Откуда ты говоришь? Где ты? В Риме? На конференции? Обратно поедешь через Любляну? Чудесно! Что, что? Самолетом? Поездом?
Как у него дела?
Я бормочу что-то невразумительное. Когда ты завтра приедешь? Я хочу знать.
Около часу дня.
Значит, à demain[29].
Мариан в Риме… Istituto Forlanini, Riunione Internazionale per la lotta alla t. b. c.[30]
Последний раз мы были с ним там шесть лет назад…
В аэропорту Фьюмичино нас встречала Пэм Стоуби, старая знакомая и близкий друг его еще по женевским временам…
…которая лихо вела свой старый «форд» в стремительном потоке машин. Она обгоняла другие автомобили справа и слева, а когда казалось, что мы в этой ревущей реке сели на мель, бампером подталкивала впереди стоящие машины — тук, тук, su su via[31] — и добивалась успеха.
Эй, Пэм, what are you up to? Что ты делаешь?
Driving like un vero romano![32]
И она громко смеялась.
В Риме, объясняла она, иначе нельзя. Джунгли!
И прибавляла газ. Мы выписывали вензеля по аллеям, бульварам и улицам, мчались мимо знаменитых римских памятников и останавливались лишь где-то за городом.
В семействе Стоуби нам всегда было хорошо, но сейчас Джима не было дома — он работал в одной из международных организаций, ребята просиживали штаны в лондонских школах.
Пэм со смехом читала нам письмо от Марка, который одновременно и огорчался оттого, что его нет в Риме, когда приехали гости, и радовался, что кому-то из нас достанется его комната.
Мы распаковывали чемоданы, выкладывали вещи и переговаривались через распахнутые двери.
Ты знаешь, Адам еще и спортсмен.
Так ведь он уже в прошлом году играл в шахматы?
Иди-ка сюда, посмотри.
Да, в самом деле. В комнате Адама висят настоящие боксерские перчатки. А рядом с ними шахматная доска. И сколько книг! Я подошла к полке. Книги по экономике, математике, физике… Да, видно, Адам пошел по стопам отца.
Потом мы осматриваем комнату Марка, которую предоставили мне.
В углу — электрогитара, на книжных полках — сборники стихов и книги по искусству. Есть кое-что по футурологии и кибернетике. На стене куртка дзюдоиста.
Мы, переглянувшись, рассмеялись.
What’s the matter?[33] — раздался за спиной голос Пэм.
Видишь, как напористо утверждает Марк свою личность? Он ничуть не изменился, такой же, как был!
Ох, Марк!
Пьем освежающие напитки, курим, беседуем. Вспоминаем о совместной поездке по далматинскому побережью.
Сколько лет прошло с тех пор? В пятьдесят седьмом, кажется, это было?
Тогда мальчики были совсем юными и напоминали двух петушков. И все время спорили между собой. По обыкновению первым начинал Марк.
Чего ты все задираешься? — сердился выведенный из терпения Адам, за что ты меня ударил?
I got to fight you[34], наскакивал Марк, чтобы добиться места под солнцем. Ты отбрасываешь на меня слишком длинную тень!
Ах, Марк!
Have another drink?[35] Показать вам диафильмы той поездки?
Я не возражаю — из вежливости. На самом деле мне этот просмотр совсем не по душе. Но Пэм уже все приготовила.
Вот мы, Адам, Марк и Борут в воде. Между ними огромные пенистые водовороты. Широко раскрытые, смеющиеся рты.
Да, припомнила я, мы тогда взяли с собой внука Борута. А где это было?
Где-то между Брелой и Макарской, ты забыла? Мы укрылись от жары в этом прохладном сосновом лесочке. Ребята еще никак не хотели из воды вылезать… Вот тогда я их и снимала.
На другой день Пэм первым делом повезла нас в институт Форланини.
Il professore c’è?[36]
Нет. Профессор Эльторе на лекции. Вас ожидает доктор Д’Агостино из статистического отдела. Прошу вас.
Нам демонстрируют массу интересных материалов. На стене отдела висит даже географическая карта, показывающая области распространения туберкулеза. На первый взгляд дело поставлено серьезно, но, как потом признался сам доктор, многие сведения случайны и вряд ли могут быть использованы без дополнительной проверки.
И когда мы уже прощались, в комнату вошла Мариан.
Скоро она опять будет здесь. Профессор Мариан из Парижа, кавалер ордена Почетного легиона и так далее и так далее. Моя верная сотрудница — так он обычно представлял ее другим.
Да, Мариан. Одна из тех редких женщин, которые с самого детства боролись за женское равноправие.
Она была младшей в семье. Ее брат, следуя заветам отца, служил в армии, вышел в отставку в чине полковника и теперь преподавал гимнастику в каком-то детском санатории; сестра Сесиль, став магистром, приняла на себя руководство аптекой, Мариан уже в юности отличалась пытливостью, свойственной настоящим ученым. Рене приходилось прятать от нее свои механические игрушки, так как она часто пускала в ход отвертку, чтобы посмотреть, что там внутри. Маленькая и хрупкая, она предпочитала гонять по окрестностям вместе с мальчишками, чем играть в куклы или помогать матери.
Почему ты все время с мальчишками? — упрекала ее мать, посмотри, как помогает мне Сесиль!
В конце концов все смирились. Ни куклы, ни плита, ни наряды не привлекали Мариан. Больше всего ей нравилось ломать новые игрушки. Или гоняться за бабочками и искать птичьи гнезда. А потом она сверх меры увлеклась книгами. Она отдавала предпочтение путешествиям и биографиям великих людей. Ее жизненным идеалом стала мадам Кюри.
Мариан. Трудолюбивая, как муравей, настойчивая, аккуратная и при всей своей врожденной вежливости резкая и неуступчивая. Руководитель исследовательского института при министерстве здравоохранения, секретарь Союза по борьбе с туберкулезом, почетный член… хватит, хватит! Поезд вот-вот подойдет!
Я стою на перроне и упрекаю себя за то, что все время с тех пор, как она уехала… а прошло уже девять, нет, десять месяцев… Так вот, с тех пор как она уехала, я скрывала от нее истинное положение вещей. Она не знала правды. И вот она приезжает!
Подошел поезд!
Толпа бросается к выходу, который поглощает людей, словно адское жерло.
Как бы не пропустить Мариан.
Вот она! В своей серой пелерине похожа на летучую мышь. Маленькая, изящная, настоящая парижанка!
Град вопросов обрушивается на меня. Я пытаюсь уклониться от ответов. Скоро сама увидишь. Сама оценишь, потерпи! Ну, а как в Риме? Эльторе там по-прежнему? Д’Агостино?
Конечно. Но ты не можешь себе представить, как нам его не хватает! Мы по-иному подходили к работе, когда ею руководил он. Всюду сказывается его отсутствие. И в Союзе по борьбе с туберкулезом, и в Париже, везде. Но коллега Кэррол из Копенгагена вообще не знал, что он болен. А как он? Плохо? Почему ты мне не писала? Плохо?
Pas bien du tout — хорошего мало.
Вот так, без обиняков.
Ты удивлена? Но ведь ты никогда не верила, что ему удастся выкарабкаться. Ведь если судить по твоим предсказаниям, отпущенный ему срок давно истек.
Пожалуйста, прошу тебя!
Прости!
Мариан сжимает мою руку. Молча. Тепло и дружески.
Мы не домой?
Нет. Тебя я отвезу в больницу, а мне нужно еще на работу. Я потом за тобой заеду. Хорошо? Чемодан можно оставить в машине!
А ты со мной не пойдешь?
Я попозже, до свидания!
Но мысленно я все время там, в больнице. Я стою рядом с Мариан и всем сердцем чувствую ее печаль и тревогу. Она пока не поняла, что означают мои слова «pas bien du tout — хорошего мало»!
Но очень скоро она увидит. Если б к нему вернулось сознание, если он смог бы ее узнать!
Надежды, надежды.
Я сижу за своим рабочим столом и думаю о вещах, не имеющих никакого отношения к юриспруденции. Я должна взять себя в руки, или мне придется бросить работу. Иначе нельзя.
Всю дорогу к больнице пытаюсь угадать, каким она его увидела. Будет ли она стоять у его изголовья, подавленная его видом? Или станет расспрашивать дежурного врача? А может быть, просто сядет в соседней комнате и уставится в пустоту? Кто знает!
Мне представляются возможными все эти варианты. Тем сильнее мое изумление, когда я застаю их за беседой. Правда, сам он не говорит, но с интересом слушает, как Мариан рассказывает о римской конференции.
Наклонившись к нему, она говорит медленно, отчетливо произнося каждое слово, следя за тем, чтобы не слишком его утомлять.
Заметив меня, он радостно улыбнулся. Слушай, mais c’est excellent, excellent![37] Теперь мы опять примемся за дело. Скажи ей, переведи, что сегодня у меня французский не очень идет. Да и страшновато перед лекцией, придется стиснуть зубы, да? Он смотрит на меня со странной улыбкой.
Придется, соглашаюсь я и перевожу Мариан его слова.. Mais, non, возражает она, pourquoi?[38] Тебе кажется! Riunione, произносит он и снова пытается восстановить оборванную нить. Eltore, n’est-ce pas? Sans moi cette fois![39]
И мгновенно покидает нас. Даже не закончив фразы, точно провалился в пустоту. Только постанывает, и я понимаю, что ему неудобно лежать.
Спустя полчаса мы с Мариан сидим в ресторане. Я не спрашиваю ее, каким она нашла его. Я читаю ответ в ее взгляде. C’est étrange, как странно — повторяет она то и дело, но ведь он так ловко держал тарелку, словно…
…воскрес из мертвых? Чтобы поздороваться с тобой? Это ты имеешь в виду? Он не спал, когда ты вошла?
Не сказала бы. Дремал…