Поздним вечером сидим у нас дома. Разговариваем и время от времени косимся на его кресло. Теперь оно пустое.
Что ты делаешь после работы? — спрашивает брат. Вот сегодня, например, что ты делала?
Сегодня! Я попыталась вернуться назад в отлетевший солнечный день. В тот час, когда я спешила в больницу. Я бежала мимо швейцара вверх по ступенькам и упрямо надеялась, что, может быть, он меня ждет.
Сидит обложенный подушками и смотрит на дверь. Ведь бывало же так прежде!
Ты уже здесь! — скажет он. Я так давно тебя жду! Ты мне поможешь? Надо срочно отправить несколько писем. Всегда я отвечаю с опозданием. Поможешь? Да?
Конечно, с удовольствием.
Но у его изголовья я расстаюсь со светлыми мечтами. Я не нужна ему. Нисколько.
И я опять погрузилась в воспоминания. Жалела, что он не взялся за книгу об Африке. Он тебе рассказывал о той поездке? Показать фотографии? Вот, гляди, это Дагомея, вот Абиджан — Берег Слоновой Кости, а это Либерия…
Сколько здесь интересного! Знаешь, он сам жалел, что ничего не сделал. Из Женевы писал…
Мне жаль, но книгу об Африке я и не смог бы написать. Я уже отошел от всего этого. Мне не терпится закончить свою работу. И чем больше я углубляюсь в эти исследования, тем необъятнее представляется мне моя тема.
А сегодня день моего рождения, опять я постарел на год. Печально, но ничего не поделаешь. Однако я не чувствую себя старым, скорее просто пожилым.
Пригласил я, значит, этого пожилого господина в ресторан, и выпили мы с ним по бокалу «божоле». Спасибо за поздравления! Жду твоего звонка, ведь ты позвонишь, я не ошибаюсь?
Он не ошибался. Я целую вечность ждала вызова, а когда наконец меня соединили, мы оба вдруг словно онемели. Так были взволнованны. И долго молчали — каждый на своем конце провода. А потом все-таки условились, что Новый год будем встречать где-нибудь в наших горах.
Например, на Комне, идет?
Идет. Но еще обсудим!
Нет, нет, обещай!
Обещаю!
И вскоре телеграмма: приезжаю тридцатого.
Телеграмму я показала сначала Брине, потом Фране и, наконец, обоим вместе.
Ура! Он приезжает! Он обещал поехать с нами на Комну! Здорово, правда?
Но Фране не выглядит очень уж обрадованным.
В чем дело?
Видишь ли, долгая, утомительная поездка, и в тот же день на Комну, он вообще-то бывал в горах?
Я пожала плечами.
Брина — оптимист. Великолепно, засмеялась она, у меня по крайней мере будет спутник, а то я всегда последняя!
Конечно, в тон ей откликнулась я, почему бы ему не подняться на вершину? Пойдем медленно, не торопясь, как-нибудь доберемся, чего ты боишься?
Он не привык много ходить, не сдавался Фране. Пройдет чуть-чуть и останавливается. То что-то рассказывает, то восхищается природой, в горы так не поднимаются.
А вы, хмурится Брина, упретесь лбом в камень и даже не замечаете, что растет у дороги. Все равно что на небоскреб лезете. Для вас нет никакой разницы!
Не будем спорить, вмешиваюсь я. Каждый пойдет так, как ему хочется. Главное — добраться до вершины и встретить Новый год в горах.
Ты знаешь, каким поездом он приезжает?
Конечно. Пойдете со мной встречать?
Разумеется.
Мы обо всем договорились, и мне остается только ждать.
И ожидая, я мысленно брожу по Женеве, там, где мы когда-то были вместе. Вместе или порознь, какая разница!..
Как, ты уже видела эти старинные резные двери? А когда ты там была? Нет, мы должны пойти туда вместе, непременно!
И вот я иду по Женеве. Стрелки часов приближаются к четверти.
Он скоро закончит работу. Секретарша ставит на полки толстые папки.
C’est tout, monsieur?[15]
Да, ключи, вспоминает он и снимает с кольца ключи от кабинета, письменного стола и шкафа.
Voila, и вручает их ей, c’est tout[16].
Секретарше очень жаль, что она больше не будет с ним работать, впрочем, он ведь еще вернется, не так ли?
C’est possible[17], улыбается он и идет по длинному коридору от кабинета к кабинету.
Поразительно, как сближает людей работа! И как быстро человек ко всему привыкает, привязывается.
Hallo, you are leaving? What a shame![18]
До свиданья, счастливо!
Потом он спускается в кафетерий. Быстро съедает бутерброд и выпивает кофе.
Да, надо еще купить зимнюю одежду и снаряжение. Успею? Смотрит на часы. Времени хватит.
Он опоздал. Автобус только что ушел. Придется идти пешком.
Но вот он добрался до магазина, который я ему указала.
Ты без всяких хлопот приобретешь там все, что нужно, писала я. Тебе еще и посоветуют!
Продавщица действительно выносит навстречу гору белых коробок, демонстрируя горнолыжные ботинки всевозможных фасонов.
Он в растерянности рассматривает эту обувь, не зная, какую ему выбрать, пускай она ему посоветует…
Конечно, monsieur, я бы порекомендовала вам эти… Они удобные, теплые и продаются по сниженной цене!
Хорошо, я возьму их.
Куртка с капюшоном. Очень удобная застежка, видите? Что еще?
Спортивные брюки и теплые носки. Еще что?
Сколько же ненужных вещей она ему навязала. Что поделаешь, торговля есть торговля.
С большим свертком прямо из магазина он спешит на вокзал. Там он оставляет сверток в камере хранения и возвращается в город проститься с друзьями.
Говорят, что время и расстояние разрушают дружбу. Это верно. Новая работа и новые заботы стирают старое. Письма становятся все более и более редкими и в конце концов перестают приходить. Это так.
Но бывают друзья, к которым это не относится. С ними можно увидеться спустя десятилетия и продолжить разговор, который пришлось в спешке прервать.
Такая дружба не имеет цены. Amici più unici che rari[19], говорят итальянцы. Именно таковы были Давид и Элизабет, с которыми он в последний раз ужинал в Женеве. Они так увлеклись беседой, что совершенно забыли о поезде. Когда вспомнили, было слишком поздно.
Вот это номер! — воскликнул Давид и поспешил в гараж, чтобы отвезти его на машине в Лозанну.
Шоссе из Женевы в Лозанну он знает как свои пять пальцев. Сколько раз мы вместе ездили по нему и не переставали удивляться его однообразию.
Сравнить, например, эти восемьдесят километров с шоссе Любляна — Сежана…
Сейчас, правда, ночь и за окном темень. Они все говорят и говорят, а Элизабет лихо ведет машину.
И вот Лозанна. Прощаемся?
Нет, нет, мы с тобой!
Не нужно, возвращайтесь, поздно уже!..
Они помогли ему внести багаж, устроили в купе.
Взволнованный, он стоял у окна и улыбался им…
Hallo, hallo, we’ll be seeing you![20]
И он тоже кричал им что-то, по пояс высунувшись в окно.
На другой день мы встречали его.
С нетерпением расхаживали по перрону и все посматривали в ту сторону, откуда должен был появиться «скорый».
А когда мы уже почти забыли о поезде и стали толковать о лыжах и трамплинах, когда наши мысли уже витали возле покрытого снегом Богатина, показался поезд.
Все ближе, все громче…
И не успели еще вагоны остановиться, как я его увидела. Он спустился со ступенек в полном альпинистском снаряжении.
Ура!!!
А потом пришло лето с незабываемыми прогулками в горы. Комна была лишь началом! Мы поднимались на Воглу и на Орлову главу, по Усковнице до Планики, и если бы нам не помешали дожди, то, вероятно, забрались бы на самую вершину Триглава!
Открытие Тихой долины было, конечно, венцом всего, я согласна. Через Коньщицу к Драшским вершинам…
Ты думаешь, хватит сил?
Но почему же нет?
Вы обо мне говорите? — спросил он. Все гадаете, хватит ли у меня сил? А я вот назло вам пойду первым и буду ждать вас на самой вершине!
И вот мы оказались в Тихой долине. Которая вовсе не долина, а маленькая, окруженная горами поляна. Только вступишь на нее, и тебя вдруг охватывает густая, умиротворяющая тишина. Она словно подкрадывается на мягких лапах и принимает тебя в свои крепкие объятия. Даже родничок, певуче журчащий под скалами, не нарушает ее.
Бездонное голубое небо лежит над горами, и на душе становится покойно и мирно.
Остальные догнали нас, и волшебство рассеялось. Только тогда мы взглянули на окружающее трезвыми глазами и заметили тропинку, круто уходившую вверх к распятию.
Тропинка не слишком крута?
Тебя опять беспокоит, хватит ли у меня сил? — усмехнулся он.
Нет, нет, ничуть! — улыбнулась я, тогда меня в самом деле ничто не беспокоило.
ЗИМА
Как долго он дремлет?
У меня над головой Сашин голос. Невольно вздрагиваю. Даже не слышала, как она вошла.
О, я не знала, что ты здесь.
Все с бо́льшим трудом переношу я врачей. Их всезнающие, пронзительные взгляды, которыми они смотрят на него. Их застывшие улыбки, когда они слушают мои теории о жизненной силе. Правда, теперь я говорю об этом реже.
Саша стоит у постели и слушает его пульс.
Конечно, она — исключение. Множество хороших и горьких воспоминаний сближает нас. Все последние десятилетия связаны с ней. Она была с нами в самые трудные, самые значительные минуты. Например, когда мы возвращались с Цейлона и сердце у нас готово было разорваться от любви к родной земле.
Мы подъезжали к Сежане, и нам было трудно справиться со своим волнением.
Он чувствовал, что подошел к новому рубежу своей жизни. Age Limit[21]. Надо спешить, чтобы отдать людям богатства ума и сердца, накопленные за долгие годы. Он еще понадобится людям. Он будет им нужен.