Доннер оскалила зубы и продолжала ждать.
Ангус не мог работать челюстями; тем не менее, ждал и он.
– Не тяни, Хаши, – сказал Годзен. – Кто он?
Хаши Лебволь подмигнул.
– Не кто иной, как наш ценный союзник и коллега Милош Тавернье.
Где-то внутри Ангуса вспыхнул слабый огонек надежды.
– Тавернье? – Фрик выругался. – Вы сошли с ума? Вы собираетесь доверить всю операцию человеку вроде «Тавернье»? У него щепетильности не больше, чем у поломойной машины. Он уже продал службу безопасности Станции. Все, что нужно, это достаточно заплатить ему. Он, вероятно, продаст и нас. Если это не произошло сейчас, то лишь потому, что ему не предложили достаточно кредиток.
– Я так не думаю. – Хаши был невозмутим. – У нас достаточное количество охраны.
– Первое, прежде всего то, что информационное ядро неизменно. Наш Милош не сможет эффективно пользоваться инструкциями которые идут прямо вразрез с программами Джошуа. А любое распоряжение, которое он отдаст – точнее каждое слово, которое он произнесет в присутствии Джошуа – будет навсегда зафиксировано. Наш Милош не сможет скрыть того, что сделал. Вдобавок, его предательство известно. У нас есть все доказательства. Если наш Милош попытается предать нас, он будет уничтожен. Мы не оставили ему в этом сомнений.
Хаши снисходительно улыбнулся и продолжал:
– В любом случае, каковы бы ни были ваши возражения, вы должны рассмотреть вопрос правдоподобия. Партнер Джошуа должен выглядеть подчиненным Ангуса Фермопила. Капитан Фермопил известен на Малом Танатосе, и известно, что он никогда никому не подчинялся – и никогда не примет к себе подчиненного, который не докажет, что он нелегал. Его программирование позволит ему рассказать о его предательстве, объяснить и таким образом защитить его. Это сделает Милоша беспомощным и заставит вернее служить нам.
Фрик был не удовлетворен, но Мин не дала ему новой возможности протестовать.
– Нет, Хаши. – Она говорила почти спокойно. – Это не подходит. Ты не сможешь сделать этого. Я удивлялась, для чего мы забрали Тавернье со Станции Ком-Майн, но я предполагала, что это будет для нас прикрытие на случай, если нас вдруг возьмут за шкирку. Я никогда не думала, что ты собираешься использовать его таким образом Он неудачный выбор. Ты не можешь позволить известному предателю контролировать оружие вроде Фермопила. Ведь ставка – один из моих людей. Я собираюсь бороться с этим.
И отложить операцию? спросил Ангус, погруженный в свою тишину паралича. Нет, ты этого не сделаешь, ты этого не хочешь.
Хаши твердо смотрел в лицо Доннер.
– Это решено, – заявил он. – Директор отдал приказ много недель назад. – Он сделал паузу и довольно добавил: – С гордостью заявляю, что предложение исходило от меня. Я считаю, что наш Милош – отличный выбор.
Мин сжала кулаки и потрясла ими перед собой. Но она не собиралась драться. Сквозь зубы она проскрипела:
– Лебволь – ты дерьмо.
Глаза Хаши помрачнели. Хрипя, он ответил:
– Наверное, тебя не удивит, что я думаю о тебе точно так же.
– Пойдем, Мин, – апоплексический румянец горел на лице Годзена. – Я собираюсь поговорить с директором. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Мин оскалилась ему в ответ, резко повернулась и торопливо вышла из комнаты.
– А когда директор откажется изменить свое решение, – сказал Лебволь Годзену, – ты снова попытаешься «действовать через его голову». Но на этот раз не преуспеешь. Игра идет глубже, чем ты себе представляешь, и ты потонешь в ней.
Разъяренный директор ПР поспешил за Мин.
Когда Доннер и Фрик ушли, Хаши провел еще какое-то время, играя с Ангусом, прежде чем снова уложил его в постель. Но Ангус старался всеми силами не обращать внимания на издевательства. У него не было выбора, естественно – но сейчас он страдал так, что его руки и половые органы жгло скорее не яростью, а старым страхом. Ему дали лучик надежды, нечто, что помогало ему отстраниться от кошмаров.
И он сосредоточился на этом, потому что физически был бессилен кастрировать директора СИ.
Глава 16
Когда «Каприз капитана» достиг подпространства, она начала приходить в себя.
Согласно ее хронометрам, она провела очень мало времени без сознания; настолько мало, что ей это показалось странным. Как только корабль достиг нужной скорости, Ник приказал включить прыжковый двигатель, и судно вошло в тах. И как только оно начало входить в тах, пространственная физика принялась переделывать ее атом за атомом, превращая в ничто, словно дым на слабом ветру.
В течение нескольких секунд судно дрейфовало словно не существуя.
Полевой генератор подпространства сломался как раз в этот момент.
Кризис был слишком внезапным для разума. Только воображение и интуиция могли спасти людей Ника.
Честно говоря, их спас Вектор Шахид; не потому, что он был настоящим чародеем в своей профессии, а потому, что он жутко боялся. И вдохновленный воображением и интуицией, он правильно боялся.
Он был напуган. Новое оборудование, доставленное Амнионом, прекрасно вело себя во время большинства тестов – и совершенно не реагировало на другие. Эти несколько тестов просто не срабатывали. И это напугало его.
Один, в ходовом пространстве, когда выживание «Каприза капитана» зависело лишь от него – с Морн Хайланд, которая держала палец на кнопке самоуничтожения корабля, и оборудованием, которому он не верил, в полевом генераторе подпространства – спокойный, флегматичный Вектор растерял всю свою храбрость.
Когда Ник приказал войти в тах, руки Вектора интуитивно зависли над контрольной панелью управления. Через миллисекунды после того, как было создано поле подпространства, он перехватил управление, пытаясь отменить переход корабля из космоса Амниона в космос человечества.
Теоретически это был неправильный поступок. Он раньше никогда не делался; никто, проходивший сквозь подпространство, никогда не пытался проделать подобные штуки. «Каприз капитана» должен был быть отброшен назад; должен был превратиться в фантом, корабль – призрак, бороздивший межпространственные моря, не нанесенные на карты.
Но в данном случае теория ошибалась. Поле, созданное генератором Амниона, было аномальным; открытым, каким никогда не может быть открытое межпространственное поле. И вместо того, чтобы ускорить уничтожение «Каприза капитана», перехват Вектора вернул его в нормальный космос.
Они пережгли все контрольные схемы и множество компонентов самого двигателя. «Каприз капитана» оставался тардовым кораблем со сгоревшим прыжковым двигателем.
Корабль вошел в подпространство, словно снаряд плазменной пушки; достиг нормального космоса с допплеровским воем, словно звезды вокруг взвыли от ужаса. Мгновенно скан и навигация будто сошли с ума. Скорость корабля была настолько велика – намного больше, чем можно было добиться с помощью ускорителей – что компьютеры были просто не запрограммированы на такую возможность. Действие эффекта пространство/время нарушило работу оборудования; сенсоры точно сошли с ума. Компьютерам понадобилось долгое время чтобы произвести калибровку самих себя – чтобы рассчитать состояние корабля и приспособиться к нему.
И когда наконец они смогли приспособиться к новой информации, они сообщили, что «Каприз капитана» движется на скорости 0.9 c; грубо говоря, 270 000 километров в секунду.
Это тоже само по себе было невероятно. Ни один построенный руками человека корабль не был рассчитан на такую скорость. С другой стороны, m не было повышено, не было никаких побочных эффектов. Внутренне корабль все равно что дрейфовал. Дилемма была снаружи; но в настоящий момент она не представляла никакого риска. Компьютеры были просто подготовлены, чтобы интерпретировать информацию, снимаемую сенсорами со звездных полей и темной пустоты.
Прошел почти час, прежде чем астрогация смогла сообщить Нику, где он находится в настоящий момент.
У Морн Хайланд была похожая проблема. Задолго до того, как она действительно пришла в себя, она внезапно почувствовала, что упустила нечто очень важное. Что-то физическое; ее тело было в неправильном месте, в неправильной позе. Обеспокоенная, словно снедаемая лихорадкой; ее сны заставили ее метаться из стороны в сторону, стонать во сне, пытаться дотянуться до клавиатуры, которой здесь не было.
Самоуничтожение. Если что-то пойдет не так, ей нужно нажать на кнопку. Ее угрозы окажутся пустыми словами, если она не будет готова выполнить их, никто никогда снова не поверит ей, и та малая власть, которой она добилась, ускользнет у нее между пальцев, словно дым.
Если она нажмет кнопку, Дэвис погибнет. Ее сын погибнет. Пока что он был полубезумен, с неидентифицированной личностью и странными воспоминаниями. У него никогда не будет возможности стать самим собой; той частью, которую она считала достойной сохранения.
Это было лучше, чем позволить Нику отдать его Амниону.
Она давила на кнопку самоуничтожения, пока не заболела рука, и от усилия ее рука начала дрожать; но ничего не произошло.
Кнопка исчезла.
Командная консоль запасного мостика исчезла.
Ее руки были пусты. Бессильны и обречены.
О, Боже.
Она с трудом попыталась открыть глаза и увидела знакомые стены своей каюты.
Она лежала на койке с руками прижатыми к грудной клетке. Они сцепились друг с другом словно сражаясь чтобы предотвратить ее от краха.
Ник знал о ее шизо-имплантате.
Он обещал отдать Дэвиса Амниону.
Вся ее сила исчезла.
– Вы очнулись? – спросил голос. Она должна была узнать его. – Я беспокоился о вас. Микка, должно быть, здорово ударила вас. Я хотел отнести вас в лазарет, на тот случай, если у вас сотрясение, но Ник запретил мне. Вы слышите меня? Если да, то попытайтесь что-нибудь сказать.
Если она и не могла распознать голос, она должна была по меньшей мере взглянуть, кто это говорил. Но когда она попыталась это сделать боль, словно выстрел из ружья, прошила ее затылок, и кабина расплылась из-за навернувшихся на глаза слез.