это?
Звонок.
Е в а. Это, должно быть, Андреа, пойду открою дверь. (Выходит, затем возвращается с Андреа.) Да, это в самом деле она.
А н д р е а (с тех пор как мы видели ее, прежняя застенчивость уступила место чувству собственного достоинства. Непринужденно приветствует Тамаша). Добрый день!
Т а м а ш. Добрый день, милая Андреа. (Пододвигает ей стул.) Садитесь, пожалуйста.
А н д р е а. Благодарю… (С иронией.) Но нынче я пришла к Еве.
Т а м а ш. Знаю… Сегодня вы не ко мне, а к Еве. И все-таки присядьте.
Е в а (Андреа). Садись, раз уж ему так хочется.
Андреа садится.
Т а м а ш (очень тихо). Милая Андреа, я задержал вас на минутку, чтоб попросить у вас прощения.
А н д р е а (в хорошем настроении). У меня? За что?
Т а м а ш. Когда вы в прошлый раз сюда приходили, я был с вами довольно сух и неприветлив.
А н д р е а. Ну, раз уж на то пошло — вы тогда разговаривали со мной далеко не лучшим образом.
Т а м а ш. Вы тогда на меня обиделись?
А н д р е а. Какое это имеет теперь значение?
Т а м а ш. Вы можете мне ответить правду, если я спрошу — вы человек с верой?
А н д р е а. Как это понять?
Т а м а ш. А вот так — вы способны верить во что-нибудь?
А н д р е а. Без веры нельзя жить… Кстати, что вы имеете в виду? Веру в религиозные догмы?
Т а м а ш. Нет, не религию.
А н д р е а. Понимаю. Я и сама далека от этих мыслей.