Ник вернулся. Он отключил ее управление шизо-имплантатом, думая, что вывел ее из состояния кататонии.
«Каприз капитана», должно быть, закончил торможение. Она не смогла бы так долго спать, чтобы измучиться от жажды и проголодаться, и отблеваться так, если бы корабль не закончил торможения.
Или случилось нечто еще.
Она должна была прийти в себя. Она нуждалась в пище и силе.
Сквозь шум воды в душе до нее донесся голос Ника.
– Не засыпай здесь. Я не в том состоянии, чтобы ждать.
Но он говорил не так, как если бы кипел от нетерпения.
Прислонившись к стене, она нагнулась и стянула ботинки и скафандр с лодыжек. Дрожь прошивала ее, словно бичи холода; она подняла температуру воды, чтобы согреться.
Автоматический звонок предупредил ее, что система поглощения воды блокирована. Чтобы очистить ее, она отбросила намокший скафандр в сторону. Она хотела бы вымыть голову, тщательно вымыться сама; но Ник ожидал ее, и она не имела ни малейшего понятия зачем. Хотя она едва могла стоять, она закрыла воду и вышла из-под душа.
Рядом лежал чистый скафандр. Ник, должно быть, достал его из шкафчика.
Почему он все это делает?
Она по-быстрому вытерлась, надела скафандр и вышла в главную комнату каюты, чтобы выяснить, чего он хочет.
Она нашла его в состоянии безумного спокойствия.
Его глаза метались на нее и ускользали; обегали взглядом каюту; возвращались к ее телу и чертам ее лица. Следы страсти вспыхивали и исчезали в его шрамах. На его челюстях вздувались мускулы отодвигая щеки от зубов. И его поза, то как он держал руки даже угол наклона его шеи выражал глубокий покой, словно он находился в мире с самим собой и обращался с ней словно никогда не видел ее раньше.
Словно он одержал колоссальную победу – или потерпел сокрушительное поражение.
– Так-то лучше, – сказал он, когда Морн уставилась на него, пытаясь выяснить, что происходит. – А сейчас немного еды.
Решительный спокойный кивок на поднос, стоящий рядом на столе.
– Садись, – продолжал он. – Ешь. Я скажу тебе, что произошло.
Почему ты делаешь все это?
Она не могла представить, каковы его намерения. Тем не менее, Ник был прав; она нуждалась в еде. Запах кофе и того, что, по версии «Каприза капитана», было овсяной кашей, неотвратимо притягивал ее. Хотя бы на какое-то время, она избавлена от мучений похмелья; но ее облегчение лишь еще сильнее разбудило чувство голода. Словно приговоренный, вкушающий свою последнюю трапезу в присутствии палача, она села за еду.
Ник стоял над ней, пока она пробовала кашу, глотала кофе.
Внезапно он сказал:
– Ты, вероятно, догадалась, что мы закончили торможение. Если ты женщина такого рода, которая срет в скафандр, ты бы проделала это давным-давно. – Его голос был под стать его поведению; спокойный, мирный, но нотки страсти проскальзывали в нем, словно отдаленный гром. – Билль любит, когда корабль подходит к Малому Танатосу медленно, и потому мы так и поступаем. На этой скорости мы всего в двадцати четырех часах от дока.
Такое торможение было тяжелым испытанием для всех нас. В то время, как мы проскочили мимо «Тихих горизонтов», мы упустили свой шанс, для спокойного торможения. Я не мог найти время, чтобы позаботиться о тебе, до тех пор пока мы не достигли нынешней скорости – и обменялись «визитными карточками» с Биллем. Это означает идентификацию, намерения и количество кредиток. Он вполне способен вызвать Амнион, когда чувствует достаточную угрозу, но у него есть довольно своих средств, чтобы защитить себя, если понадобится.
Морн не могла понять странной нестабильности его взгляда. И, пока Ник говорил, сосредоточилась на пище. Каша оказалась достаточно сладкой. Несмотря на нужду в калориях, Морн ела медленно, чтобы избежать несварения.
– Кстати говоря, на этом чертовом камне у него целый арсенал. И здесь есть другие корабли. Я имею в виду, кроме корабля Билля. Всякий, кто хочет вести с ним дела, будет сражаться за него. Он настаивает на этом – но и так корабли выйдут за него. Нелегалы слишком нуждаются в нем.
Ты никогда не была на Малом Танатосе. Ты будешь удивлена. Это почти цивилизация. Билль содержит здесь не меньше пяти тысяч людей, которые работают на него.
И Морн пробормотала в чашку кофе:
– И все они работают на Амнион.
– Нет, – голос Ника звучал скорее весело, нежели оскорбленно. – Они просто пользуются тем, что готов заплатить Амнион. «Выгоды от войны» – старая и почетная профессия. Не их вина, что система работает в одну сторону. Не их вина, что у Амниона нет нелегалов, которые хотят вести такие же дела с космосом, принадлежащим человечеству.
Без перехода он сказал:
– Морн, я хочу, чтобы мы занялись любовью. Никаких шизо-имплантатов, никакой лжи. Я хочу увидеть, что ты можешь делать, когда не обманываешь.
Тревога зазвучала в ней так сильно, что она уронила вилку. Она зазвенела по полу, так громко словно сломалась.
– Если ты заставишь меня достаточно поверить в твою честность, – закончил он. – Я отпущу тебя.
О, дерьмо. Так вот в чем дело. На мгновение она содрогнулась, словно готова была разрыдаться.
Затем ее отчаяние сменилось яростью.
Подняв голову, так чтобы он мог видеть тьму в ее глазах, Морн сказала:
– В таком случае лучше отключи меня прямо сейчас. Или убей. При мысли о том, что ты прикоснешься ко мне меня тошнит.
По какой-то причине эта вспышка не потревожила его спокойствия. Его взгляд столкнулся с ее взглядом и ушел в сторону; вернулся, снова отскочил. Его щека дрожала, слабый прилив крови оттенил бледные шрамы. Но его физическая расслабленность осталась. Его улыбка была мягкой, почти прощающей. Триумф или поражение не оставили ему места для сомнений.
– Тогда я предложу тебе кое-что еще, – сказал он мирно. – Если ты займешься со мной любовью от всего сердца – всего лишь раз – и я узнаю, что это такое – я позволю тебе поговорить с твоим отродьем. Дьявол, я позволю вам повидаться. Ты сможешь провести остаток дня держа его за руку.
Дэвис! – подумала она в шторме приглушенной растерянности и печали. Шанс поговорить с ним, увидеть его – шанс что-нибудь сделать, чтобы он не сошел с ума – шанс защитить идеалы ее отца.
Так же прямо как Ник, она ответила:
– Мне кажется, я переоценила тебя. Ты становишься таким, что Ангус Фермопил, – внезапно стало легко произносить это имя, – становится в сравнении с тобой милым.
На мгновение спазм на щеке превратил его улыбку в оскал. Но его поза ничуть не изменилась.
– Я так и думал, – ответил он, словно это было самое ласковое, что он когда-нибудь говорил ей. Спокойным, расслабленным движением он достал из кармана черную коробочку. – О, не волнуйся, – успокоил он ее, видя, как она подсознательно вздрагивает. – Я не собираюсь использовать это. Я не хочу рисковать и превращать тебя в нулевой передатчик. И не собираюсь заставлять тебя заниматься со мной сексом. Я никогда настолько не нуждался в женщине. Это… – он показал на коробочку, – всего лишь предосторожность. Сейчас я знаю, как ты относишься ко мне – как сильно ты ненавидишь меня… – его улыбка была мягкой, не угрожающей, – и хочу быть уверен, что смогу защититься.
Не меняя позы, он потянулся и включил интерком.
– Микка?
В динамике раздался голос Микки.
– Слушаю.
В голосе Ника не было никакой угрозы или злобы, когда он сказал:
– Дай закрытый канал связи с другим нашим гостем. Они нуждаются в том, чтобы поговорить без помех. Она беспокоится о нем. И этот бедный сукин сын, скорее всего, беспокоится о самом себе.
– Правильно, – ответила Микка.
Когда он отошел от интеркома, лампочка индикатора сигнализировала, что он включен.
Ник спокойно подошел к койке. Подложив подушку под спину, он устроился на ней и вытянул перед собой ноги. Он выглядел достаточно расслабленным, словно собирался вздремнуть. Улыбнувшись при виде изумления Морн, он показал рукой на интерком.
Морн с трудом прокашлялась. Кофе, пища и вода – всего этого было недостаточно; она не была к этому готова. Судорожно сглотнув, она спросила:
– А в чем ловушка?
– Если бы ты не была так занята тем, что переоценивала меня, ответил он, словно был непоколебимо спокоен, – я бы сказал, что в тебе. Но в данных обстоятельствах ты не можешь позволить себе беспокоиться о подобных вещах.
И он снова показал на интерком.
– Морн? – встревоженно сказал Дэвис. – Ты здесь? Что происходит? Он позволил тебе поговорить со мной?
Парализованная страхом Морн села и в ужасе посмотрела на Ника. Она не могла говорить – не могла думать. Она хотела прыгнуть на него, попытаться убить его; не потому, что верила, что ей это удастся, а потому что, когда он начнет защищаться ее отчаяние и страх закончатся.
Ник повысил голос.
– Дэвис, это – Ник. Морн со мной – мы в ее каюте. Я дал ей разрешение поговорить с тобой. Это закрытый канал. Никто не может слышать вас, кроме меня. Но мне кажется, она не верит мне.
– Может быть, ты переубедишь ее.
Дэвис…
– Морн, – мгновенно сказал Дэвис, – не доверяй ему. Он что-то готовит. – Это говорил ее отец. – Может быть, есть что-то, что он хочет разузнать, что-то, что, надеется, ты скажешь мне. Не говори ничего, пока не решишь, что это будет безопасно.
Голос Дэвиса звучал уверенно, он был по-детски убежден в своих суждениях. Но он тоже был одиноким и потерянным, как может быть лишь ребенок. Словно не в силах сдержаться, он спросил:
– Морн, с тобой все в порядке? Ты все, что у меня есть. Пусть с тобой ничего не случится.
О, мой сын. Это уже случилось. Ты не можешь этого сказать? Я не знаю, что это.
Ник вмешался, улыбаясь.
– У тебя были какие-то проблемы во время торможения? Я не знаю, успела ли Лиете предупредить тебя. Ты мог бы серьезно разбиться.
– Никто не предупредил меня, – буркнул в ответ Дэвис. – Ты, небось, и приказал ей не предупреждать. Если бы я ударился о переборку и разбил себе башку, это, вероятно, решило бы для тебя множество проблем. Но я знал, что что-то должно было произойти, когда ты отключил внутреннее