Извини, я смущенно закуриваю, мне необходимо избавиться от воспоминаний, иначе они задушат! Ну, вот уже лучше!
Господи, вдруг осеняет меня, как я могла забыть! Ведь совсем недавно Бланка пережила то же самое. Она тоже непрестанно натыкалась на мертвые предметы, которые вдруг ожили и заговорили. Этого нельзя избежать. Прости, Бланка!
Только когда я переменила жилье, мне постепенно полегчало, говорит она, с трудом выдавливая из себя слова.
Позднее слова, мимоходом брошенные Бланкой, превращаются в довольно конкретный план, и вот с ее помощью — такое под силу, пожалуй, только Бланке! — я переехала на другую квартиру.
И в самом деле словно ожила. Словно натянула новую шкуру, которая нигде не терла и не давила. И благодаря которой я опять обрела силы.
Новое жилье было тихим, и если хотело поведать мне о чем-то, то говорило о светлых минутах. Если случится чудо, которое еще возможно, сказала я себе, он получит свою комнату. Комнату с балконом и видом на самые прекрасные горы в мире! Ему здесь будет даже лучше, чем в старой квартире. Хотя, если уж говорить откровенно, вид из окон прежней квартиры был отличный…
Ты погляди, как красиво! — нередко повторял он, когда комната пылала в лучах заходящего солнца.
Или когда на Граде устраивали фейерверк.
Мы гасили в комнатах свет, поудобнее располагались на диване и смотрели на яркую россыпь огней, которые взлетали у нас перед глазами.
Там было хорошо. А здесь, убеждаю я себя, еще лучше. Во-первых, квартира очень светлая и не связана с воспоминаниями. И пожалуй, самое главное — она молчит. В ней, следовательно, живут только бодрые, светлые мысли, только надежды. Я вновь готова к отдаче.
Отдача. Единственная подлинная радость в жизни. Хотя… всякое деяние связано с получением. А мой приемник уже сильно ослаблен.
К нему все реже возвращается сознание, и я все глубже погружаюсь в далекое прошлое. В то время, в котором я с трудом ориентируюсь, которое я познаю лишь из его дневников и писем.
Вчера, например, он спросил меня, помню ли я, как отец приехал к нему в Стражище. На итальянском фронте, возле реки Сочи…
Он по-прежнему спит. На этот раз особенно крепко и долго.
Последнее время я не закрываю дверь в его комнату. Не хочу упустить момента, когда он проснется, то и дело подхожу к двери и заглядываю.
А сейчас взгляд его устремлен в потолок. Когда он проснулся? О чем думает, если вообще думает?
Тихо подхожу к постели. Он меня не заметил. Смотрит вверх. Долго, отрешенно и сосредоточенно.
Я присела на краешек кровати, чтобы получше видеть его лицо, чтобы по глазам, которые то вдруг вспыхивают, то вновь угасают, угадать, о чем он думает.
Он зашевелился. Наверное, почувствовал, что я здесь. Взгляд его медленно скользит вниз, опускается и, наконец, упирается прямо в меня. Ничего не выражающий взгляд.
Я жду.
Тебе помочь? Скажи, чего ты хочешь?
Не сразу, после глубокого вдоха, глаза его начинают оживать. И лицо постепенно смягчается. Словно оттаивает под робким весенним солнцем стылая земля.
Чуть заметно дрогнула правая рука на одеяле. Я беру ее в свои ладони и слегка массирую. Не сводя глаз с его лица. И вижу, он хотел бы что-то сказать мне. Он чуть шевельнул головой и прикрыл глаза.
Хорошо… Мне кажется, я поняла его.
Ты не напрягайся, отдыхай. А я буду говорить за двоих.
В прошлом году в канун Нового года я вот так же думала и рассуждала за двоих. Нам не всегда удавалось вместе встречать Новый год. Далеко не всегда! Но если мы не могли быть вместе, то обязательно около полуночи звонили друг другу.
Алло! Алло! — кричали мы в трубку. Слышимость часто была плохая, и обрывки фраз летали между нами, как целлулоидные мячики. Что делаешь? Компания хорошая? Как настроение? Ты меня слышишь? И разговор еще продолжался, хотя связь уже была прервана.
Было ведь так?! Ну вот видишь. А в прошлом году, когда тяжелый год близился к концу… что? как? ты не помнишь? Ты раньше заболел? Возможно, ты и не помнишь, но эти воспоминания не горькие, они приятные. В последнее время, когда ты часто уходишь от меня, я уже свыклась с этой новой, двойной ролью. Всякий раз, ожидая твоего ответа, я вслушиваюсь в себя и угадываю, как бы ты ответил, что посоветовал бы, если… И большей частью, мне кажется, я угадываю верно.
Ну так вот, на рубеже старого и нового года мы разговаривали. О чем? Да обо всем. И о череде долгих лет, ушедших в прошлое. Как мы разговаривали? Да очень просто. Так же, как сейчас. И желали друг другу здоровья и успехов во всем.
А потом?
Потом меня позвал к себе твой письменный стол. Он словно изнывал от нетерпения. Даже скрипел, требовал, чтобы я подвела в дневнике итоги минувшего года.
Да, надо бы, согласилась я, перелистывая дневник. Только я не знаю, как подводить итоги. Как далеко вернуться назад? Нырнуть в шестидесятый год? В тот период, когда на горизонте уже стали собираться тучи: Age Limit во Всемирной Организации Здравоохранения и новые волнения в связи с работой на родине?
Мы проводили друзей, с которыми ужинали. А потом ты вдруг исчез у себя в комнате и больше не показывался.
Что ты делаешь? — крикнула я.
Подвожу итоги, ответил ты, сейчас приду!
Заглянув через плечо, я увидела только что сделанную тобой запись под датой — 31 декабря. Итоги минувшего года удовлетворительны, хотя возраст дает о себе знать и все говорит о том, что окружающие также замечают во мне перемены. Да и молодые, сорокалетние, поджимают со всех сторон.
Но работы было более чем достаточно. Даже для человека помоложе! И успехами, несмотря на кое-какие незавершенные дела и неисполненные обещания, можно в целом быть довольным.
Я много ездил. Дважды побывал в Далмации, несколько раз в Париже, в Англии и в Шотландии. Познакомился с известными специалистами, и все шло гладко — кроме досадных мелочей в Сежане.
В новый год вступаю с отличным настроением, хотя чувствую, что дальнейший путь будет более крутым. Только бы рядом был добрый товарищ, мой неиссякаемый источник силы.
Покажи мне, что за листок ты приклеил в дневник. Это стихи?
Каждый старик по-своему король Лир,
труд и борьба
давно отошли;
страданья и страсти
утихли и скрылись.
Юность живет для себя и собою;
кто настолько безумен, чтоб ей приказать:
вместе со мною иди!
Конечно, ехидно заметила я, стихи, безусловно, прекрасные, но ведь это чистой воды капитуляция! Начинается новый год, а ты штык в землю!
Его громкий смех заставил меня умолкнуть. Я ушла к себе и разыскала томик Гёте. На другой день я ему прочитала: Das Unmögliche behandeln, als wenn es möglich wäre![24]
Я долго думала об этих строках. Я хотела понять их. Подсознательно, спустя много времени, я искала подтверждения своим раздумьям в каждой книге, попадавшей мне в руки. И не находила. Мне пришлось признать, что твой страх перед пенсией был более основателен, чем мой оптимизм.
Хемингуэй, например, считал, что худший вид смерти — это отлучение от работы, которая сформировала человека. Почему мы не смогли поговорить об этом всерьез, пока не стало слишком поздно?
То, что в свое время я безуспешно искала, я вдруг нашла в «La vieillesse»[25] Симоны де Бовуар.
Пенсия, писала она, самое отвратительное слово. Когда мы уходим на покой и выпадаем из той сферы деятельности, в результате которой мы стали тем, что мы есть, мы словно бы заживо ложимся в могилу. Человек не может быть на пенсии и жить.
Сейчас, когда я еду домой, на душе у меня спокойно.
Гляди, говорю, дождь!
Я по-прежнему веду себя так, будто он рядом.
Вместе наблюдаем мы за отражением фонарей на мокром асфальте и за красными змейками автомобилей далеко впереди. В центре города светло. Как в любой другой, большой или маленькой, западной столице. Разницы никакой.
Старая часть города выглядит более интимной, в ней гораздо приятнее.
Если бы он в самом деле был сейчас рядом, то мы, вероятно, поднялись бы к Граду. Вышли бы из машины и прошлись вдоль его стен.
По дороге домой мы почти наверняка встретили бы Польди и Генри. И обрадовались бы друг другу. Ведь Польди и Генри из той породы революционеров, которая не разменяла своих душевных богатств на мелочные интересы…
Я в одиночестве поднимаюсь по лестнице, медленно отпираю дверь, вхожу в переднюю и машинально останавливаюсь возле книжного шкафа.
Что я собиралась посмотреть? Ах да, Гёте.
Взгляд сам собой останавливается на небольшом желтом томике, который я, бог весть почему, уже давно не брала в руки. Раньше… раньше он всегда был рядом. Простенькое издание, а сколько в нем мудрости и красоты.
Вот она, фраза, когда-то служившая нам девизом: Wie es auch sei, das Leben, es ist gut![26]
Перечитываю, перелистываю книгу, ищу слова, которые помогут мне сейчас и будут помогать потом, до самого конца.
И нахожу их: Willst du mich nicht glücklich lassen, Sorge, nun so mach mich klug![27]
МАРТ — АПРЕЛЬ
Неустойчивая погода, мелкий бодрящий дождик. La pioggerellina di marzo che picchia argentina[28], как писал Анджело Сильвио Новаро. Мы учили эти стихи в школе, запомнили на всю жизнь, и мой брат Дане знал этот текст наизусть.
Неустойчивая, значит, погода и мелкий бодрящий дождик. Та самая pioggerellina argentina. И вместе с тем тяжкая пелена уныния. Подавленное настроение, которому пронзительный телефонный звонок мало соответствует. Скорее, скорее! — подгоняет он. Голос Мариан отвечает моему настроению. Как у него дела?